No 3.
1905
НИВА
слугъ на дорогу, приказавъ привести его къ себѣ. Прошло полчаса, и блѣдный менестрель предсталъ передъ нею.
Высокій, стройный, онъ былъ красивъ даже въ рубищѣ. Небольшая лютня висѣла у него за плечами, открытое молодое лицо его дышало спокойствіемъ, взглядъ вдохновенно горящихъ глазъ его, казалось, глубоко проникалъ ей въ душу.
Она попросила его спѣть что-нибудь, и онъ запѣлъ ей о вѣчной правдѣ и любви къ ближнимъ, о долгѣ, о честности, о поклоненіи красотѣ, о жаждѣ истины. Долго, долго онъ пѣлъ ей... Луна появилась и зашла. Первые лучи разсвѣта позолотили небо, а дѣвушка все слушала поэта, жадно внимая душой возвышеннымъ стремленіямъ его сердца.
Онъ пѣлъ ей о томъ, какъ ничтожны и мелочны земныя сокровища, какъ отрадно стремленіе въ высь, туда, гдѣ нѣтъ людей мелкихъ и злобныхъ, гдѣ царитъ величіе Творца и гдѣ ощущается его близость.
И когда пѣвецъ удалился, она почувствовала себя перерожденной.
Ей показалось, что наконецъ раскрылась та завѣса, которая скрывала отъ нея ея сердце, ей показалось, что она только теперь проснулась и ясно стала сознавать, какъ лгала она самой себѣ, когда думала, что могла полюбить своего рыцаря...
Прошло нѣсколько дней; менестрель жилъ въ замкѣ и каждый день пѣлъ ей свои чудныя пѣсни.
Рыцарь возвратился съ охоты и былъ пораженъ перемѣной въ красавицѣ-дѣвушкѣ.
Даже ему, никогда не умѣвшему понять сердце женщины, сразу сдѣлалось ясно, что его невольница-подруга измѣнилась къ нему. Ему казалось страннымъ, почему ея взглядъ вдругъ загорѣлся такимъ вдохновеннымъ и знойнымъ огнемъ, почему такъ разсѣянно стала она отвѣчать на его ласки, точно между ней и имъ всталъ кто-то новый, покорившій ее, незримый для него врагъ.
Кто онъ? Чѣмъ такъ взволнована ея молодая душа? Вѣдь два года почти онъ никуда не отпускаетъ ее отъ себя, два года постепенно покоряетъ ея сердце, подчиняетъ себя ея волѣ! За эти два года ему самому нерѣдко казалось, что она уже начинаетъ любить его. Истомленный безсонными ночами, вѣчно думая объ одномъ, онъ пошелъ къ своему астрологу, чтобы спросить у него совѣта. Была уже ночь. Узкой, витою лѣстницей взошелъ онъ на вершину башни, съ которой астрологъ наблюдалъ за небесными свѣтилами. Рыцарь засталъ его за вычисленіями. При его приближеніи астрологъ всталъ съ подушки, на которой сидѣлъ, и сказалъ ему:
- Я знаю, зачѣмъ ты пришелъ ко мнѣ. Ты хочешь знать, почему твоя красавица перемѣнилась къ тебѣ, почему въ ней нѣтъ больше прежней ласки, почему взоръ ея блеститъ вдохновеннымъ огнемъ, котораго ты прежде не замѣчалъ. Что-жъ! Я отвѣчу тебѣ: она полюбила, рыцарь. Она полюбила не тою земною любовью, которая только и понятна тебѣ, нѣтъ, она полюбила любовью чистой, свѣтлой, какъ солнце!
Рыцарь засмѣялся.
- Такой любви я не боюсь, чародѣй,- отвѣтилъ онъ.- Ты лжешь мнѣ: такой любви не существуетъ! Если дѣвушка полюбила кого-нибудь, то это значитъ, что ее влечетъ къ нему не то чистое чувство, которому я не вѣрю, а желаніе измѣнить мнѣ, отдаться новому человѣку. Онъ, вѣрно, околдовалъ ее пѣснями, ласками, поцѣлуями, онъ хочетъ отнять ее у меня, но нѣтъ! ему это не удастся. Укажи мнѣ, кто онъ, я хочу знать имя моего соперника!
- Никакого соперника у тебя нѣтъ,-возразилъ ему старикъ.-Человѣкъ, который затронулъ нѣжныя струны возвышенныхъ стремленій въ твоей красавицѣ, никогда не посмѣлъ бы поднять на нее взоровъ... Пѣсни егоне пѣсни любви, а призывъ къ свѣту и добру, звучащій
1905
43
людямъ, которые изъ-за своего богатства, роскоши и власти забываютъ въ грѣховныхъ наслажденіяхъ радость стремленія къ истинѣ.
- Ты лжешь, чародѣй! Ты знаешь все, я вижу, ты давно замѣтилъ, что происходитъ у меня въ замкѣ, и ты скрывалъ это отъ меня... Но ты откроешь мнѣ все, или, клянусь, я убью тебя!
И выхвативъ изъ-за пояса кинжалъ, рыцарь бросился на старика.
Чародѣй стоялъ спокойно: ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на его лицѣ, только глаза его, вдохновленные силою знанія, заблистали необычнымъ блескомъ... «Убей, но ты тогда ничего не узнаешь»,—какъ бы говорили они.
Рыцарь опустилъ руку и бросилъ кинжалъ.
И тогда чародѣй подвелъ рыцаря къ краю башни и укавалъ ему рукою внизъ.
Безбрежное пространство открывалось оттуда, теряясь въ неясной дали туманной лунной ночи. Голубоватые лучи серебряной луны играли блестками на волнахъ водопада, озаряя неяснымъ свѣтомъ цвѣтущій садъ темнаго замка... Тамъ, въ саду, въ бесѣдкѣ, неподалеку отъ куста розъ, сидѣла дѣвушка, жадно вслушиваясь въ пѣсню менестреля. Эта тихая пѣсня нѣжно звучала во мракѣ ночи. Странное чувство истомы овладѣло вдругъ рыцаремъ.
Пѣсня оборвалась... Менестрель заговорилъ. Словъ его не было слышно, но видно было, какъ онъ показывалъ на небо. Гордымъ покоемъ дышало его лицо. Почтительно опустился онъ на колѣни передъ красавицей и приложилъ къ блѣднымъ губамъ своимъ ея бѣлую руку.
Дѣвушка сидѣла, словно очарованная, и вдругъ, въ порывѣ тлубокой нѣжности, схватила его голову и жадно приникла горячими губами къ губамъ менестреля...
Блѣдный, сжимая дрожащими руками каменный выступъ башни, смотрѣлъ рыцарь въ полу-темный садъ. Волны бѣшенства грозно закипали въ его душѣ.
Когда онъ очнулся, менестреля въ саду уже не было. Прекрасная дѣвушка лежала безъ чувствъ въ бесѣдкѣ, а вь воздухѣ звучала, замирая и удаляясь, тихая нѣжная пѣсня...
По широкой дорогѣ уходилъ изъ замка менестрель, постепенно скрываясь въ таинственномъ полумракѣ свѣтлой лунной ночи...
Оттолкнувъ чародѣя, рыцарь бросился за поэтомъ.
Прошла ночь, прошелъ день, и снова вечерній мракъ одѣлъ землю.
Усталый и блѣдный, на взмыленномъ ворономъ конѣ возвратился рыцарь въ свой замокъ. Новый колетъ его былъ весь забрызганъ кровью. Онъ бросилъ поводья оруженосцу и появился въ залахъ, бережно неся въ рукѣ что-то, завернутое въ старый изодранный плащъ.
Не говоря ни слова, онъ вошелъ въ комнату дѣвушки и, развернувъ привезенный имъ предметъ, бросилъ плащъ къ ея ногамъ. Въ его рукахъ былъ дорогой хрустальный кубокъ, а въ кубкѣ лежало окровавленное человѣческое сердце.
- Я видѣлъ тебя вмѣстѣ съ менестрелемъ,-сказалъ онъ ей. — Ты мнѣ измѣнила, и ты заплатишь мнѣ за это... Я взялъ тебя нищей и несчастной; я спасъ тебя въ минуту твоей гибели, я далъ тебѣ счастье, богатство, сталъ твоимъ рабомъ, но ты обманула меня и потому умрешь медленною смертью отъ голода въ этой башнѣ. Тамъ я навѣки заточу тебя, чтобы ни одна пѣсня не проникла къ тебѣ, чтобы ни одинъ взглядъ не смутилъ твоихъ лживыхъ очей.
- Я невинна предъ тобой,- отвѣтила красавица:ты можешь убить меня, но я не измѣняла тебѣ.
- Я убилъ твоего возлюбленнаго,-спокойно сказалъ онъ, перебивая ее.—Я вырвалъ сердце изъ его груди... Мой чародѣй оживитъ его, оно споетъ мнѣ тѣ пѣсни,