No 33.
1904
НИВА
И вотъ наступилъ послѣдній вечеръ ихъ пребыванія въ корниловской усадьбѣ. Онъ наступилъ, этотъ вечеръ, и странно было видѣть эти узлы, эти ящики съ посудой, эти сундуки съ платьями и бѣльемъ. Изъ обстановки они ничего не брали съ собой. Корниловскій домъ они теперь разсматривали, какъ дачу, куда они будутъ пріѣзжать въ лѣтніе мѣсяцы.
Шелъ мелкій дождь и вѣяло холодомъ. Въ садикѣ нельзя было пить чай, и его приготовили на террасѣ подъ навѣсомъ. Дѣти легли спать. Нѣкоторое время съ ними сидѣлъ старикъ Чернецкій, но затѣмъ заснулъ, и его, боясь сырости, въ креслѣ перевезли въ большую комнату, гдѣ онъ и продолжалъ спать. Они сидѣли втроемъ.
- Намъ будетъ грустно безъ тебя, Валентина,-сказалъ Корниловъ.-Мы такъ привыкли жить всѣ вмѣстѣ...
- Валя скоро переѣдетъ къ намъ,- съ улыбкой произнесла Даша.
Валентина посмотрѣла на нее глазами, полными удивленія и даже какъ бы упрека.
- Зачѣмъ? Почему?-спросила она.
- Затѣмъ и потому, милая Валя, что ты насъ любишь,-отвѣтила Даша.
Валентина отрицательно покачала головой.
Это недостаточная причина, промолвила она.Я многое любила... когда я была за границей,-продолжала она, устремивъ взглядъ въ темное пространство:я любила жизнь шумную, безпокойную, волнующуюся, какъ океанъ... Я любила, чтобы этотъ океанъ заливалъ меня своими волнами, и чтобы я захлебывалась въ нихъ... Да, да... былъ такой періодъ въ моей жизни... Я любила общество- общество умныхъ, мыслящихъ людей, среди которыхъ и мнѣ было отведено мѣсто... Но я отказалась отъ всего этого ради одного, что считала самымъ высокимъ и самымъ важнымъ. Я люблю васъ, но даже и ради васъ, друзья мои, я не откажусь отъ этого высокаго, важнаго...
И ты будешь вѣчно одна, въ этомъ домѣ, среди этихъ воспоминаній?-вся вздрогнувъ, воскликнула Даша.
Я не боюсь одиночества, а мои воспоминанія свѣтлыя. Мнѣ будетъ хорошо здѣсь; а когда вы будете пріѣзжать сюда, я буду рада... У меня много дѣла, его хватитъ, чтобъ наполнить все мое время... Гдѣ тутъ еще отдаваться одиночеству.
- Да,-какимъ-то взволнованнымъ дрожащимъ голосомъ промолвилъ Александръ:-ты, Валентина, сумѣла выполнить свою задачу, тебѣ не въ чемъ упрекнуть себя, а насъ ты имѣешь право упрекнуть... мы не устояли...
- Нѣтъ,-сказала Валентина:-никого и ни за что упрекать не надо. Кому удалось, тотъ счастливъ, а кому не удалось, того пожалѣемъ. Не удалось, значитъ-было какое-то несоотвѣтствіе, какая-то ошибка... Не удалось одно, удастся другое. Только надо постоянно идти впередъ и не опускать рукъ... Я пойду, уложу старика спать,-прибавила она.
- Почему Петръ Егоровичъ въ этотъ послѣдній вечеръ не пришелъ къ намъ?-спросилъ Александръ.
У него много дѣла...-отвѣтила Валентина:-онъ приходилъ днемъ и сказалъ, что завтра придетъ проводить васъ.
Корниловъ поднялся и нѣсколько разъ прошелся взадъ и впередъ по террасѣ. Это былъ знакъ, что у него явилась мысль, которую онъ хотѣлъ высказать, но еще не рѣшался. Наконецъ, онъ остановился передъ Валентиной и какъ-то нерѣшительно промолвилъ:
Я думаю о томъ... Вотъ ты, Валентина, остаешься одна, и Петръ тоже живетъ одинъ... развѣ не лучше бы вамъ жить вмѣстѣ?
Валентина подняла голову и ноздри ея слегка раздулись, изъ чего уже Корниловъ могъ заключить, что его мысль ей не нравится.
1904
643
- Почему намъ слѣдуетъ жить вмѣстѣ?- спросила она и остановила на немъ строгій упорный взглядъ.
- Мнѣ такъ кажется,-нѣсколько смутившись, отвѣтилъ Александръ.- Мнѣ казалось, что это логически вытекаетъ изъ вашихъ отношеній.
Валентина вспыхнула, и въ глазахъ ея блеснула гнѣвная искра.
- Александръ, кто изслѣдовалъ наши отношенія? Развѣ я кому-нибудь заявляла о нихъ? Или развѣ Петръ говорилъ о нихъ съ кѣмъ-нибудь?—суровымъ, холоднымъ голосомъ спросила она.
- Нѣтъ, Валентина. Петръ никогда не говорилъ со мной объ этомъ,- отвѣтилъ сильно смущенный Корниловъ.
Значитъ, это праздный разговоръ,-замѣтила Валентина.
Произошло молчаніе. Всѣмъ было неловко, и эта неловкость особенно болѣзненно чувствовалась въ этотъ вечеръ, который былъ послѣднимъ вечеромъ ихъ совмѣстной жизни.
И это сейчасъ же почувствовала сама Валентина, у которой подъ маской суровости скрывалась чуткая душа. Она сочла своимъ долгомъ смягчить впечатлѣніе.
- Дѣло въ томъ, друзья мои,-заговорила она мягкимъ голосомъ:-дѣло въ томъ, что есть отношенія, которыя ни въ какомъ случаѣ, ни при какихъ обстоятельствахъ, не должны быть темой для разговора... У всякаго человѣка есть мысли, которыя никогда не высказываются. Это дикари, нелюдимы, которые живутъ въ отдаленныхъ глубокихъ пещерахъ нашей души... Такъ и это.
Больше объ этомъ не говорили. Александръ долженъ былъ уйти для какихъ-то распоряженій. Сестры остались вдвоемъ. Онѣ молчали. У нихъ было много; о чемъ говорить, но каждая чувствовала, что стоитъ только затронуть занимавшіе ихъ вопросы, и тогда нужно будетъ говорить слишкомъ долго, а можетъ-быть, будетъ и тяжело. И каждая думала, что этому теперь не время; когда-нибудь наступитъ другое, болѣе удобное время.
Валентина поднялась и сказала:
- Надо уложить въ постель отца. Онъ, какъ ребенокъ, заснулъ въ креслѣ. Да и мнѣ пора спать.
Она подошла къ Дашѣ.
Ты еще останешься?-спросила она.
- Я дождусь Александра,-отвѣтила Даша.
- Ну, поцѣлуй меня...-сказала Валентина и нѣжно обняла сестру.
Даша порывисто бросилась къ ней на грудь и прижалась къ ней.
- Ты счастливая, Валя... ты нашла свое призваніе... высокое, прекрасное... ты избранная...
И голосъ ея дрожалъ, а глаза были полны слезъ. - Полно, дѣтка...-мягко, нѣжно сказала Валентина, любовно гладя ея волосы.—У тебя есть призваніе: твои дѣти, настоящее призваніе женщины...
- Да,- задумчиво сказала Даша:- есть призваніе женщины, и есть призваніе человѣка... это выше...
- Этого никто не знаетъ, дорогая... Спокойной ночи!..
Валентина поцѣловала ее и ушла. Даша долго ходила по террасѣ, возбужденная, взволнованная. Только теперь, въ этотъ «послѣдній вечеръ», она глубоко почувствовала, что разстается не только съ корниловской усадьбой, но и съ золотыми мечтами лучшей своей поры. Ни мечты эти, ни та пора уже никогда не повторятся...
На слѣдующій день, раннимъ утромъ, въ городъ были отосланы двѣ телѣги съ поклажей, а около полудня Александръ Васильевичъ Корниловъ съ женой и дѣтьми выѣхалъ изъ корниловской усадьбы на житье въ городъ.
IX.
Прошло десять лѣтъ. На Базарной улицѣ все того же губернскаго города, рядомъ съ многоэтажной постройкой, въ которой помѣщались складъ и магазинъ посудной