222
1905
НИВА
Но, наконецъ, удалось уломать и его и водворить на мѣсто жительства, предварительно давъ честное слово, что въ «Римѣ» нѣтъ никакой маменьки, что она далеко, въ «Большихъ Воротникахъ».
XXVII.
Юрія Андреевича Лыкошина перевезли на дачу къ Полтининымъ. Весь день и послѣдовавшую за нимъ ночь онъ былъ въ безпамятствѣ. Но на утро пришелъ въ себя, вспомнилъ, что онъ боленъ, и понялъ, гдѣ онъ.
Возлѣ него дежурилъ Никеша Слюзинъ. Онъ посмотрѣлъ на него и сказалъ:
- А гдѣ письмо?
- Какое письмо?- тихо спросилъ Никеша, еще не зная, бредитъ больной или нѣтъ.
- Твое письмо, которое ты мнѣ написалъ!-ясно выговорилъ Лыкошинъ, впервые обращаясь къ Никешѣ на «ты».
- Не знаю, Юрій Андреевичъ!-отвѣтилъ тотъ.
Поищи въ моемъ сюртукѣ, въ боковомъ карманѣ.
Никеша всталъ и принялся обыскивать карманы висѣвшаго на стѣнѣ сюртука. Въ одномъ изъ нихъ онъ нашелъ свое письмо и подалъ больному.
Юрій Андреевичъ хотѣлъ-было его читать, но не могъ. - Спрячь его!-сказалъ онъ, возвращая Никешѣ письмо.-Спрячь! Это хорошее письмо. Оно заставитъ меня жить.- Потомъ, помолчавъ немного, опять спросилъ:-А Людмила гдѣ?
Она тамъ у себя внизу. Она до разсвѣта не спала, около васъ сидѣла. А потомъ меня разбудила. Я тоже здѣсь ночевалъ,-разсказывалъ Никеша.
Тихо скрипнула дверь, и голова Людмилы показалась изъ-за нее.
Что?-шопотомъ спросила она Никешу.
- Войдите,-отвѣтилъ за него Лыкошинъ.
Она быстро вошла и остановилась у кровати. Лыкошинъ протянулъ ей руку. Людмила сдержанно, но съ чувствомъ пожала ее.
Спасибо!- тихо заговорилъ онъ.- Я все письмо читалъ и третьяго дня, и вчера, и ночью въ бреду все время читалъ.
Не говорите много. Спите лучше!-остановила его Людмила.
Нѣтъ, я еще разъ хочу прослушать письмо,-запротестовалъ больной.
- Какое письмо?-спросила Людмила у Никеши.
-- А вотъ то, что я ему отъ васъ писалъ.
Хорошее письмо, большое! уже съ закрытыми глазами проговорилъ больной.
- Гдѣ оно? Дайте мнѣ его,-сказала Людмила.
И Никеша подалъ ей письмо.
Людмила развернула письмо и стала читать его. Оно было коротенькое-всего нѣсколько фразъ:
«Милый Юрій Андреевичъ! Пріѣзжайте скорѣй. Она васъ любитъ. Давно и сильно любитъ. Теперь все ясно и хорошо. Она сама мнѣ приказала написать это. Какая она чудная! И вы-тоже! Оба-милые! Какъ хорошо теперь! Пріѣзжайте! Никеша», прочитала Людмила и взглянула на стоявшаго возлѣ кровати Никешу.
«Милый, милый и онъ»,-подумала она про него.
А потомъ, переведя глаза на Лыкошина, мысленно заключила: «А этого-люблю! Страстно люблю!»
Блѣдное, исхудалое, но красивое лицо Юрія Андреевича выдѣлялось на фонѣ бѣлыхъ подушекъ. Его кудреватые, темно-русые волосы спутались на лбу. Красивый, съ легкой горбинкой носъ сталъ какъ будто немного больше. Ротъ, обрамленный молодой, еще рѣдкой бородкой и усами, былъ полуоткрытъ. Губы запеклись.
Она смотрѣла на него и думала, что вотъ онъ сейчасъ попроситъ пить.
И дѣйствительно, больной тихо прошепталъ:
Пить!
Никеша подалъ ему хрустальную кружку съ лимон
1905
No 12.
нымъ питьемъ, а Юрій Андреевичъ сдѣлалъ два-три глотка, потомъ открылъ глаза, посмотрѣлъ на Людмилу и сказалъ:
- Милая! Я тебя люблю!
И я тебя люблю!- слегка дрогнувшимъ голосомъ отвѣтила Людмила.
И въ комнатѣ стало тихо. Только муха жужжала и билась за занавѣской одного изъ оконъ.
Гдѣ-то внизу раздался лай собаки, и Людмила разслышала звукъ экипажа, подъѣхавшаго къ крыльцу.
- Это докторъ,-прошептала она.- Я пойду внизъ, къ нему навстрѣчу.
И затѣмъ, наклонившись надъ Лыкошинымъ, осторожно поцѣловала его въ лобъ.
- Милая!-повторилъ онъ, не шевелясь и не открывая даже глазъ.
Людмила вышла.
Никеша стоялъ возлѣ окна. На глазахъ у него были слезы.
Спустившись внизъ, Людмила встрѣтила доктора Струмилова, а съ нимъ еще другого доктора, пожилого уже человѣка, лучшаго врача въ городѣ. Она молча поздоровалась съ ними.
- Ну, какъ больной?-спросилъ Струмиловъ.
- Не знаю. Теперь пришелъ въ сознаніе, а всю ночь бредилъ. Подите къ нему.
Доктора пошли наверхъ, а Людмила прошла въ свою комнату, сѣла передъ письменнымъ столомъ и заплакала.
Еще кто-то подъѣхалъ къ крыльцу. Людмила слышала это, но не пошевелилась.
Вошла горничная и доложила, что пріѣхали Ахмаровъ и Сусленковъ.
- Скажите, чтобъ проводили къ Ларіону Семеновичу,–сказала Людмила и добавила:—А я сейчасъ выйду.
Минутъ черезъ десять она вошла въ кабинетъ отца. Тамъ сидѣли губернскій «passe par tout» и молодой купчикъ изъ современныхъ.
- А мы къ вамъ, Людмила Илларіоновна!-бросаясь къ ней навстрѣчу, громко проговорилъ Ахмаровъ.
- Да, да! Или, вѣрнѣе, за вами даже!- зашамкалъ на гнилыхъ зубахъ Сусленковъ.
И они оба, перебивая другъ друга, стали говорить ей, что нужно сейчасъ ѣхать въ городъ, осмотрѣть приготовленія къ народному гулянью, рѣшить: кто, въ какомъ кіоскѣ и чѣмъ будетъ торговать, провѣрить вещи, присланныя для лотереи; сговориться съ музыкантами...
- Однимъ словомъ, масса дѣла! Масса дѣла!
Людмила выслушала все это молча и вдругъ твердо сказала:
- Господа! Я вношу еще тысячу рублей, но передайте Еленѣ Антоновнѣ, что отъ всякаго участія и распорядительства отказываюсь.
- Какъ отказываетесь?-вскрикнули оба гостя.-Да это невозможно! Безъ васъ никакъ нельзя! Что вы говорите! Безъ васъ праздникъ не въ праздникъ! — затараторили они, перебивая другъ друга.
- Что же дѣлать?-остановила ихъ Людмила:-но я рѣшительно не могу принять никакого участія.
- Да почему же?-спросилъ, чуть не плача, Сусленковъ.
И Людмила, попрежнему, твердо отвѣтила:
Мнѣ не до гулянья, господа. У меня женихъ лежитъ при смерти.
- Людмила! Что ты сказала?- вскрикнулъ Ларіонъ Семеновичъ, вскакивая съ кресла, на которомъ онъ передъ этимъ сидѣлъ молча.
- Да, отецъ!- отвѣтила Людмила, повернувшись къ нему.-Но мы съ тобой объ этомъ поговоримъ послѣ.
Ахмаровъ и Сусленковъ стояли, разиня ротъ.
А Людмила, сдѣлавъ имъ общій поклонъ, повернулась и вышла изъ кабинета.