1022 

1904 

НИВА 

зяйствовала, наживала своими трудами... или чего-нибудь понимаетъ?... Да ничего! Что съ нея взять?.. А кто виноватъ больше всего, такъ вотъ этотъ старый хрычъ, ея батюшка... Вотъ кто! 

- Господи, ты, Боже мой!-восклицалъ своимъ слабенькимъ голосомъ Губинъ, у котораго безпрестанно навертывались на глаза слезинки.-Да я-то, я-то чѣмъ виноватъ?!.. 

- Еще спрашиваетъ: чѣмъ!.. Да сперва-тѣмъ, что распустилъ дѣвчонку; а дальше-тѣмъ, что, распустивши, не смотрѣлъ за нею... Вотъ чѣмъ!.. Вѣдь неловко сказать,- не повѣрятъ: дочка, глядя на ночь, натащила къ себѣ гостей, а онъ даже и не зналъ, что дѣлается у него во дворѣ!... Хорошъ хозяинъ!.. Вотъ тебя, ржавую иголку, точно что не мѣшало бы поучить хорошенько... Хоть бы забрать эти твои сундуки, узлы, машину да и спровадить ихъ въ тотъ же огонь, что слизалъ наше добро... 

- Э, Павелъ!-сказалъ, махнувъ рукой, другой мѣщанинъ, его пріятель и сосѣдъ.-Много ли толку-то будетъ изъ этого?... У него, братъ, не какъ у насъ съ тобой, есть деньги, на сбереженіи въ казначествѣ. Обзаведется всѣмъ новенькимъ, да и станетъ опять поживать не хуже прежняго. Пожалуй, еще намъ же съ тобой придется поплатиться... Только и всего!.. 

- Только и всего!.. А по настоящему, слѣдовало бы вздуть его хорошенько, переломать ему руки, пальцы, да такъ, чтобы ему нечѣмъ было взять не только иголку, а и кусокъ хлѣба! Вотъ тогда сталъ бы онъ на всю жизнь помнить, какой былъ день вчера!-запѣла опять Аграфена Васильевна, но достигла этимъ вмѣшательствомъ лишь того, что значительно охладила возбужденную толпу. 

И ее самоё всѣ не любили, и «ломать пальцы» хилому старику никто не чувствовалъ особеннаго расположенія. 

VI. 

Понемногу толпа разсѣялась и на нѣкоторое время оставила Губина въ покоѣ. Изруганный на всѣ лады, словно оплеванный, наслушавшійся самыхъ скверныхъ вещей о себѣ самомъ, о дочери и даже о своей покойницѣ-женѣ, онъ сидѣлъ среди своего скарба, тяжело вздыхая, а по временамъ крестясь и вытирая слезинки, навертывавшіяся на его старыхъ глазахъ. Наконецъ, тетка напомнила ему, что не мѣшало бы перебраться съ площади куда-нибудь подъ кровлю. Онъ тоскливо охнулъ, предчувствуя, что въ поискахъ квартиры ему снова придется натерпѣться всего: и брани, и глумленій, и попрековъ. Но такъ какъ рано или поздно нужно же было позаботиться о жильѣ, то, поохавъ еще немного и пообсудивъ съ теткой, гдѣ лучше было попробовать ему нанять квартиру, онъ отправился пріискивать ее. 

Предчувствія его оказались вполнѣ основательными. Одни изъ домохозяевъ, къ которымъ онъ заходилъ, были въ родствѣ, въ кумовствѣ, въ пріятельскихъ отношеніяхъ съ погорѣльцами и встрѣчали его, какъ своего личнаго «злодѣя». Другіе были возстановлены и ожесточены противъ него страхомъ, котораго натерпѣлись прошлою ночью, во время пожара. Третьи не хотѣли наживать себѣ непріятностей со стороны озлобившихся на него сосѣдей. Отовсюду, куда ни заходилъ Губинъ, его выпроваживали,-гдѣ двумя, тремя холодными словами, въ родѣ:-«Проходи, проходи мимо!»-гдѣ бранью, насмѣшками и издѣвательствами. Одна баба, торговка, какъ-будто съ самымъ серьезнымъ и даже благожелательнымъ видомъ спросила съ него три рубля въ день за комнату съ кухней. Другой согражданинъ, сапожникъ, предложилъ ему помѣщеніе у себя въ огородѣ, въ старомъ, негодномъ колодцѣ, который «все равно, надо чѣмъ-нибудь заваливать»... 

Въ то время, какъ Губинъ ходилъ такимъ образомъ 

1904 

No 51. 

изъ дома въ домъ на одномъ концѣ улицы, на другомъ ея концѣ вышелъ за ворота своего двора бондарь Судаковъ, порядочно уже пожилой человѣкъ,- высокій, сухощавый, жилистый, съ суровыми, пристально и твердо смотрѣвшими глазами, съ русою бородкой, съ такими же усами, ровно подстриженными посрединѣ надъ верхней губой, чтобы они не мѣшали ѣсть и не попадали въ ротъ при ѣдѣ. Такъ какъ Судаковъ не собирался идти куда-нибудь, а вышелъ за ворота только затѣмъ, чтобы посмотрѣть, совсѣмъ ли улегся дымъ надъ пожарищемъ, то одѣтъ онъ былъ по домашнему,- въ сѣрой рубахѣ, подпоясанной шерстянымъ пояскомъ, въ старенькихъ суконныхъ брюкахъ и въ старыхъ же резиновыхъ калошахъ на босую ногу. Посмотрѣвъ на легкій дымокъ, все еще продолжавшій подниматься въ той сторонѣ, гдѣ былъ пожаръ, Судаковъ обратилъ вниманіе на собравшуюся около сосѣдняго дома кучку мужчинъ и женщинъ. Всѣ они съ большимъ любопытствомъ наблюдали за чѣмъ-то, происходившимъ на другомъ концѣ улиды, и злорадно посмѣивались. «Что еще тамъ приключилось? Чему они обрадовались?» 

- Къ Возжину теперь идетъ,-говорили въ кучкѣ.Однако, какъ бы Возжинъ не сдалъ ему свою квартиренку. Онъ давно плачется, что она который ужъ мѣсяцъ стоитъ у него пустая. Онъ жаденъ на деньги... 

- Жаденъ да не посмѣетъ... Небось, понимаетъ, что ему проходу не дадутъ, пусти онъ его... 

Вглядѣвшись попристальнѣе, Судаковъ узналъ въ человѣкѣ, переходившемъ вдали черезъ улицу, старика Губина и понялъ, въ чемъ было дѣло. Онъ прислонился плечомъ къ воротамъ и сталъ ждать, что будетъ дальше. Меньше, чѣмъ черезъ минуту, Губинъ вышелъ отъ Возжина обратно на улицу. Слѣдившая за нимъ глазами кучка людей у сосѣднихъ воротъ захохотала. 

- И оттуда вылетѣлъ!.. Да какъ живо!.. Должнобыть, тамъ и разговаривать съ нимъ не стали!.. То-то, голубчикъ! Видно, придется тебѣ поставить себѣ для житья шалашикъ на берегу, въ кустахъ, да нокормить собой комаровъ и мошекъ... 

- Да еще лихорадку хорошую нажить!.. По-дѣломъ!.. Не жги людей!- угрюмо сказалъ тотъ же погорѣвшій столяръ, который недавно находилъ, что слѣдовало бы спровадить въ огонь всѣ уцѣлѣвшія у Губина вещи. 

Судакову, мало уважавшему своихъ согражданъ, взятыхь ли по-одиночкѣ или всѣхъ вмѣстѣ, стало, наконецъ, досадно слушать ихъ. 

- Да развѣ онъ васъ сжегъ?-рѣзко спросилъ онъ, не удостаивая обернуться къ нимъ прямо, а смотря на нихъ черезъ плечо. 

- А то кто же?-спросилъ столяръ. 

- «Кто же!..» Не знаешь?.. Богъ наказалъ,- вотъ кто! Терпѣлъ, терпѣлъ, глядя на всѣ наши мерзости, да видно, и Его долготерпѣнію пришелъ конецъ... 

- Да... ладно!.. Тебѣ хорошо разсуждать! Ты не горѣлъ!-проворчалъ столяръ. 

- Какъ не горѣлъ?.. Домъ-то у меня чуть не новенькій, еще почернѣть не успѣлъ... Всего четыре года выстъ послѣ пожара... Забылъ?.. Тогда болтали, будто твой же дядя сжегъ съ пьяныхъ глазъ и себя, и меня, и еще шесть дворовъ... Да я и тогда ни на кого не влился и не плакалъ... 

- Да ты ужъ не думаешь ли пустить къ себѣ на кваотиру этого кривоногаго? — какъ-будто даже съ нѣкоторой угрозой спросилъ столяръ, опять перемѣняя предметъ разговора. 

Но послышавшаяся въ его словахъ угроза произвела на Судакова только то дѣйствіе, что онъ рѣшилъ не отказывать Губину, если тотъ будетъ проситься къ нему на квартиру. 

- Отчего мнѣ его не пустить?-насмѣшливо отвѣчалъ онъ.- Старикъ онъ смирный, водки вашей поганой въ ротъ не беретъ, табаку не куритъ, сидитъ себѣ съ утра