No 7.
1905
НИВА
всего дорожимъ этимъ покоемъ. Мы не сами думаемъ, за насъ думаетъ какой-то коллективный разсудокъ; мы почти не сами чувствуемъ. Наши опекуны создали для насъ и обиходныя чувства. А вотъ докторъ Лыкошинъ не таковъ. Онъ внѣ опеки и поэтому свободенъ. И ему завидуешь, но подражать боишься, трясешься за свой покой, боишься новыхъ мыслей... А вотъ Людмила, она тоже, какъ Лыкошинъ,- внѣ опеки и ничего не боится. Даже рабства, даже подчиненія. Она не прочь побаловаться ими, какъ новой, незнакомой еще ей игрушкой. Но попробуйте-ка всерьезъ надѣть ей ярмо,-ого!какъ она стряхнетъ его! Да она въ мелкія щепы расщеплетъ и ярмо, и яремщика! Чудная! Чудная дѣвушка!
Послѣднія слова поэтъ договорилъ прямо восторженно.
Константинъ Федоровичъ посмотрѣлъ на него и даже крякнулъ:
«Однако.-подумалъ онъ,-сочинитель! Поэтъ! Какъ есть поэтъ!»
И въ эту минуту ему особенно захотѣлось наложить ярмо на эту «чудную, чудную дѣвушку».
Вы у нихъ сегодня будете?-спросилъ онъ Юнатова.
- Буду!-мечтально отвѣтилъ тотъ.
- Обѣдать?
- Нѣтъ, попозже, вечеромъ.
А я обѣдаю у нихъ.
- Значитъ, увидимся,-заключилъ поэтъ и, расплатившись за свой коньякъ, всталъ, распростился съ Воротниковымъ и зашагалъ по бульвару, глядя себѣ подъ ноги и разсѣянно помахивая тросточкой.
XVII.
Около трехъ часовъ Константинъ Федоровичъ нанялъ парнаго извозчика и поѣхалъ за городъ, на дачу къ Полтининымъ, до которой отъ города было верстъ десять.
«Наложить ярмо!- упрямо думалъ онъ, покачиваясь на слабыхъ рессорахъ.-Но какъ? Прежде всего-жениться, а тамъ ужъ ярмо само ляжетъ. Жизнь его наложитъ, и никакими силами ярмо это не стряхнуть! Жизнь-то посерьезнѣе поэтическихъ бредней, и «коллективный разумъ» посильнѣе всякихъ новыхъ словъ...»
«Но пойдетъ ли она за меня?-думалъ онъ дальше.А отчего бы и не пойти? Я- молодъ, недуренъ собой, богатъ, образованъ и дворянинъ. О! Это послѣднее для нихъ, купцовъ, играетъ не малую роль. Что тамъ ни говори, а все-таки они всѣ къ дворянству тянутся. Отецъ ея, конечно, всецѣло будетъ на моей сторонѣ, и хотя тамъ она не признаетъ никакой опеки, но тятенькина воля, все-таки, вѣроятно, для нея-законъ. Да и здравый смыслъ подскажетъ ей, что такіе женихи не на каждомъ шагу попадаются!.. Что же касается соперниковъ, то кто они? Докторъ Лыкошинъ, но, по словамъ этого поэтика, Людмила и сама отрицаетъ всякую любовь къ нему. Да и смѣшно предпочесть этого нищаго, полупьянаго доктора ему, одному изъ самыхъ видныхъ помѣщиковъ губерніи. Ну, а остальные-то кто же? Этотъ гнилозубый, изъѣденный молью, вчерашній купчикъ? Но ему, навѣрное, и жизни-то, несмотря на его молодость, какихъ-нибудь пять лѣтъ осталось, до костей истрепался! И развѣ для здоровой и сильной дѣвушки такой женихъ годится? Ну, можетъ-быть, тамъ еще другіе есть? Но, во всякомъ случаѣ, и онъ, Воротниковъ, не изъ дюжины. Стало-быть, слѣдуетъ только рѣшиться да дѣйствовать понастойчивѣе».
И вотъ, съ такими побѣдоносными мыслями подъѣзжалъ Константинъ Федоровичъ къ великолѣпной, пригородной дачѣ купца Полтинина.
На крутомъ берегу Волги, все утопая въ зелени, возвышалось это палаццо, построенное въ какомъ-то причудливомъ стилѣ.
Палаццо питій, стиль-распивочно и навыносъ.какъ-то характеризовалъ докторъ Лыкошинъ дачу Ларіона Семеновича. И несмотря на всю безсмысленность
1905
123
этой характеристики, она почему-то ужасно шла къ этому купеческому капищу.
Еще издали Воротниковъ замѣтилъ громадный флагъ, развѣвающійся на высокомъ флагштокѣ.
Самъ, значитъ, дома,-пояснилъ ему этотъ сигналъ извозчикъ.
И дѣйствительно, «самъ» былъ дома. Онъ встрѣтилъ Константина Федоровича на громадной верандѣ, съ которой открывался прекрасный видъ на Волгу.
Ларіонъ Семеновичъ былъ уже не одинъ. Человѣкъ съ десять гостей толпилось тутъ же, возлѣ него.
«И все мужчины»,-подумалъ почему-то Константинъ Федоровичъ, отыскивая глазами Людмилу.
Полтининъ, словно понявъ его взглядъ, сейчасъ же сообщилъ, что «Милочки» дома нѣтъ.
-- Съ часъ тому назадъ удрала куда-то со своей компаніей. Но вы не безпокойтесь! Обѣдать мы ее дожидаться не станемъ. Съ ней, вѣдь, это часто бываетъ уйдетъ и пропадетъ.
Воротникову это утѣшеніе совсѣмъ не понравилось. Именно ее-то ему и хотѣлось больше всего видѣть, но, конечно, онъ не высказалъ этого.
Въ числѣ гостей Полтинина былъ и Иванъ Никифоровичъ Слюзинъ со своимъ Никешей. Онъ сейчасъ же подскочилъ къ Воротникову и, протягивая ему руку ребромъ, быстро заговорилъ:
- Вотъ ужъ кого не ждалъ здѣсь видѣть! Константинъ Федоровичъ! Вы какими судьбами? Какъ это вы сюда собрались? Супризъ да и только! А я вотъ съ сынкомъ!
Выпаливъ все это, онъ какъ-то загадочно подмигнулъ, какъ бы говоря: «Сами знаете, дескать, по какому дѣлу», затѣмъ, отскочивъ въ сторону, весело-весело захихикалъ.
«Экая бестія! Дѣлаетъ видъ, что удивленъ, увидавъ меня, а самъ въ гостиницѣ уже справлялся!»—подумалъ Воротниковъ и, небрежно пожавъ руку робкому Никешѣ, сталъ знакомиться съ другими гостями.
Это были по преимуществу богатые мѣстные купцы и болѣе или менѣе видные чиновники. Былъ тутъ и полицеймейстеръ, и вчерашній адвокатъ, и оба вчерашніе актера.
- А это нашъ филозофъ!-рекомендовалъ Полтининъ Воротникову какого-то страннаго господина въ куцомъ клѣтчатомъ пиджачкѣ и очень узенькихъ брючкахъ.
Онъ все время теребилъ свою рѣденькую бороденку и угрюмо, исподлобья посматривалъ на всѣхъ.
- Не филозофъ, а философъ,-совершенно серьезно поправилъ онъ.
- И безъ тебя, дурашка, знаю, что есть и философы, есть и филозофы. Такъ вотъ онъ-то именно—филозофъ!- уже обращаясь къ Воротникову, продолжалъ Ларіонъ Семеновичъ.—А зовутъ его—Асбестъ Ильичъ, Зобковъ по фамиліи.
- Асбестъ?- удивился Константинъ Федоровичъ.Развѣ есть такое имя?
- Меня зовутъ Авксентій, а Асбестъ-это ужъ онъ выдумалъ,—строго сказалъ Зобковъ и ткнулъ пальцемъ на Полтинина.
Врешь, врешь!-запротестовалъ тотъ.-Самъ себя Асбестомъ нестораемымъ прозвалъ за свои несгораемыя убѣкденія! А у него жена есть, — опять обращаясь къ Воротникову, говорилъ Полтининъ:—такъ та, изъ подражанія мужу, себя Асбестіей прозвала!
- Мою жену зовутъ Анфисой,-- опять невозмутимо серьезно поправилъ Зобковъ.
«Губернскій шутъ»,-рѣшилъ про себя Воротниковъ и отошелъ къ другимъ гостямъ.
Видно было, что здѣсь его и раньше знали, хотя бы по фамиліи. Знали, что онъ крупный помѣщикъ, образцовый хозяинь и богатый человѣкъ, и поэтому относились къ нему съ большой предупредительностью. Въ другое время это, можетъ-быть, и польстило бы его само