686 
1904
НИВА
Противъ наукъ она ничего не имѣла. Раньше, когда она была въ младшихъ классахъ, она даже шла къ числѣ первыхъ.
Но у нея теперь явилось такое чувство, будто жизнь, которая такъ заманчиво уходитъ напрасно, будто искусство, о которомъ она только и думала, ждутъ ее съ нетерпѣніемъ. И она только мечтала о томъ днѣ, когда выдержитъ послѣдній экзаменъ и будетъ свободна.
Она и теперь много вечеровъ отдавала театру. Александръ Васильевичъ старался удовлетворить эту ея прихоть и по ея просьбѣ доставалъ ей билеты. Съ нею обыкновенно ходилъ то онъ самъ, то Дарья Николаевна, которая всячески покровительствовала ея стремленіямъ. Сама она не особенно любила театръ и, когда ходила съ Наташей, почти всегда скучала. У нея былъ слабо развитъ вкусъ къ театральнымъ зрѣлищамъ. Но она подозрѣвала въ Наташѣ сценическій талантъ, и этого было довольно, чтобы она бережно поддерживала его.
Наташа, сидя въ театрѣ, не могла быть простымъ зрителемъ. Она смотрѣла на сцену и представляла тамъ себя. Изъ театра она возвращалась взволнованная и потомъ, когда ложилась въ постель, долго не могла уснуть, долго грезились ей волшебныя картины, въ которыхъ она сама была дѣйствующимъ лицомъ, исполняла роли и пожинала лавры, непремѣнно лавры,-шумные, блестящіе-иначе она не представляла себѣ служеніе искусству.
Такъ проходила зима и вотъ уже прошла. Наступила весна.
Съ очень небольшимъ успѣхомъ Наташа держала свои выпускные экзамены. Гимназическія науки какъ-то путались въ ея головѣ: эта голова отказывалась воспринимать ихъ. Всегда въ прежніе годы способная, легко овладѣвавшая несложными учебными предметами, Наташа вдругъ сдѣлалась тупа къ нимъ.
И виной этому было все то же ея искусство, которое сдѣлалось ея болѣзнью. Кой-какъ сдавъ экзамены и получивъ дипломъ, она стала думать о практическомъ осуществленіи своей мечты.
Прошло и лѣто, которое они провели на дачѣ въ Царскомъ Селѣ. Тутъ составились новыя знакомства, ихъ обычный кругъ расширился. И за это лѣто у Наташи созрѣлъ планъ. Она рѣшила поступить на театральные курсы,-новое учрежденіе, которое только-что тогда открывалось на частныя средства. И вотъ съ начала новой зимы она была уже усердная слушательница новыхъ курсовъ.
Корниловъ и Дарья Николаевна слышали лестные отзывы о ней. О Наташѣ уже иначе не говорили, какъ о талантѣ, какъ о будущей звѣздѣ, и безумѣніе Наташи росло. Она была уже недовольна курсами, которые слишкомъ затягиваютъ срокъ ея славы.
Но въ сущности ея репутація, какъ таланта, до сихъ поръ ничѣмъ не была подтверждена. Она ни разу не выступала передъ публикой. На курсахъ были маленькіе подмостки, гдѣ слушатели разыгрывали небольшіе отрывки и коротенькія пьески. Настоящей сцены Наташа однако еще не вкусила.
Но вотъ пошли разговоры о пробномъ спектаклѣ. Это было въ февралѣ, къ концу зимы. Юные курсы готовились показать себя публикѣ. Состоялся выборъ пьесы.
Наташѣ везло: на курсахъ довѣряли ея таланту. Была выбрана «Безприданница» Островскаго, и Наташѣ поручили играть Ларису. Ей, конечно, досталось это не безъ борьбы. На курсахъ были другія претендентки, которыя тоже считали себя большими талантами. Но имъ не везло, и Наташа побѣдила.
Съ какимъ торжествомъ пришла она домой и съ какой дикой радостью сообщила о своей побѣдѣ!
Я играю Ларису, мама... О, если-бъ ты знала, какъ я счастлива,-восклицала она.
Дарья Николаевна лично не понимала этого ощущенія-быть счастливой отъ того, что играешь Ларису или
1904
No 35.
кого би то ни было. Но Наташа была счастлива. Это было видно по ея восторженному выраженію глазъ, по тому невыразимому волненію, которое она проявляла во всѣхъ своихъ движеніяхъ; и этого было достаточно, чтобы Дарья Николаевна сочувствовала ей.
«Пусть развиваетъ даръ, который далъ ей Богъ,-говорила она себѣ:-пусть этотъ потокъ течетъ по своему руслу, въ свое море... Никто не имѣетъ права сдерживать ето... Вѣдь это единственное, что есть прекраснаго въ кизни: найти свое русло и свое море... О, какъ немногимъ это удается»...
Въ школѣ готовились усердно. Наташа упорно работала. Профессоръ, извѣстный опытный актеръ, раздѣлявшій общее мнѣніе о ея талантѣ, занялся ею. Кромѣ обычныхъ репетицій, онъ каждый день проходилъ съ нею ролъ особо. Она проводила въ школѣ цѣлые дни и возвращалась домой усталая и разбитая, но съ оживленнымъ лицомъ, съ горящими глазами. Эта усталость была для нея влсокимъ наслажденіемъ.
Только Василій оставался равнодушенъ къ ея мечтамъ, и, когда она разсказывала о своихъ занятіяхъ и успѣхахъ, онъ обыкновенно молчалъ и имѣлъ видъ человѣка, который ничего не слышитъ и занятъ совсѣмъ другими мыслями. Александръ Васильевичъ находилъ это даже нелюбезнымъ.
- Ты совсѣмъ деревяшка какая-то, Василій; тебя совсѣмъ ничто не волнуетъ,-упрекнулъ онъ сына однажды.
- Почему ты думаешь, что ничто?-возразилъ Василій:-есть многія вещи, которыя меня волнуютъ.
- Да, но это... Твоя сестра переживаетъ такой важный моментъ въ своей жизни, и ты остаешься совершенно равнодушенъ.
- Но я не переживаю этого момента... Вотъ я увлекаюсь гражданскими законами и, можетъ-быть, тоже переживаю важные моменты. Но вѣдь она, Наташа, къ этому равнодушна...
- Ну, да, ты совсѣмъ не признаешь театра! Это черствость...
- Кто сказалъ тебѣ,-спокойно говорилъ Василій:что я чего-нибудь не признаю? Я признаю все. Каждый въ правѣ имѣть свои вкусы и свои убѣжденія. Но увлекаться ва другихъ я не могу... Я, напримѣръ, считаю всѣ эти упражненія въ драматическомъ искусствѣ пустымъ занятіемъ, ребячествомъ. А Наташа, можетъ-быть, считаетъ гражданское право и всѣ другія права пустымъ занятіемъ. А можетъ-быть, съ высшей точки зрѣнія, и сценическое искусство, и гражданское право въ одинаковой степени пустое занятіе. Но мнѣ нѣтъ дѣла ни до Наташиной, ни до выслей точки зрѣнія, я могу смотрѣть только съ своей собственной и спокойно занимаюсь гражданскимъ правомъ.
Александръ Васильевичъ внимательно посмотрѣлъ на сына, покачалъ головой и отошелъ. Никакъ не могъ онъ постигнуть, что это за типъ вырабатывается изъ его сына. Онъ только видѣлъ, что получается что-то совершенно несоотвѣтствующее его собственнымъ взглядамъ, что-то чуждое, чего не могъ онъ объяснить никакими вліяніями.
Наконецъ, наступилъ Наташинъ вечеръ. Билеты, разумѣется, были заранѣе приготовлены. Спектакль шелъ въ небольпомъ, но настоящемъ театрѣ. Билеты продавались, и сборъ былъ назначенъ на благотворительную цѣль.
Хорошо играла Наташа или дурно, этого она сама не знала. Публика щедро награждала ее аплодисментами. Она выходила и кланялась, но все это дѣлала машинально.
Состояніе ея души было странное, какое-то почти безсознательное. Нервы были напряжены необыкновенно. Ноги ея, какъ ей казалось, ходили не по деревяннымъ подмосткамъ, а по облакамъ. Голова ея была окружена ть, сквозь который она слабо различала то, что