726 

1904 

НИВА 

становится врагомъ ограбленнаго ближняго, но даже получаетъ отъ окружающаго общества почетъ, а ограбленный имъ ближній считаетъ за высокое удовольствіе принимать его у себя въ домѣ и предлагать ему трапезу... Вотъ что такое новый человѣкъ, милостивыя государыни и милостивые государи! 

- Очень онъ любопытенъ, вашъ новый человѣкъ,сказалъ Щегловитовъ, и при этомъ мелькомъ бросилъ взглядъ въ сторону Матюшина. 

Петръ Егоровичъ сидѣлъ на своемъ прежнемъ мѣстѣ, и лицо его было совершенно безстрастно. Онъ видимо отлично понималъ, что и Родичевъ, и Щегловитовъ всѣми силами стараются вызвать его, заставить отвѣтить. Но по лицу его было видно, что это имъ не удастся. Онъ какъ бы слышалъ какой-то надоѣдливо-непріятный шумъ, но, зная, что онъ неизбѣженъ, а также и то, что онъ непремѣнно долженъ кончиться, терпѣливо и спокойно ждалъ этого конца. 

Но не всѣ присутствующіе такъ спокойно относились къ этому. Въ дверяхъ между столовой и этой комнатой стояла Наташа и смотрѣла то на собесѣдниковъ, то на Матюшина возбужденными глазами. Когда Родичевъ кончилъ свою рѣчь, а Щегловитовъ сдѣлалъ свое замѣчаніе, когда въ комнатѣ водворилось молчаніе, она вдругъ приблизилась и крайне взволнованнымъ голосомъ сказала: Это я слышу не въ первый разъ... Меня это волнуетъ... Я такъ не могу... Я прошу объяснить, что это такое? 

- Ну, полно, Наташа!.. Это совсѣмъ тебя не касается,-желая успокоить ее, промолвилъ Александръ Васильевичъ. 

Но Наташа не только не успокоилась, а еще больше заволновалась. 

Нѣтъ, папа, меня все касается,- нервно, нетерпѣливо возразила она.-Есть что-то... Есть какая-то тайна... Я ея не знаю... Всѣ ее относятъ къ Петру Егоровичу, который считается нашимъ другомъ, а онъ молчитъ, онъ не хочетъ говорить. Что же это? Правда или неправда? 

И она стояла съ своимъ вопросомъ посреди комнаты, совсѣмъ растерявшись и не зная, что дѣлать съ собой. 

Никто не отвѣчалъ ей. Родичевъ точно испугался эффекта, произведеннаго его рѣчью. Менѣе всего онъ имѣлъ въ виду Наташу, и взбудораживать ее не входило въ его расчеты. Дѣло принимало крайне опасный оборотъ. 

А Матюшинъ все молчалъ, и лицо его продолжало сохранять безстрастное выраженіе. Но болѣе странное, чѣмъ у всѣхъ, было лицо у Дарьи Николаевны. Въ то время, какъ при первыхъ же словахъ Наташи Корниловъ устремилъ всѣ свои силы къ тому, чтобы какъ-нибудь успокоить ее и пріостановить непріятную сцену, Дарья Николаевна, сидѣвшая около круглаго стола, смотрѣла на всѣхъ пытливыми любопытными глазами. Послѣ того, какъ Наташа высказала свои требованія, она кивнула головой, какъ бы присоединяясь къ ней и, какъ и она, ожидая отвѣта. 

Оставаться въ молчаніи дольше было невозможно. Всѣ это чувствовали, но никто почему-то не рѣшался взять на себя иниціативу отвѣта. 

Наконецъ, это сдѣлалъ Владиміръ Павловичъ. Онъ съ дружеской улыбкой посмотрѣлъ въ сторону Наташи и сказалъ мягкимъ, успокоительнымъ голосомъ: 

- Это слишкомъ сложное дѣло, дитя мое. Мы жалѣемъ, что Алексѣй Сергѣевичъ неосторожно затронулъ эту тему. Онъ и самъ жалѣетъ, я думаю... А?-обратился онъ къ Родичеву. 

Тотъ ничего не сказалъ, а только развелъ руками. Наташа съ выраженіемъ досады отвернулась отъ нихъ и обратилась къ Матюшину. 

И вы жалѣете, Петръ Егоровичъ?-спросила она и посмотрѣла на него въ упоръ. 

1904 

No 37. 

- Я нисколько не жалѣю, Наталья Александровна,отвѣтилъ онъ ей, и видимо только ей: — но и объяснять не буду... 

Вы не хотите?!-воскликнула Наташа, и брови ея все строже и строже нахмуривались. 

Матюшинъ поднялся и выпрямился. - Я бываю только въ тѣхъ домахъ, гдѣ я ясенъ,промолвилъ онъ тономъ спокойнымъ, но выразительнымъ.-Тамъ же, гдѣ меня еще объяснять надо, мнѣ бывать, значитъ, рано... Вамъ, Наталья Александровна, посовѣтую обратиться къ вашему отцу, пусть онъ объяснитъ вамъ меня такъ, какъ самъ понимаетъ... А покамѣстъ въ моей особѣ есть сомнѣніе, я удалюсь. 

И онъ поклонился Наташѣ, какъ-то продолжилъ свой поклонъ и по направленію къ Александру Васильевичу и Дарьѣ Николаевнѣ и вышелъ въ столовую, а оттуда въ переднюю. 

Всѣ молчали. Александръ Васильевичъ быстро пошелъ за нимъ. Онъ уже надѣвалъ пальто. 

- Зачѣмъ ты это сдѣлалъ, Петръ? Не надо этого дѣлать!.. Право, не надо!—взволнованнымъ голосомъ говорилъ Корниловъ. 

- Я ничего и не сдѣлалъ. Александръ Васильевичъ,просто отвѣтилъ Матюшинъ.-Я своимъ уходомъ ничего не рѣшаю, и ничто въ нашихъ отношеніяхъ не измѣняется. Что касается твоего дяди, то мы такъ далеки другъ отъ друга по всему нашему складу, что—-извини меня-мнѣніемъ его я не дорожу, ну, какъ филологъ въ вопросахъ о языкѣ не можетъ дорожить мнѣніемъ математика. Этого же господина, продавшаго свое дворянское достоинство и свою красивую голову, а теперь продающаго свое брачное право-я не ставлю ни въ грошъ. Но я считаю, что Наталья Александровна въ этомъ домѣ важное лицо, и могу опять войти въ этотъ домъ только тогда, когда будутъ разсѣяны ея сомнѣнія насчетъ моей личности. До свиданія!.. Я уѣзжаю послѣзавтра. 

Онъ пожалъ руку Корнилова и вышелъ. Корниловъ растерянный вернулся къ гостямъ. 

Онъ нашелъ Наташу сидящей въ креслѣ противъ Щегловитова, который въ полголоса что-то очень серьезно объяснялъ ей. Даши не было. Родичевъ съ волненіемъ ходилъ по комнатѣ. Александръ Васильевичъ подошелъ къ Цегловитову и сталъ около него. 

- Ты можешь слушать,-сказалъ ему Владиміръ Павловичъ:-и быть свидѣтелемъ того, что я ничего не прибавляю и не измѣняю. 

И онъ продолжалъ свой разсказъ, который Наташа слушала съ широко раскрытыми глазами, съ выраженіемъ безконечнаго вниманія. Онъ излагалъ факты. Безъ малѣйшихъ отступленій и украшеній рѣчи онъ разсказывалъ о томъ, какъ умерли отецъ и мать Александра и поручили ему, Владиміру Павловичу, опекунство надъ мальчикомъ, какъ мальчикъ росъ, учился въ гимназіи, а имѣніемъ управлялъ бывшій крѣпостной человѣкъ. Егоръ Акимычъ Матюшинъ, какъ вмѣстѣ съ Александромъ учился и сынъ Матюшина, бывшій по милости покойныхъ родителей Александра его сверстникомъ и товарищемъ дѣтства, какъ затѣмъ Александръ уѣхалъ въ Петербургъ, сталъ студентомъ, и какъ, наконецъ, онъ пріѣхалъ, чтобы вступить во владѣніе имѣніемъ и привезъ съ собою своихъ друзей. 

Онъ, ни на минуту не останавливаясь, говорилъ о томъ, какъ Александръ Васильевичъ, подъ вліяніемъ высокой благородной идеи—служенія народу, пожертвовалъ всѣмъ своимъ достояніемъ, отдавъ свою землю крестьянамъ въ аренду на двадцать лѣтъ за ничтожную плату, и довѣрчиво поручилъ устройство всего дѣла своему товарищу по идеѣ и другу дѣтства, Матюшину, какъ мать ея, Дарья Николаевна, отказалась отъ карьеры виртуоза, зарывъ въ землю свой блестящій музыкальный талантъ, а тетка Валентина Николаевна отвергла всѣ прелести