106
1905
НИВА
и начались вызовы. Артисткѣ, игравшей главную роль, передали изъ оркестра большой и великолѣпный букетъ цвѣтовъ, и та, кланяясь публикѣ, какъ-то особенно признательно взглядывала на ложу Полтининыхъ.
Воротниковъ всталъ и началъ пробираться въ садъ. XV.
Константинъ Федоровичъ! Константинъ Федоровичъ!-окрикнулъ его кто-то сзади, едва онъ успѣлъ выйти на воздухъ.
Константинъ Федоровичъ оглянулся. Къ нему подходилъ Ларіонъ Семеновичъ Полтининъ, гордо ведя подъ руку свою красавицу-дочь. За ними двигалась цѣлая свита разныхъ знакомыхъ и прихлебателей.
Вы какимъ образомъ въ наши края? Давно ли изволили пожаловать? Да вотъ, позвольте васъ познакомить-моя дщерь, Людмила Илларіоновна,-прохрипѣлъ Ларіонъ Семеновичъ.
Воротниковъ поднялъ шляпу, Людмила протянула ему руку.
Рука Константина Федоровича почему-то дрогнула на ея простое, но довольно крѣпкое пожатіе.
Затѣмъ, поздоровавшись съ самимъ Полтининымъ, Константинъ Федоровичъ пошелъ съ ними по саду, идя рядомъ съ Людмилой.
- По дѣламъ, что ли, алитакъ?-спрашивалъ Ларіонъ Семеновичъ.
- По дѣламъ,-почему-то нашелъ нужнымъ отвѣтить Воротниковъ.
- А надолго-ли?
Не знаю. Во всякомъ случаѣ на нѣсколько дней.
Ну, такъ насъ не забудьте. На дачку къ намъ милости просимъ! Да не откладывайте въ долгій ящикъ, а завтра же пожалуйте хлѣба-соли откушать.
Не знаю... если удастся...-началъ-было Воротниковъ.
Но съ нимъ заговорила Людмила.
Вы знакомы съ Юріемъ Андреевичемъ Лыкошинымъ?-спросила она.
- Какъ же, даже очень.
- Въ такомъ случаѣ, и я васъ знаю. Онъ много мнѣ про васъ разсказывалъ.
А что же именно? Можно полюбопытствовать?
Да разное тамъ... Ну, вотъ, напримѣръ, что вы очень богаты, но что у васъ есть маменька. И что вамъ, кажется, жениться нужно... ну, еще что-то такое.
Людмила говорила, какъ-то особенно просто и совершенно не улыбаясь, словно, говоря одно, она думала о другомъ.
Слова ея нѣсколько покоробили Воротникова, и онъ, криво усмѣхнувшись, сказалъ только одно слово:
Чудакъ!
Кто это чудакъ-то?-переспросила Людмила.-Лыкошинъ, что-ли?
- Да, онъ. Пьетъ-пьетъ, а потомъ начнетъ разное выдумывать. Онъ мнѣ и про васъ немало наговорилъ.
Воротниковъ ждалъ, что Людмила сейчасъ же спроситъ его: что именно про нее наговорилъ Лыкошинъ, но она какъ будто и не слыхала послѣднихъ его словъ, а подумавъ немного, только сказала:
Нѣтъ, онъ не чудакъ, а пьетъ дѣйствительно много.
- Не правда-ли, Людмила Илларіоновна, какъ Васина хороша въ этой роли? Это что-то невѣроятное! Чтото непостижимое! Выше ея игры и представить себѣ ничего нельзя!-восторженнымъ тономъ проговорилъ какой-то, подлетѣвшій къ нимъ маленькій молодой человѣкъ съ блѣднымъ, и почему-то испуганнымъ лицомъ.
Людмила взглянула на него и улыбнулась, на секунду сверкнувъ бѣлыми, ровными зубами.
Ну, ужъ вы всегда: «невѣроятно!»- «непостижимо!»-выше нельзя!». Вы незнакомы?-спросила она, переведя глаза съ молодого человѣка на Воротникова.
Тотъ сдѣлалъ отрицательный жестъ головой.
1905
No 6.
Нашъ восторженный поэтъ-Иванъ Васильевичъ Юнашовъ, или по-просту, какъ мы его зовемъ: Юноша,— представила она молодого человѣка и потомъ назвала Воротникова.
Они пожали другъ другу руки.
Подъ видимымъ спокойствіемъ, съ которымъ старалась себя деркать молодая дѣвушка, чувствовалась какая-то скрытая нервность. Казалось, что она чѣмъ-то недовольна, что что-то раздражаетъ ее. Словно ей тѣсно, и она еле сдерживаетъ свои руки отъ широкихъ жестовъ, свой голосъ отъ громкихъ нотъ, какъ будто ей простора не хватапо здѣсь, въ этомъ саду, въ этой окружавшей ее толпѣ.
- Это, вѣдь, вашъ букетъ поднесли ей. Чудный букетъ! Какіе цвѣты! И съ какимъ вкусомъ! Я видѣлъ, тамъ еще нѣсколько корзинъ заготовлено!—продолжалъ тараторить восторженный, но чѣмъ-то вѣчно испуганный поэтъ.
А вамъ нравится Васина? спросила Людмила Воротникова.
- Да, да!-наобумъ отвѣтилъ тотъ.-Хотя, вообще, не знатокъ въ этомъ дѣлѣ.
- Ахъ, Боже мой! Ну при чемъ тутъ знаніе. Развѣ тутъ есть что-нибудь спеціальное?-быстро заворковалъ Юнашовъ.-Сила жизни васъ захватываетъ всего! Вы отдѣляетесь отъ земли! Вы отрѣшаетесь...
Голубчикъ! Отрѣшитесь-ка и вы отъ вашего восторженнаго тона!-перебила его Людмила.- А то, право, благодаря этимъ «необычайно» да «чрезвычайно» васъ и не поймешь иногда!
Юнашовь какъ-то сразу смякъ. Его испуганное выраженіе лица смѣнилось выраженіемъ грустнымъ, почти обиженнымъ. У него хватило только силы тихо прошептать:
Что-жъ, если я такъ чувствую.
- Мнѣ говорилъ Лыкошинъ, что вы вѣчно сидите въ своей деревнѣ, погружены въ хозяйство, съ головой ушли въ свое дѣло,-обратилась Людмила къ Воротникову, какъ бы и не замѣтивъ огорченія поэта.
Константинъ Федоровичъ что-то невнятно промычалъ ей въ отвѣтъ.
- И я много спорила съ нимъ объ этомъ,-продолжала она.-Я утверждала, что это прекрасно-найти что-нибудъ такое, что бы васъ поглотило всего. Подчиниться чему-нибудь, отдаться чему-нибудь одному безраздѣльно! А чему—это все равно, лишь бы оно было настолько сильно, чтобъ властвовать надъ вами.
- Это въ васъ говоритъ избытокъ свободы!-словно про себя прошепталъ Юнашовъ.
Что такое?-не разслышавъ, переспросила Людмила. - Я говорю, что вы страшно свободны! Вы ужасно свободны!-опять впадая въ восторженный тонъ, заговорилъ юноша.-Вы свободны, какъ стихія! Вы свободны, какъ сама природа! И вамъ хочется испытать подчиненіе! Вамъ даже рабство кажется заманчивымъ! Это ужъ что-то сладострастное! Въ то время, когда всѣ люди стремятся къ свободѣ, вы! Вы-сама свобода!— готовы отрицать самое себя!
Договоривъ послѣднія слова, онъ вдругъ круто повернулся и быстро пошелъ въ какую-то боковую аллею.
- Какой онъ маленькій!-словно свою мысль вслухъ произнесла молодая дѣвушка, глядя вслѣдъ торопливо и смѣшно шагавшему поэту.—Я говорю—ростомъ маленькій,-сейчасъ же поправилась она, взглянувъ на высокаго, осанистаго Воротникова.
- Ростъ-это еще не душа,-сказалъ тотъ, почемуто почувствовавъ вдругъ расположеніе къ этому обиженному юношѣ.
- Но ростъ помогаетъ душѣ...
Позвольте!-запротестовалъ вдругъ Константинъ Федоровичъ.-А мало ли было великихъ людей маленькаго роста! Да хоть бы взять Наполеона!