542 
1904
III.
НИВА
Въ незримой кузницѣ.
Романъ въ 2-хъ частяхъ.
И. Н. Потапенко.
(Продолженіе).
Послѣ обѣда долго оставались за столомъ и болтали, но Валентины тутъ не было. Она едва успѣла окончить обѣдъ, быстро поднялась, зашла въ домъ, а оттуда вышла въ шляпкѣ, въ своемъ черномъ платьѣ, совершенно такъ, какъ встрѣтилъ ее Родичевъ утромъ. Въ рукѣ у нея была небольшая сумка, должно-быть, съ лѣкарствами и инструментами.
- Валентина Николаевна всегда такъ?- спросилъ Родичевъ, когда она ушла.
Вѣчно,-отвѣтилъ Корниловъ.-Мнѣ совѣстно смотрѣть на нее! Мы вотъ всѣ пользуемся продолжительнымъ отдыхомъ лѣтомъ, а она и лѣтомъ, и зимой съ утра до вечера работаетъ. Лѣтомъ, пожалуй, еще больше, чѣмъ зимой. Въ рабочую пору появляются какія-то особенныя болѣзни...
Родичевъ разспрашивалъ о многомъ, почти обо всемъ. Многое ему разсказали сами. Но ни разу разговоръ не коснулся того, что его больше всего интересовало.
Тысячу разъ подходили къ предмету, и можно было затронуть его, но у него не хватало духу.
Даша сидѣла съ блѣднымъ лицомъ, съ крайне утомленными глазами. Родичеву казалось просто ужаснымъ видѣть ее рядомъ съ Вѣрой Михайловной, которая своимъ здоровымъ цвѣтущимъ видомъ уничтожала ее.
Ты устала, Даша... Ты отдохнула бы! сказалъ ей участливо Александръ Васильевичъ, и въ голосѣ его не сквозило ни тѣни какой-нибудь задней мысли.
Но Дашу почему-то отъ этихъ словъ всю какъ-то первно передернуло. Она вспыхнула.
- Если ты хочешь, я могу уйти,-сказала она.
- О, Даша, зачѣмъ я буду хотѣть, чтобъ ты ушла? Вѣдь ты же каждый день послѣ обѣда отдыхаешь.
Даша не сказала больше ни слова, круто повернулась и, какая-то вся развинченная, медленно пошла въ домъ. Всѣ оставшіеся сидѣли молча, пока она уходила.
Отчего Дарья Николаевна такая нервная и слабая?-спросилъ Родичевъ, когда она скрылась въ домѣ. - Я не знаю,- задумчиво, съ какой-то глубокой мрачностью отвѣтилъ Корниловъ.
Она слишкомъ много чувствуетъ, промолвила Вѣра Михайловна.- Бываетъ, что человѣкъ слишкомъ много работаетъ, поднимаетъ непосильныя тяжести. Дарья Николаевна непосильно чувствуетъ, она надорвалась чувствомъ...
Корниловъ сидѣлъ молча, глубоко удрученный, и все тревожно поднималъ голову и посматривалъ на домъ. Потомъ вдругъ поднялся и сказалъ:
Я навѣдаюсь къ ней... очень ужъ она разстроилась. И ушелъ. Родичевъ взглянулъ на Вѣру Михайловну и почувствовалъ, что, оставшись съ нею, онъ какъ бы на время вынырнулъ изъ глубины, гдѣ не хватало воздуха, и вздохнулъ свободно. Вся ея внѣшность, голосъ, рѣчь, взглядъ,-все говорило, что она принадлежитъ къ другому поколѣнію, къ другой формаціи людей.
Она живетъ съ ними случайно и смотритъ на нихъ со стороны, критически. Сѣти, которыми они окутали себя, ея не коснулись. Съ нею можно говорить обо всемъ, не боясь затронуть больное мѣсто. И онъ поспѣшилъ воспользоваться этимъ случаемъ.
Скажите, Вѣра Михайловна, вы, вѣроятно, можете объяснить мнѣ кой-что для меня загадочное, промолвилъ Родичевъ.-Какую роль играетъ здѣсь Петръ Матюшинъ?
- Петръ Матюшинъ?- переспросила Вѣра Михайловна.-Роль умнаго и сильнаго человѣка.
1904
No 28.
- Я въ этомъ не сомнѣваюсь; онъ всегда былъ такимъ,- сказалъ Родичевъ, нѣсколько удивляясь такому рѣшительному опредѣленію: — но я хочу сказать, какія же установились отношенія между нимъ и этимъ домомъ? - Онъ здѣсь бываетъ каждый день... Его здѣсь уважаютъ.
- Да? И вы говорите это не шутя?
- Нисколько!..
Въ такомъ случаѣ я ничего не понимаю...
- А развѣ его уважать не слѣдуетъ?- съ любопытствомъ спросила Вѣра Михайловна.
- Достовѣрно ничего не могу сказать,- отвѣтилъ Родичевъ:—вѣдь я не былъ здѣсь уже девять лѣтъ...
-- А я здѣсь всего полтора года, я застала все такъ, какъ теперь...
- Значитъ, можно надѣяться, что онъ здѣсь будетъ? Да позвольте, не онъ ли это подъѣхалъ съ бубенцами? прибавилъ Родичевъ, прислушиваясь къ звенѣвшимъ въ это время за воротами бубенцамъ.
- Это навѣрно онъ: его издали узнаютъ по этимъ бубенцамъ.
- Это очень интересно! Очень интересно!
Родичевъ даже поднялся и съ волненіемъ ожиданія сталъ ходить по полянѣ, неподалеку отъ стола, все посматривая въ сторону двора.
Его нетерпѣніе подверглось испытанію: Петръ Матюшинъ долго не появлялся. А когда, наконецъ, онъ явился, то Родичевъ широко раскрылъ глаза отъ изумленія.
Точно онъ видѣлъ его только вчера. Та же внѣшность- высокіе сапоги, ситцевая рубаха съ косымъ воротомъ, сѣрый пиджакъ, и ни на іоту онъ не измѣнился. Казалось, время не имѣло на него никакого вліянія. Свѣжій, здоровый, крѣпкій, онъ весь дышалъ энертіей и молодостью. Въ его лицѣ была какая-то неувядаемость. Казалось, этотъ человѣкъ навсегда останется молодымь, вѣчно будетъ кипѣть въ немъ энергія, вѣчно будетъ онъ желать и творить.
Онъ свободной походкой приблизился къ столу и поздоровался съ Вѣрой Михайловной, а затѣмъ пристально взглянулъ на пріѣзжаго и сейчасъ же узналъ его.
- Что я вижу? Господинъ Родичевъ!- воскликнулъ онъ.-Вотъ удивительно! Значитъ, Европа еще не окончательно поглотила его.
Онъ точно нарочно сказалъ въ третьемъ лицѣ, какъ бы не зная еще, какой способъ обращенія установится между ними.
Родичевъ сдержанно поклонился и протянулъ ему руку. Ему предстояло рѣшить вопросъ: на «ты» или на «вы»? То предвзятое мнѣніе, съ которымъ онъ пріѣхалъ сюда, побуждало его установить между собой и Матюшинымъ разстояніе. По свѣдѣніямъ, полученнымъ въ городѣ и подкрѣпленнымъ въ Щегловитовкѣ, по такимъ очевиднымъ фактамъ, какъ фабрика, складъ, магазинъ— Матюшинъ представлялся ему человѣкомъ, не заслуживающимъ его, если не дружбы, которой между ними никогда не было, то интимнаго обращенія.
Здѣсь же онъ не услышалъ о немъ ни одного дурного отзыва, а, напротивъ, послѣ такой благопріятной рекомендаціи со стороны Вѣры Михайловны, онъ самъ явился сюда и съ такимъ видомъ, съ какимъ входятъ въ домъ только пріятели и хорошо принятые люди.
Родичевъ недоумѣвалъ, не понималъ, но не рѣшался сразу установить отношенія, которыя могли бы потомъ оказаться ошибочными. И, протягивая ему руку, онъ сказалъ довольно сухо и очень сдержанно.