46
1905
НИВА
Потрясенный, разбитый духовно, рыцарь бросился въ угловую башню своей красавицы. Двери ея комнаты были заперты. Тщетно стучалъ онъ въ нихъ, тщетно старался взломать дубовыя двери-онѣ были слишкомъ крѣпки и не поддавались его усиліямъ.
Озлобленный неудачею, онъ приказалъ слугамъ выломать дверь. Рыцарь бросился въ комнату. Онъ сталъ искать дѣвушку, но ея не было... Окно было открыто, и на немъ рыцарь нашелъ мокрый отъ слезъ платокъ своей возлюбленной. Въ отчаяніи схватилъ онъ этотъ платокъ и въ изнеможеніи упалъ въ кресло у окна...
За окномъ, подъ башнею, на страшной глубинѣ, клокоталъ и гудѣлъ водопадъ, однообразно плеская своими волнами, пѣнясь и шумя.
Гулко и злобно шумѣли его воды, словно радуясь, что въ ихъ объятья попала новая жертва...
1905
No 3.
На слѣдующій день, въ нѣсколькихъ миляхъ отъ замка, теченіе рѣки прибило на отмель трупъ. Это была возлюбленная рыцаря.
Много лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ...
Измѣнилась земля, измѣнились люди... Отъ чернаго замка остались только развалины одной изъ башенъ...
Зубчатая, покрытая мхомъ, крѣпко стоитъ она надъ шумящимъ водопадомъ, точно сторожъ былого, забытаго времени.
Въ народѣ до сихъ поръ считаютъ это мѣсто проклятымъ и говорятъ, что въ лунныя ночи, на вершинѣ башни, появляется призракъ страшнаго рыцаря, который ищетъ сердце поэта, напѣвая старинную, грустную пѣсню...
Навстрѣчу жизни.
Романъ
В. А. Тихонова.
И вдругъ, разрѣшеніе спора пришло какъ-то само собой. Николай Васильевичъ постоялъ, постоялъ на мѣстѣ, потомъ вздохнулъ, а вздохнувъ, улыбнулся и совершенно неожиданно сказалъ:
- Эхъ, Костя, Костя! Женись-ка ты! Вотъ что!
Воротниковъ разсмѣялся дѣланнымъ смѣхомъ.
Да, да, да! уже подхватилъ Николай Васильевичъ.-Ты не смѣйся! Я тебѣ въ серьезъ говорю! Жениться тебѣ надо. И вотъ ты увидишь, какія новыя перспективы передъ тобою откроются.
Какія такія новыя перспективы?-спросилъ Воротниковъ вслухъ, а про себя договорилъ: «я, вотъ, въ тебѣ что-то никакихъ новыхъ перспективъ не замѣчаю, потому что и Южная Америка съ Японіей и раньше были».
Какія новыя перспективы? А вотъ какія,-почти вдохновенно заговорилъ Тополевъ.-Ты женишься и будешь счастливъ! И будетъ тебѣ тепло и хорошо на свѣтѣ. И захочется тебѣ, чтобы и другимъ было тоже хорошо и тепло на свѣтѣ. И чувство эгоизма, столь присущее холостякамъ, смѣнится чувствомъ святого альтруизма. И радость начнетъ свѣтить изъ твоего уголка, и многихъ она обласкаетъ, многихъ согрѣетъ.
- Хорошо поешь,-усмѣхнулся Воротниковъ.
- По своему опыту.
- По своему опыту? А минуту тому назадъ говорилъ, что тебѣ теперь ни до кого дѣла нѣтъ! Что вамъ двоимъ только другъ друга и нужно!-иронизировалъ Воротниковъ.
- Те-те-те! Постой! Постой!-остановилъ его Тополевъ.
- Но, вѣдь, я же сказалъ, что мы повсюду несемъ свое счастье, а оно-то и грѣетъ окружающихъ насъ. Мы счастливы, и всѣмъ, соприкасающимся съ нами, хорошо.
Ну, этакъ-то и я счастливъ.
- Нѣтъ, Костя! Нѣтъ, ты не счастливъ, потому что иначе...
- Что иначе?
Но Тополевъ не договорилъ. И Лидочка, какъ нельзя болѣе кстати, перебила его.
Въ самомъ дѣлѣ, Константинъ Федоровичъ, отчего бы вамъ не жениться?-съ самой наивной улыбкой сказала она.
- Невѣсты нѣтъ-съ!-усмѣхнулся Воротниковъ.
- Ну, братъ, за этимъ дѣло не станетъ! Невѣсту мы тебѣ найдемъ!-совсѣмъ уже весело смѣялся Николай Васильевичъ.
О, у меня столько подругъ по институту,-вторила ему жена.-И есть премилыя дѣвушки! Напримѣръ, Зина Добрынина!
А Катенька Пильцъ?
- А Варя Лазунская!-подхватилъ мужъ. И разговоръ перешелъ на самую веселую тему.
Развеселился и Константинъ Федоровичъ. Не безъ комизма разсказывалъ онъ Лидіи Александровнѣ о своихъ прежнихъ неудачныхъ попыткахъ жениться и даже откровенно разсказалъ нѣкоторыя изъ продѣлокъ маменьки.
Гуляли они по парку, катались на лодкѣ по Урѣ, по селу даже прошлись.
Но за обѣдомъ Воротниковъ опять слегка нахмурился. Очень ужъ его коробилъ тотъ «кутежъ», которому, по его мнѣнію, предавался Тополевъ. И въ самомъ дѣлѣ: обѣдъ былъ изъ пяти блюдъ, фрукты дорогіе! Мало того, въ концѣ обѣда даже бутылку шампанскаго откупорили, чтобы спрыснуть Лидочкино новоселье!
И радушные хозяева заставили Воротникова цѣлыхъ два бокала этого вина выпить, отчего у него съ непривычки даже въ головѣ зашумѣло.
А когда, послѣ обѣда, Тополевъ увелъ друга къ себѣ въ кабинетъ и, вынувъ изъ письменнаго стола полторы тысячи рублей, вручилъ ему со словами:
- Вотъ, Костя, это мой старый долгъ! Прости, что я такъ запоздалъ съ расплатой!
Воротниковъ не сдержался и спросилъ:
- Да ты что, скажи пожалуйста, за женой приданое, что ли, большое взялъ?
Тополевъ усмѣхнулся и сказалъ:
- Кладъ цѣлый взялъ, Костенька! Настоящій кладъ! - Т. е. какъ кладъ?
- Да такъ! Такую жену мнѣ Богъ послалъ, что иначе, какь кладомъ, я ее назвать не могу. Ну, а что приданое, дѣйствительно, было, только не большое, а малюсенькое.
Уже совсѣмъ стемнѣло, когда Воротниковъ сталъ собираться домой.
- Ну, не забывай насъ, Костя, навѣщай почаще, да, глядя на насъ, соблазнись-ка нашимъ примѣромъ! Помни, милый другъ, на землѣ жить надо и жизнь дается всего только одинъ разъ!-сказалъ, прощаясь съ нимъ Тополевъ.
VI.
Хмурый ѣхалъ назадъ Константинъ Федоровичъ. Сердито сдерживалъ онъ рвавшагося домой Визиря. Злился онъ на все, но на что именно—ни за что бы опредѣлить не могъ. Раздражало его и то, что Тополевы такъ широко живутъ и безсмысленно деньги тратятъ; и то, что они другъ съ друккой цѣлый день нѣжничаютъ, не стѣсняясь даже присутствіемъ посторонняго человѣка, и безъ умолку о своемъ счастьѣ говорятъ. Но не менѣе раздра