786
1904
НИВА
мундирѣ,-сказала Наташа со злостью и заняла свое мѣсто за столомъ.
- Тебѣ было излишне давать подобную клятву, такъ какъ я и безъ этого не оказываю тебѣ услугъ,-замѣтилъ сквозь зубы Василій.
Стали подавать обѣдъ и ѣли почти молча. Наташа отказалась отъ супа, попробовала жаркое и отодвинула его отъ себя, потомъ встала и стремительно ушла въ свою комнату, очевидно противъ чего-то протестуя.
Плохо ѣлъ и Александръ Васильевичъ. Онъ чувствовалъ себя виноватымъ.
Послѣ обѣда онъ прошелъ къ Наташѣ.
- Къ тебѣ можно?-спросилъ онъ, остановившись за дверью.
- Почему же нельзя?.. Конечно, можно, папа!-отвѣтила Наташа голосомъ, въ которомъ явственно слышалось раздраженіе.
Онъ вошелъ и сѣлъ на диванѣ.
Ты противъ меня раздражена, Наташа, но, право же, я...- началъ-было Александръ Васильевичъ, но Наташа перебила его выразительнымъ жестомъ нетерпѣнія.
О, Боже мой! Съ чего ты это берешь? воскликнула она, энергично пожимая плечами.-Вы меня считаете за какого-то изверга... Почему могу я быть раздражена противъ тебя, противъ матери? Развѣ я не вижу, что вы изъ кожи лѣзете, чтобы добыть побольше денегъ,-оба, оба, и ты и мать? Но вы не можете заработать больше, чѣмъ можете.
- Такъ въ чемъ же дѣло? Почему же ты такъ раздражена?
Я не раздражена, я взбѣшена... Это глубокое ничтожество, Маринина, благодаря только тому, что у нея богатые туалеты, брильянты и лошади и что она кормитъ даровыми ужинами въ своей роскошной квартирѣ директоровъ и рецензентовъ,- играетъ лучшія роли и дѣлаетъ въ театрѣ, что хочетъ... Полная бездарность!.. Безпросвѣтное ничтожество!..
- Ну, мой другъ, Наташа, это мелочно, это недостойно тебя...-съ мягкимъ, осторожнымъ упрекомъ промолвилъ Александръ Васильевичъ.
- О, я не знаю, что достойно меня; я знаю, что я взбѣшена!-какимъ-то истерическимъ голосомъ воскликнула Наташа.-Я работаю, какъ никто. Я изучаю роли, обдумываю каждое слово, я не сплю ночи, когда мнѣ предстоитъ выступать въ новой, хотя бы въ незначительной роли. И это все ни къ чему. Меня скоро сдадутъ въ разрядъ полезностей... Но я этого не вынесу... Не хочу выносить... И все только потому, что я порядочная женщина; никому не нужны онѣ-порядочныя женщины. Онѣ нужны въ жизни... Да... Но на сценѣ онѣ только обременяютъ... Онѣ тамъ скучны, онѣ тамъ противны...
- Такъ тогда, значитъ, скорѣе сцена не нужна...
Что? Ну, это ужъ нѣтъ... Съ этимъ я никогда не соглашусь... Сцену я не брошу, ее я не промѣняю ни на что...
Ты успокойся. Вѣдь это все изъ-за того, что деньги будутъ не сегодня, а завтра. Право же, изъ-за этого не стоитъ такъ терзать себя.
Наташа довольна ѣдко разсмѣялась.
- Ха-ха! Деньги!... Полно, полно, какія это деньги. Развѣ такія деньги нужны, чтобы борьться съ этими господами... Это смѣшно, разумѣется это смѣшно, то, что ты говоришь. Нѣтъ, право, лучше вообще намъ никогда не говорить объ этомъ.
Иными словами-мнѣ уйти?-спросилъ Корниловъ и поднялся.
- Какъ хочешь, напа, уходи, сиди, какъ тебѣ нравится; отъ этого ничто не измѣнится... Ничто.
Корниловъ не сказалъ больше ни слова и вышелъ. Онъ направился въ свой маленькій кабинетъ.
1904
No 40.
Теперь у него былъ свой уголъ. При переѣздѣ на новую квартиру ему, при помощи перегородки, отдѣлили нѣсколько аршинъ.
Но, проходя черезъ гостиную, онъ встрѣтилъ тамъ Дарью Николаевну и остановился.
- Я не знаю, Даша,-сказалъ онъ съ выраженіемъ глубокаго страданія:—откуда Наташа набралась такихъ взглядовъ; но то, что я сейчасъ слышалъ, ужасно.
- Это оттого, что Наташа несчастна,- промолвила Дарья Николаевна.
- Да, но что она называетъ счастьемъ? Неужели съ нею можно согласиться?
- Согласимся мы, или пѣтъ- отъ этого ничто не измѣнится.
- Я этого не понимаю, Даша,-я въ послѣднее время ничего не понимаю. Все перевернулось вверхъ дномъ. Все, что считалось честнымъ, теперь вызываетъ негодованіе... Я надѣюсь, что ты по крайней мѣрѣ не покровительствуешь взглядамъ Наташи.
Я давно, Александръ, перестала придавать значеніе словамъ... Я часто видѣла, что послѣ хорошихъ словъ люди идутъ совершать гнусныя дѣла и послѣ дурныхъ словъ многіе остаются чистыми и незапятнанными. Удивляюсь, какъ ты еще вѣришь въ слова... Лучше вотъ что, Александръ: постарайся достать твои деньги завтра пораньше, до службы, если можно къ десяти часамъ утра, тогда мы, можетъ-быть, успѣемъ все сдѣлать.
— Хорошо,—отвѣтилъ Александръ Васильевичъ, рѣзко повернулся и ушелъ къ себѣ въ кабинетъ.
Онъ рѣдко оглядывался вокругъ себя и какъ бы инстинктивно избѣгалъ анализировать жизнь свою и окружающихъ. Но когда это неизбѣжно вызывалось обстоятельствами, онъ поражался, онъ становился втупикъ.
Вотъ семья, состоящая всего изъ четырехъ членовъ, и, кажется, никто изъ нихъ не понимаетъ другъ друга, всѣ мыслятъ и чувствуютъ разно.
Василій совсѣмъ живетъ особнякомъ. Онъ не похожъ ни на кого. Его взгляды противны всему складу ихъ жизни-прошлой и настоящей. Человѣкъ твердаго характера, онъ обрѣзалъ себѣ крылья, связалъ себѣ руки, спуталъ ноги и оставилъ себѣ только голову. Онъ поставилъ себѣ цѣль-сдѣлаться сенаторомъ или чѣмънибудь въ этомъ родѣ, и вотъ онъ этой цѣли покорилъ всѣ законныя человѣческія склонности и потерялъ всякую отзывчивость, всякую способность откликаться на впечатлѣнія жизни.
И это въ двадцать три года! Жизнь безъ молодости, безъ порывовъ, безъ страстей. Всегда ровный, спокойный, ему незнакомо раздраженіе, негодованіе, восторгъ, — отчего это? Какія незримыя вліянія производятъ такое мертвящее дѣйствіе на душу людей?
Наташа, наоборотъ, какъ молодой конь-непокорный, дикій-рвется все куда-то въ неизвѣстную даль; какаято неудержимая жажда успѣха, славы, первенства, власти надъ людьми... И что говоритъ она? Какія у нея мысли, какіе взгляды!..
А Даша, та самая Даша, которая такъ илѣняла его своей кристальной душой, чистой и прозрачной, какъ родникъ живой воды... Даша, гнушавшаяся обыденныхъ заботъ о нуждахъ практической жизни, смотрѣвшая на это съ брезгливостью... Теперь она озлобилась, огрубѣла, у нея явилась какая-то прямолинейная узость взглядовъ на жизнь, на людей, она способна поддерживать дочь въ ея гибельныхъ стремленіяхъ.
Все разошлось, расклеилось, и нѣтъ такого цемента, который могъ бы создать семью, цѣльную, стройную, согласную.
Надо прятаться въ своемъ углу, тутъ ли, въ этой маленькой комнаткѣ, которая досталась ему для доживанья послѣднихъ лѣтъ его жизни, или тамъ, въ нижнемъ этажѣ казеннаго зданія, гдѣ онъ къ своему глубокому