626 
1904
НИВА
ближе, Родичевъ убѣдился въ этомъ. Въ нижнемъ этажѣ помѣщались амбаръ и кладовая.
Не особенно широкій дворъ былъ обнесенъ плетнемъ. Тутъ находились всякія хозяйственныя постройки, какія бываютъ у небѣдныхъ мужиковъ. По срединѣ двора стояла, какъ-то смѣшно разставивъ свои оглобли, телѣга, внутри испачканная желтой глиной. Очевидно, на ней Острогоновъ работалъ для матюшинской фабрики.
При домѣ былъ небольшой огородъ, въ которомъ и теперь еще росли лукъ, капуста и картофель. Маленькій палисадникъ, выходившій на улицу, уже изрядно разросся. По двору бѣгали и шумѣли куры, гуси и утки, и между ними огромная свинья съ поросятами.
Когда Родичевъ, пріотворивъ ворота, вошелъ во дворъ, около длиннаго корыта, наклонившись надъ нимъ, возилась съ ведромъ рослая, плотно сложенная баба. Откуда-то изъ-за угла выскочили двѣ косматыя, испачканныя въ грязи, собаки и подняли свирѣпый лай. Баба выпрямилась и прикрикнула на собакъ.
- Здравствуйте,- сказалъ Родичевъ и, поднявъ шляпу, пристально всматривался въ лицо бабы.
- Добраго здоровья,- отвѣтила баба довольно грубымъ голосомъ.-А вамъ кого надо?
- Да хотя бы и васъ,-промолвилъ Родичевъ, вдругъ съ полной несомнѣнностью признавъ въ бабѣ Малашу, ту самую Малашу, которая когда-то привлекала его своей миловидной наружностью и побуждала его на рискованныя предложенія.-Вѣдь вы,-прибавилъ онъ:Маланья, жена Матвѣя Осиповича?
- Ахъ, да, баринъ!... Господи ты Боже мой!... Даже и въ голову не пришло!- воскликнула Малаша и сейчасъ же поставила на землю ведро, которое держала въ рукахъ, и вытерла передникомъ руки.-Такъ это вы, баринъ... сколько лѣтъ не видѣла, а вотъ опять довелось!
Родичевъ смотрѣлъ на Малашу и думалъ о томъ, какая славная баба изъ нея вышла. Черты лица ея сдѣлались грубыми, мужественными, цвѣтъ кожи никоимъ образомъ не удовлетворилъ бы взыскательнаго цѣнителя женской красоты, но зато отъ нея вѣяло здоровьемъ и физической силой, и видно было, что въ работѣ она незамѣнима.
Такъ пожалуйте-жъ въ горницу,-привѣтливо говорила Маланья и сдѣлала движенье къ избѣ.
Но Родичевъ не послѣдовалъ этому движенью.
- А Матвѣй Осиповичъ дома?-спросилъ онъ.
Сейчасъ его нѣту. Онъ въ Высокомъ Островѣтутъ у насъ есть такое село,-тамъ церковь есть, такъ ко всенощной пошелъ. А скоро ужъ придетъ, надо полагать. Вонъ какъ уже солнце низко,- прибавила она, поднявъ голову и взглянувъ на западъ.
«Острогоновъ ко всенощной ходитъ, вотъ интересная подробность! Въ тѣ времена онъ былъ непоколебимымъ атеистомъ»,-подумалъ Родичевъ.
- Ну, какъ же вы поживаете, Маланья?-спросилъ онъ хозяйку.
Да такъ вотъ и живемъ... жаловаться нельзя... грѣхъ жаловаться... не хуже другихъ, а то, можетъ, и получше иныхъ... Слава Богу, Алексѣй Сергѣевичъ!- отвѣтила Маланья, очевидно, вдругъ вспомнивъ его имя и отчество.
- Значитъ, о томъ, что вышли за Матвѣя Осиповича, не жалѣете?
- Да чего же мнѣ жалѣть? Матвѣй у меня мужикъ хоть куда. Такихъ мужиковъ немного найдется. Мужикъобразцовый, непьющій, работящій... А дѣло у него, за которое онъ возьмется, всякое получше идетъ, чѣмъ у другихъ... Матвѣй мужикъ хорошій, съ него у насъ многіе примѣръ берутъ. Вотъ поглядите,-говорила Малаша, очевидно отъ природы словоохотливая и обрадовавшаяся, что можетъ поговорить о достоинствахъ Матвѣя съ человѣкомъ, который можетъ это оцѣнить:поглядите у насъ картошку... Всѣ мужики ее сѣютъ, да имъ она даетъ самъ-три, а ужъ ежели самъ-пятъ дастъ,
1904
No 32.
такъ за это они благодарственное молебствіе служатъ. А у насъ ежели самъ-десятъ дастъ, такъ мы, сталобыть, недовольны. Плохо уродила, говоримъ. Намъ подавай самъ-двадцать.
Говоря это, она вела его къ огороду, гдѣ росъ картофель. Потомъ отворила калитку и вошла въ самый огородъ и, при помощи валявшейся тутъ палки, выкопала изъ земли кустъ картофеля.
- Да поглядите, какой картофель-то! Прямо не картофель, а тыква!-прибавила она, тыча ему подъ носъ кустъ картофеля.
Родичевь осмотрѣлъ картофель и, припоминая сельскохозяйственныя познанія, которыя онъ когда-то получилъ въ школѣ, онъ нашелъ, что картофель дѣйствительно и обиленъ по количеству плодовъ, и крупенъ.
А Маланья, между тѣмъ, демонстрировала передъ нимъ и капусту, и лукъ, потомъ повела его въ птичию, въ телятникъ, въ свинятникъ. Всего было немного, но все содержалось въ чистотѣ и порядкѣ, и имѣло доброкачественный видъ.
А
дѣти у васъ есть?-спросилъ Родичевъ.
- А для чего же имъ не быть?- слегка даже обидѣвшись, отвѣтила Малаша.- Мы не хуже другихъ... Сынъ старшій укъ въ школу, которая на фабрикѣ, ходитъ. Только къ мастерству его еще не пущаютъ, грамотѣ учатъ. Да еще двѣ дѣвочки и одинъ мальчикъ, самый маленькій. Дѣти у насъ здоровыя, хорошія дѣти. Такъ пожалуйте въ горницу, Алексѣй Сергѣевичъ... Можетъ, чего выкушаете: квасу, либо чаю... у насъ самоваръ есть... можно развести...
Родичевъ и отъ квасу, и отъ чаю отказался, сѣлъ на завалинкѣ и, слушая разсказы Малаши о своемъ житьѣбытьѣ, рѣшилъ дождаться здѣсь Острогонова.
А Малаша все говорила, и все, что она говорила, клонилось къ похвалѣ Матвѣю и вообще всей ихъ жизни. Было ясно, что она чрезвычайно довольна своимъ мужемъ и своимъ житьемъ.
Солнце уже зашло, стало быстро темнѣть, начинался ранній осенній вечеръ. Съ улицы прибѣжали старшіе дѣти Матвѣя, дѣйствительно здоровыя, краснощекія дѣти, и стали просить у матери ѣсть. Маленькій проснулся и заплакалъ въ избѣ, и Маланья должна была прекратить свою болтовню.
Родичевъ поднялся.
- Ну, должно-быть, Матвѣй Осиповичъ гдѣ-нибудь задержался. На этотъ разъ я его не увижу.
- Не можетъ этого быть, чтобы онъ не пришелъ! Никогда онъ не засиживается долго,-сказала Маланья.
И какъ разъ въ это время во дворѣ появился Матвѣй Острогоновъ. Онъ былъ одѣтъ совсѣмъ такъ, какъ тогда, когда Родичевъ видѣлъ его на работѣ, только ноги у него были не босыя, а обутыя въ высокіе сапоги. Родичевъ поднялся съ завалинки.
- Вотъ, Матвѣй, узнай-ка, кто это у насъ?-промолвила Маланья, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ ему навстрѣчу.
Острогоновъ остановился и при сумеречномъ свѣтѣ присматривался къ гостю. Нѣсколько секундъ онъ смотрѣлъ такимь образомъ, а затѣмъ его суровое по складу лицо освѣтилось улыбкой, и онъ привѣтливо закачалъ головой.
- Это Родичевъ! Я узналъ,- сказалъ онъ.- Вотъ старина!
Неужели узналъ?-воскликнулъ Родичевъ.-Я очень радъ съ тобой повидаться, Матвѣй Осиповичъ.
И онъ протянулъ Острогонову руку. Тотъ захватилъ ее своей объемистой заскорузлой рукой и сильно сжалъ ее.
Что-жъ, спасибо! — сказалъ онъ своимъ глуховатымъ отрывистымъ голосомъ, который походилъ на ворчаніе.- Тутъ темно, пойдемъ въ избу, что ли... Самоваръ наставила бы, Малаша...
Но Маланьи ужъ здѣсь не было: она побѣжала въ избу къ своему младенцу.