86
1905
НИВА
Нина Сергѣевна простилась съ гостями на порогѣ передней. Съ Лидіей Александровной она даже не поцѣловалась.
Константинъ Федоровичъ вышелъ проводить ихъ на крыльцо.
До свиданья, Костя! Не забывай насъ, заѣзжай почаще!- говорилъ Тополевъ, пожимая Воротникову руку.-Я знаю, что ты по буднямъ очень занятъ, такъ ты послѣ работы, къ семи часамъ, прямо къ намъ къ обѣду.
Ладно. Спасибо!-бурчалъ Константинъ Федоровичъ.
Вы музыку любите?-спрашивала Лидія Александровна, усаживаясь въ фаэтонъ и не дождавшись отвѣта. продолжала:-Я вамъ на роялѣ буду играть! А вотъ когда Леля пріѣдетъ, она отлично поетъ! У нея такой чудный голосъ!
Тополевы уѣхали.
Угрюмый вернулся Константинъ Федоровичъ въ домъ. Ну, вотъ! только добро напрасно испортили!-кудахтала Нина Сергѣевна, глядя на двѣ нетронутыя и одну только слегка початую чашку кофе.-Если бы знать, такъ и заваривать не надо было.
Константинъ Федоровичъ остановился и сталъ смотрѣть на мать, словно ожидая: что она еще скажетъ?
Ну, и не понравилась же мнѣ эта вертушка!-продолжала Нина Сергѣевна, уже оборачиваясь къ сыну. Скажите пожалуйста! Въ деревню на фортепіанахъ играть пріѣхала! Да съ молодыми людьми развлекаться! Нѣтъ! Какъ ты хочешь, Костя, а не пара они тебѣ! Не пара! И знакомство это самое пустое! Этотъ Николай Васильевичъ всегда былъ жалкій человѣкъ! А теперь еще и жену себѣ подъ пару завелъ.
- Почему же жалкій?-какъ-то задумчиво спросилъ Константинъ Федоровичъ.
А потому жалкій, что бездѣльникъ и мотъ! Все свое имѣніе разорилъ! Все бы ему кутить да безобразничать!
Но Константинъ Федоровичъ уже не слушалъ дальше матери. Медленно, шагъ за шагомъ пошелъ онъ въ свою комнату и думалъ:
«Жалкій, и счастливъ! А я вотъ не бездѣльникъ и не мотъ, а порою готовъ въ петлю полѣзть отъ этой ужасной жизни».
И вдругъ ему ясно вспомнился портретъ красавицы Людмилы Полтининой и неудержимо захотѣлось воочію увидать эту дѣвушку.
«Поѣхать въ губернскій городъ?-сталъ-было онъ думать про себя, но почти сейчасъ же и отогналъ эту мысль.- Ну, что за вздоръ! Зачѣмъ онъ туда поѣдетъ? И можно ли придавать какое-нибудь значеніе словамъ полупьянаго Лыкошина?»
Работать нужно! Вотъ что!-вдругъ сердито прикрикнулъ онъ на себя и, быстро переодѣвшись въ сѣренькую блузу и высокіе сапоги, отправился въ поле.
XII.
Но и въ полѣ ему было не веселѣе. Хмуро и вяло бродилъ онъ между рабочими-крестьянами, на каждомъ шагу видя какія-нибудь упущенія, но почему-то вовсе не дѣлая замѣчаній.
Ну, и чортъ съ ними! Пусть!-злорадно шепталъ онъ про себя.
Въ одномъ мѣстѣ работники окружили его и затянули свою нескончаемую жалобу на харчи. Почти безучастно выслушалъ ихъ Константинъ Федоровичъ и сказалъ только:
- Ладно! Разберу.
Въ другомъ мѣстѣ староста торжествующе доложилъ ему, что въ Анютинѣ уже за воловъ-то дешевле просятъ. Константинъ Федоровичъ только рукой махнулъ.
Въ третьемъ-онъ заглядѣлся на молодую бабу, кормившую грудью своего трехмѣсячнаго ребенка.
- Который это у тебя?-спросилъ онъ.
1905
No 5.
- Первенькій!- сіяя радостной улыбкой, отвѣтила молодуха.
Дойдя до рѣчки, Константинъ Федоровичъ хотѣлъ-было выкупаться, но, вспомнивъ про илистое и вязкое дно узенькой Потылицы, подумалъ: «Эхъ, сколько лѣтъ я собираюсь купальню сдѣлать!»
И пошелъ обратно къ усадьбѣ.
Но въ домъ ему идти не хотѣлось, и онъ, обойдя копань, занелъ въ кузницу къ Евстигнѣю.
Здоровый, бѣлокурый, но весь вымазанный сажей кузнецъ, съ высокимъ и худощавымъ молотобойцемъ, усердно ковали раскаленную до-красна полосу желѣза.
Дай-ка!-сказалъ Константинъ Федоровичъ и, взявъ изъ рукъ молотобойца молотъ, принялся въ тактъ и въ очередь съ кузнецомъ бить имъ по желѣзу.
Славно работаете, Константинъ Федоровичъ! похвалилъ его Евстигнѣй.
Но тотъ сейчасъ же передалъ молотъ обратно и пошелъ къ конюшнямъ.
- Архипъ!-крикнулъ онъ кучеру.
И когда рыжая борода Архипа выглянула изъ каретника, приказалъ:
Сѣдлай Аскера!
И когда темно-сѣрый иноходецъ, прядая своими маленькими ушами, ужъ осѣдланный, самъ выбѣжалъ къ нему изъ каретника, Константинъ Федоровичъ ласково потрепалъ его по крутой шеѣ и легко вскочилъ на сѣдло.
- Куда это, Костя?-крикнула ему съ террасы Нина Сергѣевна.
- Въ Гари, лѣсъ посмотрѣть!-отвѣтилъ Костя и, выѣхавъ за ворота, поѣхалъ прямо въ противоположную Гарямъ сторону.
Куда онъ ѣхалъ, онъ и самъ не зналъ. Ему чего-то хотѣлось, куда-то или къ чему-то тянуло его, и все это какъ-то несвязно тѣснилось въ его душѣ. Онъ хотѣлъ ѣхать въ Гари, но стоило только маменькѣ спросить его: куда онъ ѣдетъ?-даже мысль о самыхъ этихъ Гаряхъ стала ему противна.
«Махпуть развѣ на хуторъ въ Малавку, да тамъ и переночевать?»-соображалъ онъ.
Въ Малавкѣ ему теперь было дѣлать нечего, и потому-то его туда вдругъ и потянуло. Увидѣвъ какого-то идущаго по дорогѣ мужика, онъ подозвалъ его къ себѣ и сказалъ:
- Зайди-ка, братъ, въ усадьбу, да скажи барынѣ, что я въ Малавку поѣхалъ и вернусь только завтра къ обѣду.
И отдавъ это распоряженіе, пустилъ Аскера полной рысью.
Плавно покачиваясь на ровной иноходи, Константинъ Федоровичъ весь погрузился въ свои мысли.
«Одинъ я! Одинъ, одинъ совсѣмъ!-шепталъ онъ самому себѣ.-И съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе одинокъ становлюсь. Въ отрочествѣ у меня хоть товарищи по школѣ были, а теперь и ихъ всѣхъ растерялъ. Остался одинъ Николай Васильевичъ, да и тотъ... какой онъ мтѣ товарищъ? Мы съ нимъ на разныхъ языкахъ говоримъ... А вотъ теперь—женился онъ и совсѣмъ ужъ врознь будемъ!.. И пойдутъ года, и все будетъ одно и то же... Да если-бъ еще одно и то же, такъ нѣтъ! Хуже будетъ. Маменька будетъ старѣть и брюзжать все болѣе и болѣе; я тоже начну подаваться назадъ-и все будетъ гнить и разрушаться. И на гниломъ деревѣ не появятся уже молодые побѣги»...
- Что это?-вдругъ перебилъ онъ свою мысль, выѣхавъ на пригорокъ.-Никакъ гроза собирается?
На западѣ взмывала большая, темная туча. Константинъ Федоровичъ посмотрѣлъ вокругъ себя. Пересохшая земля просила дождя.
«Хорошо бы!»-подумалъ онъ и прибавилъ еще ходу навстрѣчу необъятной темной громадѣ.
Жаръ стоялъ невыносимый. На третьей уже верстѣ обыкновенно не потливый Аскеръ былъ весь въ мылѣ,