762 
1904
НИВА
Онъ поступилъ, какъ гордый человѣкъ, и Наташа думала, что каждый имѣетъ право быть гордымъ, но только не по отношенію къ ней.
Богъ знаетъ, откуда взялось у нея такое высокое уваженіе къ себѣ, но это, какъ говорила Дарья Николаевна, было «единственною ея слабостью, достойной порицанія». И если бы это былъ первый встрѣчный,пусть Родичевъ, пусть даже Владиміръ Павловичъ, несмотря на то, что онъ родственникъ, относится къ ней нѣжно и что она его уважаетъ-она не придала бы этому изъ гордости большого значенія.
Но тутъ были особыя условія. Неизвѣстно, какъ это произошло и почему, но съ Петромъ Егоровичемъ у нея установился какой-то особый оттѣнокъ интимности. Вѣроятно, произошло это оттого, что онъ все время фигурировалъ на фонѣ ея искусства, которое она обожала. Онъ какъ-то захватилъ въ свои руки первое мѣсто въ ряду людей, одобрявшихъ ея карьеру, хвалившихъ и поощрявшихъ ее. Надо родиться актрисой, чтобы оцѣнить все значеніе перваго успѣха, а тѣмъ болѣе перваго поднесеннаго черезъ рампу букета и перваго вѣнка. И этимъ путемъ Матюшинъ подошелъ близко-близко къ ея сердцу.
Сохрани Богъ думать, что тутъ было съ ея стороны что-нибудь похожее на влюбленность или какой бы то ни было родъ чувства женщинъ къ мужчинѣ. Нѣтъ, она могла твердо и убѣжденно сказать, что этого не было. Но она пока любила только одну вещь на свѣтѣ-свое искусство, которое смѣшивалось съ ея успѣхомъ, а Петръ Егоровичъ какимъ-то страннымъ образомъ входилъ въ эту область, а, значитъ, и въ ея жизни игралъ особую роль.
И вотъ она услышала какія-то чудовищныя вещи про этого человѣка. Онъ ограбилъ ея отца, мать, а значитъ, и ее. Она смутно помнила жизнь въ усадьбѣ, и тогда эта жизнь была уже уныла и скудна. Не было никакихъ яркихъ впечатлѣній. Ничто въ той жизни не производило на нее впечатлѣнія богатства и радости. А когда они жили въ городѣ, тамъ уже и помину не было о богатствѣ, да и о прошломъ ея отца и матери никто ничего не говорилъ ей.
Въ ея дѣтскія впечатлѣнія входилъ Матюшинъ, Петръ Егоровичъ, который всегда являлся въ ихъ домъ, какъ свой человѣкъ, какъ защитникъ, какъ другъ. Никто изъ близкихъ людей не подозрѣвалъ его въ дурныхъ поступкахъ.
Затѣмъ важный пунктъ ея впечатлѣній составляла тетка Валентина. Ее она помнитъ и въ періодъ жизни въ усадьбѣ, и потомъ, когда она изрѣдка пріѣзжала въ городъ.
Всегда ровная, спокойная, довольная всѣмъ и такая доброжелательная, правдивая! На нее Наташа всегда смотрѣла, какъ на какое-то неземное существо, безъ страстей, безъ слабостей, безъ грѣховъ. Любви, въ смыслѣ нѣжнаго чувства, она къ ней не питала, но было какое-то довѣріе, вѣра въ правдивость каждаго ея слова.
И это совершенное существо относилось къ Петру Матюшину, какъ къ единственному другу. Такъ складывались ея отношенія къ Петру Егоровичу.
И вотъ здѣсь, въ Петербургѣ, какъ разъ въ то время, когда онъ оказалъ ей такую незабываемую поддержку, ея доброе отношеніе къ нему начинаютъ разъѣдать, сперва туманно, а потомъ и ясно высказанными обвиненіями. И въ чемъ его обвиняютъ? Въ томъ, что онъ ограбилъ ея отца, что онъ-причина ихъ бѣдности.
Развѣ она не имѣла права потребовать отъ него, чтобы онъ разогналъ эти тучи, собравшіяся надъ его же головой? Развѣ ея отношеніе къ нему въ эти послѣдніе дни не давало ей права на это?
Вѣдь она всегда встрѣчала его радостно, занималась имъ во все время пребыванія у нихъ и проводила его со вздохомъ сожалѣнія, а онъ поступилъ съ нею, какъ
1904
No 39.
могъ поступить со всѣми. Онъ сталъ на точку зрѣнія своей гордости.
И она волновалась, она никакъ не могла успокоиться. А затѣмъ Владиміръ Павловичъ спокойно и ясно изложиль передъ нею факты, а отецъ не отвергъ этихъ фактовъ, онъ призналъ ихъ. Онъ собирался дать имъ свое освѣщеніе. Но вѣдь никакое освѣщеніе фактовъ не измѣнитъ. Освѣщенія не надо. Надо найти какое-нибудь оправданіе, а это можетъ сдѣлать только онъ самъ.
И Наташа, затаивъ въ душѣ свои мысли и планы, рѣшила дѣйствовать самостоятельно. Ночью того дня, когда проивошла непріятная сцена, она долго сидѣла при свѣтѣ лампы въ своей комнатѣ. Она часто вставала изъ-за стола и ходила по комнатѣ, садилась, ложилась. Видимо, она что-то обдумывала. Потомъ сѣла за столъ и начала писать. Она писала Петру Егоровичу.
«Вы поступили несправедливо. Если бы это сдѣлалъ всякій другой, я не шевельнулась бы. Но васъ я почему-то выдѣляю изъ всѣхъ. И я хочу найти оправданіе для этого, для самой себя.
«Вы можете пойти по легкому, проторенному пути: замолчать. И тогда я исключу васъ изъ выдѣляемыхъ особо и причислю ко всѣмъ. Но предупреждаю васъ, что это уже будетъ безповоротно. Вы еще мало знаете меня и, можетъ-быть, совсѣмъ не знаете съ этой стороны. Такъ знайте, что у меня все, что я дѣлаю по своей волѣ, бываетъ безповоротно... Что я сдѣлала, то должно остаться навсегда.
«Послѣ вашего ухода я узнала факты. Я знаю навѣрное, что все такъ и было и что вы не станете отрицать этого, а если-бъ и стали отрицать, то это будетъ безполезно. Я убѣдилась, что все такъ было.
«И если бы вы имѣли намѣреніе доказывать мнѣ, что это было съ вашей стороны хорошо, и что у васъ были хорошія намѣренія, или наконецъ, что это вышло такъ само собой, помимо васъ, въ силу рокового стеченія обстоятельствъ, то это была бы напрасная трата силъ. Что это было дурно, я знаю, а вы не такой человѣкъ, чтобы что-нибудь могло для васъ совершиться помимо васъ.
«И для того, чтобы вы оставили за собой въ моей душѣ прежнее мѣсто, вовсе не надо, чтобы я считала все это хорошимъ. Надо только, чтобы это было оправдано, чтобы я почувствовала, что сдѣлалъ все это крупный человѣкъ, по крупнымъ причинамъ, а не простой мелкій грабитель, ради обыденнаго пошлаго благополучія.
«Вотъ все, что въ тотъ моментъ, когда я пишу, волнуетъ мою душу. Изъ письма вы увидите, что вмѣстѣ съ этимъ душа моя переполнена злостью противъ васъ за то оскорбленіе, которое вы нанесли мнѣ. Если я не получу отъ васъ «оправданія», то пришлю вамъ вашъ букетъ и вашъ вѣнокъ и лишу васъ права считать себя моимъ первымъ поклонникомъ и воспріемникомъ моего перваго успѣха. Наталья Корнилова».
Она написала это письмо въ одинъ присѣстъ, безъ остановокъ. Она не обдумывала каждое слово. Слова лились изь-подъ ея пера, тѣсно становясь другъ около друга. Почеркъ ея былъ крупный и въ то же время сжатый.
Затѣмъ она легла спать и, утомленная сильными вцечатлѣніями дня, скоро уснула и проспала глубокимъ сномъ до утра. Утромъ, какъ всегда, она отправилась въ школу, но по пути нашла посыльнаго и отправила письмо въ гостиницу, гдѣ жилъ Матюшинъ.
На курсахъ она была разсѣяна, плохо занималась и все обращала взоры на дверь, какъ бы ожидая, что должны принести ей отвѣтъ. Домой она уходила обыкновенно въ четыре часа, но на этотъ разъ скоро послѣ часу ее дѣйствительно вызвали въ корридоръ и сообщили, что внизу кто-то спрашиваетъ ее. Она побѣжала внизъ. Тамъ стоялъ Матюшинъ. Она этого не ожидала. Она ждала отъ него только письма.