No 28.
1904
НИВА
- Здравствуй, Петръ Егорычъ. Мнѣ очень хотѣлось видѣть тебя... Здѣсь произошли такія перемѣны, въ которыхъ ты игралъ, кажется, главную роль...
О, да...-отвѣтилъ Матюшинъ:-перемѣны къ лучшему вѣдь?.. Не правда ли?
Очень можетъ быть... я видѣлъ въ городѣ твоискладъ, магазинъ и также рыбный магазинъ твоего отца.
Ихъ мудрено не видѣть... Они вѣдь составляютъ украшеніе губернскаго города, шутя сказалъ Матюшинъ:-а гдѣ же прочіе?
Вѣра Михайловна отвѣтила:
- Дарья Николаевна что-то очень разстроилась, такъ Александръ Васильевичъ пошелъ успокоить ее.
- Ну, ему это рѣдко удается... Извини, Родичевъ, я сейчасъ.
Онъ быстрой, увѣренной походкой взошелъ на террасу и вошелъ въ домъ.
У васъ такое выраженіе лица, какъ будто вы чѣмъ-то поражены или ожидали совсѣмъ другого,-замѣтила Вѣра Михайловна, взглянувъ на Родичева.
Вы правы. Я пораженъ и дѣйствительно... дѣйствительно ожидалъ совсѣмъ другого; съ каждой минутой я все меньше и меньше понимаю... Какъ онъ здѣсь хорошо принятъ?
Кто? Петръ Егорычъ? Да онъ здѣсь больше хозяинъ, чѣмъ всѣ другіе. Не будь его, тутъ все давно расклеилось бы...
Родичевъ пожалъ плечами и сѣлъ. Онъ рѣшилъ, что отношенія эти ему не доступны и что онъ окончательно неспособенъ что-нибудь понять. А вскорѣ изъ дома послышался женскій смѣхъ-настоящій веселый смѣхъ, и для Алексѣя Сергѣевича было ясно, что это смѣялась Даша, а черезъ двѣ-три секунды всѣ трое вышли изъ дома.
Петръ Матюшинъ съ нѣсколько комически-торжественнымъ видомъ велъ подъ руку Дашу, у которой въ лицѣ не было и тѣни недавней тревоги и раздраженія. Корниловъ шелъ позади.
- Помилуйте, друзья мои,-шутливо говорилъ Матюшинъ:- вы такъ неосторожно опускаете знамя передъ представителемъ Европы...
- Ничего, ничего,- смѣясь, замѣтила Даша:- мы сейчасъ подымемъ наше знамя. Слушайте, Родичевъ, вотъ Петръ предлагаетъ всѣмъ вмѣстѣ идти смотрѣть фабрику. Это для васъ. Вы согласны?
- Разумѣется, согласенъ...-поспѣшно отвѣтилъ Родичевъ, тщательно старавшійся скрыть все больше и больше овладѣвавшее имъ недоумѣніе. Я на все согласенъ.
- Такъ пойдемте.
- Ты увидишь чудеса,-сказалъ Корниловъ.
Родичевъ всталъ.
- Я хочу видѣть чудеса,- промолвилъ онъ и подумалъ про себя: «но больше тѣхъ, которыя я вижу, мнѣ не видать».
Онъ наблюдалъ Дашу и поражался той перемѣной, какую произвелъ на нее Петръ Матюшинъ. Казалось, онъ пришелъ и ему одному извѣстными чарами влилъ въ ея организмъ новую кровь, вдохнулъ новую жизнь. Она вся просвѣтлѣла, и тѣ признаки преждевременнаго устарѣнія, отъ которыхъ такъ сжалось сердце у Родичева при первой встрѣчѣ съ нею, какъ бы стушевались.
Корниловъ же, наоборотъ, держался нѣсколько въ сторонѣ, былъ молчаливъ и какъ бы смущенъ тѣмъ обстоятельствомъ, что ему не удается то, что Матюшину ничего не стоитъ.
Что-жъ, пѣшкомъ пойдемъ? предложилъ Матюшинъ.
Всѣ согласились идти пѣшкомъ и двинулись по направленію къ саду. По дорогѣ Даша была оживлена и, благодаря этому, какъ-то вдругъ выступила на первый планъ. Она стала разговорчива, умна и интересна.
1904
543
Вѣра Михайловна, которая до того, какъ казалось, подавляла ее, теперь отошла на второй планъ и смотрѣла передъ нею такой простенькой, незначительной.
Дѣти были тутъ же. Вася шелъ самостоятельно, а маленькая Наташа дошла только до воротъ сада, а затѣмъ начала плакать и объявила, что у нея болятъ ноги. Тогда Матюшинъ взялъ ее на руки и понесъ, и было очевидно, что дѣвочкѣ это доставляетъ удовольствіе. Ей это нравилось, она, можетъ-быть, гордилась этимъ.
Родичевъ шелъ позади Матюшина и Даши, рядомъ съ Корниловымъ и Вѣрой Михайловной, и всѣ трое молчали. Говорила только передняя пара.
Даша любовалась начинавшими уже окрашиваться въ осенніе цвѣта деревьями и говорила о томъ, что въ сущности осень—самое красивое время для природы.
У нея являются богатыя краски, которыхъ она не знаетъ ни весной, ни лѣтомъ,—говорила Даша:—весенняя природа слащава. Все зелено, все сіяетъ, все однообразно-пестро... какъ на мѣщанской свадьбѣ, и все радуется, ликуетъ, а это вѣдь всегда немножко глупо... Въ осеннихъ цвѣтахъ есть какая-то грусть, а грусть всегда красива... Можетъ-быть, я говорю глупости?
- Очень можетъ быть, но, тѣмъ не менѣе, ты говоришь хорошо,-отвѣтилъ Матюшинъ.
- Ну, въ такомъ случаѣ, я еще прибавлю: я думаю, что и въ жизни женщины осень самая красивая и интересная пора... и я съ нетерпѣніемъ жду своей осени... я тогда расцвѣчусь... Ну, это, кажется, ужъ совсѣмъ глупо...
О, нѣтъ, далеко еще не совсѣмъ,-возразилъ Матюшинъ.
Матюшинъ, очевидно, говорилъ въ такомъ тонѣ для того, чтобы поддержать въ ней шутливое настроеніе. Это былъ не его тонъ, но онъ умѣлъ владѣть имъ, какъ своимъ.
Родичевъ заинтересовался всѣмъ этимъ и незамѣтно присоединился къ нимъ. Онъ шелъ рядомъ съ Дашей, а Корлиловъ и Вѣра Михайловна шли позади, на порядочнолъ разстояніи.
Когда Родичевъ оглянулся, то замѣтилъ, что они уже не молчатъ. Ему даже показалось, что у нихъ идетъ какой-то оживленный, горячій споръ. Но они вели его тихо, такъ что ни одно слово не долетало до шедшихъ впереди.
Когда уже былъ близокъ конецъ сада, Родичевъ замѣтиль, что и Даша оглянулась на нихъ, и по ея лицу проскользнула какая-то тревожная тѣнь. Но она, видимо, взяла себя въ руки, быстро овладѣла собой и опять что-то заговорила нарочито-веселымъ, преувеличенно громкимъ голосомъ.
А между тѣмъ задняя пара все больше и больше отставала. Разговоръ, который вели между собой Корниловъ и Вѣра Михайловна, былъ отрывистый и странный.
Ваша догадка ни на чемъ не основана,-отрывисто говорилъ Корниловъ:—ваша наблюдательность скользитъ по поверхности; я всегда говорю, что вы не хотите и не умѣете заглянуть глубже...
- Однако, васъ приводитъ въ уныніе то, что, помоему, должно бы поднимать...
Вы ошибаетесь, вы ошибаетесь, мой другъ... въ моемъ уныніи виноватъ только я самъ... Совершается то, на что я недавно еще не считалъ себя способнымъ... Совершается то, чего не должно быть, на что я не имѣю праза, и вы это очень хорошо знаете...
Человѣкъ имѣетъ право на все... вы имѣете право жить и дышать воздухомъ, и пользоваться своими душевными силами.
Да, при условіи, что не буду топтать ногами душевныя силы ближняго...
- Ближній долженъ самъ подумать о томъ, чтобы его душевное сокровище не валялось на дорогѣ...