No 8. 

1905 

Н И В А 

Смотрите, какъ я!-сказала Людмила и тоже потянулась къ своему стакану. 

Не правда! Вы тоже этого не любите!-вдругъ совершенно спокойно и явственно проговорилъ Никеша. 

Людмила съ удивленіемъ посмотрѣла на него. 

Кто вамъ это сказалъ? Какой вздоръ! громко крикнула она. 

Нѣтъ, не вздоръ!.. Вамъ пить не надо!.. Вамъ отъ вина дѣлается грустно,-настойчиво повторилъ Никеша. 

Мнѣ? Грустно? Я не знаю этого слова! Ни скучно, ни грустно... Эти слова изъ репертуара нашего юнаго поэта! 

И она бросила взглядъ на восторженно и въ то же время испуганно смотрѣвшаго на нея Юнашова. 

Скучаютъ люди глупые, а грустятъ- безсильные! Я не хочу быть ни тѣмъ, ни другимъ!-закончила она. 

Вы не можете быть тѣмъ и другимъ, потому что вы умны и сильны! Но онъ, онъ правъ! восторженно проговорилъ поэтъ и, показавъ на Никешу, продолжалъ:- да, онъ правъ! Грустны вы бываете часто и именно тогда, когда вамъ кажется, что вы веселы, вотъ, какъ сейчасъ напримѣръ! 

Людмила смѣрила его взглядомъ съ ногъ до головы и, какъ бы желая прекратить этотъ разговоръ, повернулась къ Воротникову и сказала: 

- Ну, а вы со мной выпьете? 

Константинъ Федоровичъ совершенно неожиданно для самого себя улыбнулся самой предупредительной улыбкой и отвѣтилъ: 

- О, съ большимъ, съ большимъ удовольствіемъ. 

И, взявъ бокалъ, чокнулся съ Людмилой, а потомъ и съ вице-губернаторомъ. 

«Ну, зачѣмъ? Зачѣмъ я это сдѣлалъ?-спрашивалъ уже онъ самого себя, допивая вино, и сейчасъ же себѣ отвѣтилъ:—а для того, чтобы, вотъ, не смѣшиваться съ ними!»— подразумѣвая при этомъ Юнашова и Никешу Слюзина. 

Садитесь!-улыбнулась ему Людмила, указывая на мѣсто рядомъ съ собой. 

Константинъ Федоровичъ сѣлъ, а вице-губернаторъ дополнилъ его стаканъ. 

Но Людмила уже опять отвернулась отъ него и болтала то съ актеромъ, то съ Сусленковымъ, то съ кѣмънибудь изъ другихъ гостей. 

Воротниковъ замѣчалъ, что время отъ времени она бросала какія-то странные, испытующіе взгляды на стоявшаго въ сторонѣ Никешу. И вдругъ, въ самомъ пылу разговора, она сдѣлала тому какой-то жестъ рукой, словно поманила его. 

Никеша нерѣшительно приблизился къ ней. А Людмила взяла его за локоть и какъ бы насильно посадила на стулъ сзади себя, затѣмъ, перегнувшись къ нему черезъ плечо, тихо спросила: 

Вы любите Юрія Андреевича Лыкошина? 

- Люблю,-совсѣмъ просто отвѣтилъ Никеша. 

- Онъ мнѣ говорилъ про васъ,-продолжала она, все болѣе и болѣе поворачиваясь къ нему.-Послѣдній разъ, когда онъ былъ здѣсь, онъ мнѣ много говорилъ про васъ. Онъ васъ тоже очень любитъ. 

- Да, онъ любитъ меня,-подтвердилъ Никеша. 

- Я это знаю. И знаю за что. Онъ мнѣ говорилъ, что у васъ бѣлая душа, и онъ говорилъ, что на ней писать можно. И про сердце ваше говорилъ, что оно большое и доброе... А у него, у самого-все сердце изорванное, все въ клочьяхъ... 

- Нѣтъ, не такъ,- перебилъ ее Никеша.- У него израненое сердце, но не изорванное! Не въ клочьяхъ... Оно цѣльное у него... Онъ мученикъ... Онъ за всѣхъ насъ мучается... И за меня, и за васъ... 

А любитъ онъ меня?- спросила вдругъ Людмила. 

- Ну, да! Очень любитъ! Давно любитъ. Восемь лѣтъ. 

- И я его люблю,-совсѣмъ уже шопотомъ сказала Людмила. 

- Да, да! Я знаю. Я вижу. Я это еще увидѣлъ, когда 

1905 

143 

онъ показывалъ мнѣ вашу карточку!-и глаза Никеши восторженно засіяли.-Я ему тогда же и сказалъ... 

Что вы сказали, что я люблю его? спросила Людмила. 

- Нѣтъ, я сказалъ, что вы кого-то любите, а когоя не сказалъ, я еще тогда не былъ увѣренъ, что вы его любите. А теперь вотъ вижу, да! И какъ это хорошо! Его надо любить! Его, вѣдь, не знаютъ!- почти шопотомъ проговорилъ Никеша. 

А Людмила вдругъ взяла его руку и крѣпко пожала ее, а затѣмъ шепнула: 

- Пріѣзжайте завтра, сюда, утромъ, одинъ. Я хочу говорить съ вами. 

- Ну, да! Я приду,-отвѣтилъ Никеша и, вставъ со стула, отошелъ отъ нея. 

И было во время, потому что другіе гости начинали уже ревновать или, можетъ-быть, просто обижаться этимъ особымъ предпочтеніемъ, оказаннымъ Людмилой какомуто невѣдомому молодому человѣку. 

И она повернулась къ нимъ и какъ бы вся вошла въ ихъ общую, шумную бесѣду. 

И все повеселѣло вокругъ. Улыбка заиграла на хмуромъ лицѣ Воротникова, еще громче, еще визгливѣе завизжалъ фальцетъ вице-губернатора; оживился петербургскій гастролеръ. Даже безкровное лицо Сусленкова какъ бы посвѣжѣло немного. 

«Чортъ знаетъ, что такое!-думалъ про себя Константинъ Федоровичъ.—Что за странная дѣвушка! Дѣлаетъ, что хочетъ, и даже сердиться на нее нельзя. Попробуй-ка, разсердись! А она и не замѣтитъ, да такъ естественно не замѣтитъ, что и не обидишься». 

И Воротниковъ рѣшилъ не сердиться больше. И Людмила, словно въ награду за это, стала съ нимъ опять мила и предупредительна. 

Шумное общество, какъ галочья стая, вдругъ почемуто сразу покинуло бесѣдку и веселой ватагой, предводительствуемое Людмилой, бросилось бѣгомъ внизъ, къ самой Волгѣ, а тамъ пароходъ «Людмила» былъ уже подъ парами, и на палубѣ его толпились другіе гости Ларіона Семеновича. Самъ Полтининъ стоялъ на мостикѣ и хрипло кричалъ: 

- Милости просимъ всѣ сюда! Кататься поѣдемъ! 

Людмила первая вбѣжала по мосткамъ, а за ней и вся ея свита. Въ рубкѣ ярко горѣли электрическіе лампіоны, и стояли кувшины съ пѣнящимся виномъ и фруктами. 

Суслеиковъ сѣлъ къ піанино и бойко заигралъ какуюто модную шансонетку. Варя Швыркова, не безъ шика, а главное, съ хорошимъ произношеніемъ запѣла французскія слова. Ея красивый, молодой мужъ, съ горящими глазами, принялся вторить женѣ. Вице-губернаторъ кричалъ: «Браво! браво!» 

- А вы поете?- спросилъ Воротниковъ Людмилу, пробравшись къ ней. 

- Я? Нѣтъ. У меня ухо бурлацкое,- весело отвѣтила она и крикнула Варѣ:«Petit poix!» «Petit poix!» 

И та запѣла новую, еще болѣе рискованную шансонетку. 

А пароходъ уже шелъ по Волгѣ. Въ нижней каютѣ нашлись охотники п составили партію въ винтъ. По палубѣ были разставлены столики, и возлѣ нихъ сидѣли гости и пили вино. Только корма была погружена во мракъ, и на ней, на свернутомъ въ кругъ канатѣ, сидѣлъ Никеша Слюзинъ и смотрѣлъ на едва замѣтный во тьмѣ слѣдъ, оставляемый пароходомъ. 

Къ нему подошелъ Юнашовъ и сталъ всматриваться въ него, какъ бы желая разглядѣть кто это. 

Никеша молчалъ. Тогда Юнашовъ присѣлъ противъ него на «кнеку» и проговорилъ: 

- Скажите, пожалуйста, какъ ваша фамилія? 

Слюзинъ,-тихо отвѣтилъ Никеша. 

Вы сынъ этого толстаго, краснаго, который все смѣется? 

Никеша посмотрѣлъ на Юнашова и замѣтилъ, что тотъ совсѣмъ уже пьянъ, но отвѣтилъ: 

- Да, вѣроятно, вы про моего отца говорите.