986
1904
НИВА
пріятельницамъ, которыхъ завела себѣ въ то время, когда стала учиться въ норскомъ повивальномъ институтѣ. Теперь она была здѣсь, въ городѣ, и всего съ часъ назадъ вертѣлась съ двумя своими пріятельницами около воротъ, но потомъ опять куда-то пропала. Куда пропала?.. Уставшему за день Губину было непріятно, что изъ-за нея нельзя запереть ворота и спокойно укладываться спать. Да мало ли что было ему непріятно! Дочь ужъ давно ушла изъ-подъ его власти и привыкла дѣлать все по своему. Сказать ей въ сотый разъ, что нужно же ему, старику, отдохнуть послѣ работы съ пяти часовъ утра, она отвѣтитъ: «Отдыхайте! Кто вамъ мѣшаетъ? Ворота и я сумѣю запереть, когда ворочусь!...» Построже прикрикнуть на нее,-она только вильнетъ пренебрежительно хвостомъ и уѣдетъ на недѣлю-другую изъ города къ своимъ пріятельницамъ...
II.
Однако Анюта была дома.
Года три назадъ, Губинъ, когда передѣлывалъ погребъ, устроилъ надъ нимъ маленькій чердачекъ, для склада разныхъ вещей, до-поры, до-времени ненужныхъ въ хозяйствѣ. Въ немъ онъ держалъ новыя метлы, вѣники, соломенные ковры для парника, кое-какую развалившуюся или лишнюю мебель. Отъ погреба, находившагося подъ нимъ, на чердачкѣ было довольно прохладно, а если растворить настежь дверку, то въ немъ оказывалось и довольно свѣтло. Анюта, для которой лѣтомъ было «чистое мученье» сидѣть дома, въ крошечныхъ комнатахъ, до духоты нагрѣтыхъ не только солнцемъ, но еще кухонной печкой,-нерѣдко спасалась на этомъ чердачкѣ отъ жары и мухъ. Изъ соломенныхъ ковровъ она устроила себѣ нѣчто въ родѣ дивана, большой пустой ящикъ служилъ ей столомъ; въ углу висѣло даже кое-какое ея старое платье, и отъ него слегка пахло духами.
Въ этотъ поздній вечеръ, когда отецъ не зналъ,-подождать ли ему ее еще немного или махнуть на нее рукой и ложиться спать, она тоже была на чердачкѣ, да еще съ гостьями,-съ двумя своими подругами. Одной изъ этихъ подругъ, Манѣ, понадобилось поскорѣе, а главное-въ самомъ строгомъ секретѣ отъ всѣхъ домашнихъ и постороннихъ людей написать письмо сестрѣ, жившей въ Норскѣ. Анюта съ готовностью взялась помочь ей въ этомъ маленькомъ дѣлѣ. Воспользовавшись тѣмъ временемъ, пока отецъ сидѣлъ за воротами у сосѣда, она пронесла на чердакъ лампу, чернильницу, перо. Затворили дверь, зажгли лампочку, помѣстили ее вмѣстѣ съ письменными принадлежностями на ящикъ, и всѣ трое принялись соединенными силами за составленіе письма. Дѣло пошло и довольно быстро, и весело. Придумывали всякія глупости и смѣшныя слова, тихонько хохотали, зажавъ себѣ рты, толкали другъ друга. Становилось все веселѣе, веселѣе; оставалось дописать только послѣднюю строчку смѣшного посланія, какъ вдругъ стоявшая на самомъ краю ящика маленькая стеклянная лампочка сдвинулась съ него, упала на полъ и зазвенѣла всѣми своими разлетѣвшимися въ стороны осколками.
Ахъ!..
Но свѣтъ на чердачкѣ не погасъ совсѣмъ, а тотчасъ сталъ дѣлаться ярче и ярче. Загорался керосинъ, разлившійся по щелямъ, загорались политыя имъ доски пола, вспыхнули края соломенныхъ ковровъ... Обезумѣвшія отъ ужаса дѣвушки, какъ овцы, метнулись всѣ разомъ къ дверкѣ чердачка, кое-какъ протѣснились черезъ нее на приставную лѣстницу и скорѣе свалились, чѣмъ сошли, на землю.
- Молчите!... Будто ничего и не было!.. Маня, Лиза, слышите?... Никому ни одного словечка! повелительно шепнула блѣдная и хмурая Анюта своимъ подругамъ, торопливо шедшимъ къ воротамъ.
Она заперла за ними калитку, покосилась на темный
1904
No 59.
еще покуда чердачекъ, дверь котораго успѣла затворить за собой, и пошла въ комнаты.
- Слава Богу, пришла, наконецъ,-соннымъ голосомъ проворчалъ изъ своей каморки Губинъ. — Хоть ворота, сѣни-то заперла ли?
Конечно,-отвѣтила Анюта сквозь плотно сжатые зубы и сѣла на постель, сложивъ на колѣняхъ руки, до боли стиснувъ похолодѣвшіе, какъ ледъ, пальцы, одни другими.
У нея была одна только мысль: неужто же узнаютъ, съ чего загорѣлось?..
III.
Губинъ сейчасъ же заснулъ; Анюта попрежнему сидѣла на своей постели, прислушиваясь къ каждому звуку, раздававшемуся на улицѣ. Въ ея томительномъ ожиданіи, время тянулось для нея такъ медленно, что она стала, наконецъ, подумывать: да ужъ не погасъ ли какимъ-нибудь чудомъ огонь?.. Но, вотъ ей послышалось, что гдѣ-то что-то закричали, кто-то бѣжитъ по улицѣ... Да, прямо къ ихъ дому... Вотъ, этотъ кто-то рванулъ запертую калитку, потомъ бросился къ крайнему окну и забарабанилъ въ него такъ быстро и сильно, что посыпались разбитыя стекла.
- Горите!.. Горитъ у васъ! Отпирайте скорѣй ворота!-раздался по всей квартирѣ чей-то прерывистый голосъ, показавшійся Анютѣ страшно злымъ и грознымъ.
Губинъ чуть не свалился съ кровати; Анюта стремглавъ бросилась на крыльцо и прежде всего взглянула на чердачекъ. Надъ нимъ, а также надъ крышей почти примыкавшаго къ нему сосѣдняго строенія, вздымался дымъ, и кое-гдѣ, сквозь щели, виднѣлись уже тонкія струйки пламени. Загорались два двора разомъ.
Городъ, только что начавшій-было засыпать, опять просыпался. Заскрипѣли и застучали калитки; забѣгали и стали тревожно перекликаться люди; зазвонилъ набатный колоколъ; послышался тяжелый стукъ колесъ ѣдущей пожарной команды. Словно разбуженный всей этой суетней и разсерженный, что ему не дали выспаться, опять поднялся вѣтеръ, дувшій весь день съ утра и притихшій только съ наступленіемъ сумерекъ.
- Ну, вѣтеръ!.. Еще задулъ вѣтеръ!-съ отчаяніемъ говорили люди въ ближнихъ къ пожару улицахъ и, махнувъ рукой, шли по домамъ, спасать изъ нихъ, что можно было спасти.
Черезъ какіе-нибудь полчаса пламя охватило уже три двора, и съ каждой новой минутой пріобрѣтало все больше и больше силы, ползло въ стороны, вскидывалось выше и выше кверху, перебрасывалось по вѣтру черезъ улицы. Наступало царство горя и ужаса. Истерически вскрикивали и рыдали женщины, плакали дѣти; жалобно мычали коровы, бились лошади, упрямо не хотѣвшія выходить изъ своихъ помѣщеній; тѣсно сбившись кучами. метались изъ улицы въ улицу оталѣвшія овцы.
IV.
Взошло солнце; наступило утро, ясное, теплое, хотя все еще нѣсколько вѣтреное. Пожаръ, уничтоживъ почти четверть города, остановился, такъ какъ идти дальше ему было некуда: спереди и съ боковъ у него оказались двѣ рѣчки, а сзади разстилалось выжженное дочиста и словно выметенное обширное пространство съ высившимися на немъ однѣми только закоптѣлыми трубами.
Губинъ и его тетка, со всѣмъ скарбомъ, какой успѣли вынести изъ дома, пріютились пока на площади, у церковной ограды. Портной все еще не пришелъ въ себя и не былъ въ состояніи понять, какъ это могло случиться, что у него вдругъ не стало дома,-дома, въ которомъ онъ родился, выросъ и прожилъ всю свою жизнь. Старуха-тетка его, погорѣвшая уже два раза на своемъ вѣку, была спокойнѣе; но она устала, не выспалась, чувствовала себя не совсѣмъ здоровой и, закутавшись съ головой въ большой теплый платокъ, уткнув