No 41. 

1904 

НИВА 

пройду къ себѣ... Я отдохну немного...-промолвила Наташа, очень стараясь, чтобы это у нея вышло привѣтливо, но это мало удалось ей. Глаза ея смотрѣли на него почти злобно: она повернулась и ушла къ себѣ. 

Съ полчаса провелъ Матюшинъ въ столовой, въ обществѣ Дарьи Николаевны. Онъ часто вынималъ часы и посматривалъ на нихъ. Онъ все-таки никакъ не думалъ, что Наташа совсѣмъ не выйдетъ. Но, повидимому, это было такъ. Онъ освѣдомился объ этомъ у Дарьи Николаевны. 

- Я посмотрю, въ какомъ она состояніи,-сказала Дарья Николаевна и пошла къ Наташѣ. 

Какъ? Ты не одѣта? Ты не выйдешь?-спросила она дочь. 

Нѣтъ, мама, мнѣ не хочется... 

- Что-жъ я скажу ему? 

Ты скажи... ну, скажи, что я совсѣмъ расклеилась. Ты извинись... 

И Дарья Николаевна пошла и извинилась. Но Петръ Егоровичъ не торопился. Онъ дождался, когда пришелъ со службы Корниловъ. Произошла встрѣча, нѣсколько странная для нихъ: они прежде всегда встрѣчались дружески, заключали другъ друга въ объятія. 

Теперь этого не произошло, и вышло это какъ-то само собой. Они подали другъ другу руки, и между ними осталось разстояніе. 

Самъ Александръ Васильевичъ не ожидалъ этого отъ себя. Онъ все еще думалъ, что Матюшинъ въ его душѣ остается тѣмъ же, чѣмъ былъ когда-то, и сегодня онъ сдѣлалъ открытіе. Съ гостемъ ему было тяжело. Онъ долженъ былъ насиловать себя, придумывать разговоръ, выжимать изъ себя любезность. 

Матюшинъ внимательно смотрѣлъ на его поношенный вицъ-мундиръ, прислушивался къ этому новому тону въ ихъ домѣ и все принималъ къ свѣдѣнію. 

Когда начали накрывать столъ къ обѣду, Петру Егоровичу показалось, что у хозяевъ нѣтъ искренняго желанія оставить его обѣдать, но онъ «самъ себя оставилъ», потому что это ему было нужно. Ему было совершенно необходимо, чтобы Наташа вышла. 

Наташа и сама еще не могла разобраться во всѣхъ своихъ ощущеніяхъ. Казалось бы, узнавъ о томъ, что своимъ блестящимъ успѣхомъ, при помощи обильныхъ цвѣтовъ, она обязана не кому иному, какъ Матюшину, она должна бы почувствовать благодарность къ нему. А между тѣмъ въ дѣйствительности, въ тотъ моментъ, когда она узнала истину, у нея явилось ощущеніе какой-то острой вражды къ нему. Ей представилось такое положеніе, какъ будто противъ нея была устроена тайная засада, въ которую она невольно должна была попасть, и она попала, потому что цвѣтамъ и корзинамъ она искренно радовалась, а пораженіе Марининой, добровольно ушедшей изъ пьесы, доставило ей торжество, и въ глубинѣ души она благодарила неизвѣстнаго благодѣтеля, явившагося къ ней на помощь. 

Въ сущности во всѣхъ этихъ дѣйствіяхъ Матюшина не было ничего оскорбительнаго, ихъ можно было принять за милую, нѣсколько растянутую, шутку добраго пріятеля, и, если бы эту шутку онъ разоблачилъ при ея матери, то она совсѣмъ иначе отнеслась бы къ нему. Но онъ сдѣлалъ изъ этого тайну, онъ настойчиво проводилъ борозду, по одну сторону которой хотѣлъ поставить себя и ее, а по другую весь остальной міръ, онъ хотѣлъ во что бы то ни стало установить интимный уголокъ, въ которомъ хозяевами были бы только онъ и она. 

Почему? Какія права у него на это? Кто далъ ему эти права? И какія смѣлыя средства: онъ пользуется тѣмъ, что мать ея вышла на минуту, и посвящаетъ ее въ тайну своего пребыванія въ Петербургѣ. Почему онъ думаетъ, что она сейчасъ же не разскажетъ всѣмъ? Откуда въ немъ эта увѣренность, что она непремѣнно согласится сдѣлаться его союзницей? 

1904 

803 

Такъ думала Наташа, сидя въ своей спальнѣ одна и давая себѣ слово не выходить къ Матюшину. Время шло. Вотъ и вторично зашла къ ней Дарья Николаевна и сообщила: 

- Матюшинъ остался у насъ обѣдать. 

- Зачѣмъ?-спросила Наташа. 

Мы ему не предлагали... Онъ самъ остался... Нельзя же было его выгнать... Ты развѣ не придешь обѣдать? 

- Мнѣ не хочется, мама... Ахъ, да, постой: скажи, почему это вдругъ Матюшинъ сдѣлался вамъ такъ непріятенъ? Прежде его встрѣчали, какъ родного, а теперь даже не хотятъ, чтобы онъ обѣдалъ у насъ? 

Это трудно объяснить... Такъ, произошло охлажденіе... Твой отецъ охладѣлъ къ нему... А ты знаешь, онъ, кажется, обидѣлся, что ты ушла: съ той минуты онъ какъ-то замкнулся и сталъ говорить мало и неохотно. 

Вы сейчасъ обѣдаете?-спросила Наташа. 

-- Да, собираемся сѣсть... 

Такъ вы садитесь, а я... можетъ-быть, приду позже... Только ты не говори объ этомъ, потому что, можетъбыть, я и не приду... 

Дарья Николаевна ушла, и въ столовой уже усѣлись обѣдать. 7 Наташи нѣсколько перемѣнился строй мыслей. Она говорила себѣ, что къ Матюшину сегодня всѣ несправедливы, а главное непослѣдовательны. Отецъ проявляеть почти какую-то женскую слабость. То была несокрушимая дружба, онъ готовъ былъ со всѣмъ міромъ перессориться изъ-за Матюшина, а теперь вдругъ полная холодность. 

И когда она рѣшила одѣваться, чтобы выйти, то ей казалось, что она идетъ для возстановленія справедливости. Въ дѣйствительности же это было не такъ. Просто она успѣла уже привыкнуть къ своимъ новымъ ощущеніямъ, она овладѣла своими чувствами, и ей захотѣлось знать: ну, хорошо, вотъ онъ здѣсь двѣ недѣли, все это время онъ занимался ею. Что же будетъ онъ дѣлать дальше? Такой человѣкъ, какъ Матюшинъ, ничего не дѣлаетъ, не имѣя передъ собой ясной опредѣленной цѣли. Пусть же она обнаружится... 

И она начала быстро одѣваться и не въ то обыденное платье, въ которомъ пришла съ репетиціи, а въ другое, болѣе нарядное. 

Обѣдъ уже былъ въ серединѣ, когда она появилась въ столовой. 

А,-сказалъ Александръ Васильевичъ:-вотъ и Наташа оправилась. 

Значитъ, недаромъ я такъ настойчиво навязался обѣдать, хотя меня и не приглашали,—замѣтилъ Матюшилъ, но сейчасъ же засмѣялся и такимъ образомъ превратилъ это замѣчаніе въ шутку. 

Но приглашеніе само собой разумѣлось,-смущенно замѣтилъ Корниловъ. 

Васъ не пригласили потому, что меня не было, промолвила Наташа:-враги вѣдь самые любезные люди... 

Этимъ замѣчаніемъ она какъ бы сама направляла его мысли къ первоначальному источнику ихъ странныхъ особыхъ отношеній. И онъ сейчасъ понялъ это, и въ глазахъ его появилось радостное оживленіе. 

- Ну, Петръ Егоровичъ,- съ чуть-чуть замѣтной ироніей говорилъ Корниловъ:—разскажи, что же ты теперь представляешь собой въ губерніи? Я слышалъ, что ты теперь тамъ самый сильный человѣкъ, и мнѣ даже говорили, что состояніе твое выросло до двухъ милліоновъ... 

Тебѣ сказали неправду, Александръ Васильевичъ. Мое состояніе гораздо больше, но сосчитать его никакъ нельзя, потому что оно не въ деньгахъ, а въ нѣдрахъ земли и въ другихъ дѣлахъ. Я не люблю денегъ, я дѣло люблю. 

- Ну, однако же, на мелкіе расходы у тебя есть небольшой запасъ...