No 51.
1904
НИВА
до ночи, поджавши ноги, да ковыряетъ своей иголкой... Жильца лучше его, пожалуй, и нарочно не выдумаешь...
Далеко не смирный, очень любившій выпить, покурить, порядочно лѣнивый,-столяръ хотѣлъ сказать еще что-то, но только махнулъ рукой и плюнулъ. Стоявшіе вмѣстѣ съ нимъ мужчины и женщины хмуро поглядѣли другъ на друга. поворчали, но такъ сдержанно и тихо, что нѣсколько глуховатый бондарь почти ничего не разслышалъ.
Между тѣмъ, Губинъ, напрасно побывавшій еще въ одномъ домѣ и надумавшійся пойти лучше поискать квартиру въ другой, болѣе отдаленной и бѣдной, части города,-приблизился къ нимъ. Увидѣвъ Судакова, онъ на ходу поклонился ему и хотѣлъ пройти дальше, но бондарь остановилъ его.
- Нашель квартиру?-спросилъ онъ.
- Нѣтъ... нигдѣ не пускаютъ,-со вздохомъ отвѣчалъ портной и, опять снявъ фуражку, сталъ вытирать потъ со лба и съ лица.
Судаковъ посмотрѣлъ сверху внизъ на этого маленькаго, хиленькаго старикашку, на его сѣденькую бороденку, на печально мигающіе глазки, и ему стало даже жалко его. «Нашли, на кого напуститься цѣлымъ городомъ!..»
Бери у меня переднюю половину, если хочешь. Какъ-будто она подходящая для тебя: не велика, и не мала,-сказалъ онъ.
Губинъ точно еще больше съёжился и опечалился. Онъ робко покосился на угрюмую толпу, продолжавшую стоять у сосѣднихъ воротъ, потомъ- на Судакова, думая, что и этотъ всегда серьезный человѣкъ собирается поиздѣваться надъ нимъ.
«Экъ... не вѣритъ!»-сказалъ про себя бондарь и продолжалъ уже вслухъ, успокоительнымъ тономъ:
И лишняго я не возьму съ тебя ничего. Какъ прежде бралъ съ другихъ по пяти рублей, такъ и съ тебя буду спрашивать. Пользоваться чужимъ несчастьемъ не стану. Пойдемъ, посмотри квартиру.
VII.
Портной перебрался къ Судакову и, такимъ образомъ, получилъ возможность хоть отдохнуть и привести въ нѣкоторый порядокъ свои спутавшіяся мысли. Отдохнуть ему пришлось, впрочемъ, очень немного. Въ тотъ же день, къ ночи, когда Губинъ собирался ложиться спать, въ закрытое окно къ нему влетѣлъ, вмѣстѣ съ разбитыми стеклами, камень. Пришлось закрыть ставнями окна, выходившія на улицу. На другой день, утромъ. въ его квартиру вбѣжалъ видимо негодующій маленькій мальчикъ, лѣтъ семи, и съ сердцемъ вскричалъ:
- Мамка велѣла тебѣ сказать: отдай мнѣ сейчасъ мою одёжу, что ты сжегъ!.. Нечего надѣть!..
Еще черезъ день, въ праздникъ, когда Губинъ рискнулъ пойти къ обѣднѣ, разсчитывая, что, авось, хоть въ церкви оставятъ его въ покоѣ,-совсѣмъ крошечныя дѣвочки, присматривавшія на церковной площади за гусенятами, принялись кричать:
- Зажига!.. Безстыжій старый зажига идетъ!..
«Даже этакихъ-то ребятишекъ настроили противъ него!» Губину стало такъ горько, что онъ остановился, подумалъ и, повѣсивъ голову, воротился обратно на квартиру. Лучше ужъ никуда не показываться. Онъ сѣлъ въ уголъ, у закрытаго ставнями окна, и задумался,-задумался не на нѣсколько минутъ или часовъ, а на нѣсколько дней.
«За что люди травятъ его, какъ крысу?- думалось ему.- Говорятъ, будто онъ распустилъ дочь. Но развѣ онъ баловалъ ее? Смотрѣлъ сквозь пальцы на все то дурное, что она позволяла себѣ, а не останавливалъ ее отъ этого дурного?... Или подавалъ ей нехорошій примѣръ своею собственною жизнью?.. Чѣмъ же онъ виноватъ, что она вышла своевольною дѣвушкой?... Вѣдь онѣ нынче чуть не всѣ такія. Другія еще посвоевольнѣе, похуже, пораспущеннѣе, чѣмъ она!..
1904
1023
«Говорятъ, будто онъ не смотрѣлъ за нею и не зналъ, что дѣлается у него въ домѣ... Да развѣ можно услѣдить за каждымъ шагомъ своихъ домашнихъ?.. Вѣдь онъ человѣкъ рабочій, весь день занятъ своимъ дѣломъ, да и не можетъ всегда сидѣть дома: приходится относить работу къ заказчикамъ, случается уѣзжать въ Норскъ за разнымъ матеріаломъ. Какъ же ему усмотрѣть за всѣмъ?... Да и кто можетъ это? Развѣ тѣ люди, которые винятъ его, всегда знаютъ, куда забрались ихъ дѣти и что дѣлаютъ они гдѣ-нибудь на чердакѣ, въ сараѣ или на сѣновалѣ?..»
Все тоскливѣе, тоскливѣе дѣлалось на сердцѣ у старика отъ сознанія этой вопіющей несправедливости со стороны людей, которымъ онъ никогда не дѣлалъ ничего дурного.
Часто вспоминалось ему также о его сгорѣвшемъ старомъ домѣ. «Какой домъ-то былъ!..» Теплый, сухой, уютный; никакіе вѣтры, ни морозы, ни дожди не были ему страшны!.. Изъ какого рѣдкостнаго дерева-то былъ выстроенъ!.. Когда ему, Губину, вздумалось одно время произвести кое-какія передѣлки въ сѣняхъ, оказалось, что ни топоръ, ни пила не берутъ старыя бревна, изъ которыхъ были сложены стѣны. «Только огонь одолѣлъ ихъ!»-думалъ старикъ, со слезами вспоминая объ огнѣ, пожиравшемъ его домъ, и тоска все глубже да глубже забиралась въ его сердце, какъ червь въѣдается въ яблоко.
Если бы у него была, по крайней мѣрѣ, хоть работа, къ которой онъ привыкъ такъ же, какъ къ тому, что его легкія дышатъ, а сердце бьется: она не дала бы тоскѣ овладѣть имъ и понемногу, понемногу вытѣснила бы ее. Ему тогда было бы некогда много думать о чемънибудь, кромѣ нея. За работой время идетъ быстро, и каждый часъ дорогъ... Но работы не было...
По цѣлымъ, безконечно тянувшимся днямъ Губинъ сидѣлъ въ комнатѣ, не смѣя выглянуть въ окно на улицу, тревожно настораживаясь каждый разъ, когда кто-нибудь входилъ во дворъ, и думая все объ одномъ и томъ же: о травлѣ, которую устроили на него люди, о сгорѣвшемъ домѣ, о томъ, что жизнь его словно уперлась въ какую-то стѣну и остановилась... Хоть бы ужъ смерть пришла!..
VIII.
Онъ почти ничего не ѣлъ; старуха тетка его сначала была очень довольна, что можно было въ такіе жары не топить кухонную печку и не возиться со стряпней, а безъ хлопотъ пробавляться чаемъ съ хлѣбомъ. Но когда прошла цѣлая недѣля, когда стало значительно попрохладтѣе, особенно по утрамъ и по вечерамъ, а Губинъ попрежнему не хотѣлъ ѣсть, старуха начала поглядывать на него все болѣе и болѣе тревожными глазами. «Не расхварывается ли онъ, сохрани Богъ!»
- А что... строиться-то ты развѣ еще не собираешься?-спросила она однажды утромъ, когда они пили чай.
Губинъ разсѣянно взглянулъ на нее, помолчалъ и потомъ нехотя сказалъ, глядя въ сторону:
- Для чего?.. Анюта, все равно, не останется здѣсь жить; а мнѣ самому... умирать надо, не строиться...
Судаковъ чуть не круглыя сутки проводилъ въ своемъ свѣтломь, нарочно приспособленномъ для лѣтней работы, просторномъ сараѣ. Въ немъ, среди развѣшанныхъ по стѣнамъ и разложенныхъ на полкахъ разнообразныхъ инструментовъ,-среди стружекъ, щепокъ, клепокъ, обручей, боченковъ, большихъ и маленькихъ кадушекъ, — онъ работалъ, принималъ посѣтителей, пилъ чай, спалъ и только пообѣдать да поужинать заходилъ въ свою квартиру. Неразговорчивый, мало сообщительный, предпочитавшій въ свободное время, въ праздникъ, лучше почитать свою старинную, временъ Александра I, славянскую библію, чѣмъ «чесать языкъ» съ сосѣдями, онъ словно забылъ о своемъ новомъ жильцѣ тотчасъ же, какъ только пустилъ его къ себѣ на квартиру, и ни