No 12. 

1905 

Ларіонъ Семеновичъ бросился за нею. 

НИВА 

Людмила! Но что ты сказала? повторилъ онъ, хватая ее за руку въ гостиной. 

Людмила взяла его руку и нѣжно поцѣловала. 

- Послѣ объ этомъ, папа, послѣ,- сказала она и пошла дальше. 

Она шла наверхъ. Возлѣ комнаты больного она встрѣтила обоихъ докторовъ. 

- Ну, что?-тихо спросила она. 

- Да что!-отвѣтилъ ей старый докторъ.-Дѣло, конечно, очень серьезное, крупозное воспаленіе легкихъ, и все это у него на нервной почвѣ, знаете. Организмъ потрясенъ очень и истощенъ. Ну, да молодость за него, а молодость лучше всякаго доктора. Вотъ Никонъ Парменовичъ будетъ его лѣчить, а я-навѣщать время отъ времени, если позволите. 

Очень прошу, докторъ! Очень! А можно мнѣ къ нему сейчасъ?-спросила Людмила. 

- Можно, ничего! Мы его малость подбодрили. 

Людмила пожала докторамъ руки и вошла къ больному. Увидѣвъ ее, Юрій Андреевичъ ласково улыбнулся и вдругъ спросилъ: 

- А что, Воротниковъ дѣлалъ тебѣ предложеніе? 

- Дѣлалъ,-улыбаясь, отвѣтила Людмила. 

- Я такъ и зналъ! Влюбился, значитъ. 

Людмила что-то хотѣла ему сказать, но дверь отворилась, и въ комнату на цыпочкахъ вошелъ Ахмаровъ. 

- Можно къ вамъ, Юрій Андреевичъ? Я на минуточку! Я только на одну минуточку!-зашепталъ онъ. 

Людмила нахмурилась и хотѣла-было сейчасъ же выпроводить непрошеннаго гостя, но Лыкошинъ сказалъ: 

- Можно. Войдите!- и даже протянулъ Ахмарову руку.-Ну, что новаго?-спросилъ онъ.-Вы, вѣдь, всѣ новости знаете. 

- Да что новаго? Новаго у насъ ничего. Вотъ Константинъ Федоровичъ Воротниковъ загулялъ у насъ. 

- Какъ загулялъ?-спросилъ больной. 

- Да запилъ, совсѣмъ, какъ слѣдуетъ! Цѣлый день сидитъ въ ресторанѣ «Бельведеръ» и пьетъ, не унимаясь. 

- Съ чего это онъ? 

Да, говоритъ, съ горя. «Съ горя, говоритъ, пью». 



А онъ закусываетъ? 

- Т. е., что вы спрашиваете?-не понялъ Ахмаровъ Лыкошина. 

- Я спрашиваю, когда онъ пьетъ, такъ закусываетъ?повторилъ больной свой вопросъ. 

Да, да! Закусываетъ. Все время ѣстъ что-нибудь! 

Когда человѣкъ пьетъ съ горя и при этомъ закусываетъ, то это не опасно. Горе, значитъ, не велико!пояснилъ Юрій Андреевичъ и закрылъ глаза. 

Ахмаровъ хотѣлъ-было захихикать, но Людмила сдѣлала ему знакъ, что «довольно, дескать, пора и уходить», и губернскій сплетникъ, почтительно раскланявшись съ ней, на цыпочкахъ вышелъ изъ комнаты. 

А Людмила осторожно опустилась на стулъ возлѣ кровати больного. 

XXVIII. 

Страданье Константина Федоровича Воротникова начались еще задолго до его пробужденія. Сонъ его передъ утромъ перешелъ въ какое-то бредовое состояніе. Онъ началъ метаться на своей кровати и стонать. Дышать ему было тяжело, грудь что-то давило. Ему и хотѣлось проснуться, и въ то же время онъ страшно боялся этого. Что-то жуткое надвигалось на него со всѣхъ сторонъ. 

Но вотъ онъ открылъ глаза и испугался. Сердце его мучительно заныло; голову словно стискивали какими-то тисками. Болѣли плечи и все тѣло было покрыто холоднымъ потомъ. 

- Боже мой! Боже мой! Боже мой!-съ ужасомъ прошепталъ онъ.-Что я надѣлалъ! Что я надѣлалъ! 

1905 

223 

Ему казалось, что онъ совершилъ что-то ужасное, позорное, чему нѣтъ и не можетъ быть искупленія. Ему казалось, что все для него погибло и самъ онъ безвозвратно погибъ. 

Боже мой! Боже мой! Боже мой!-безпомощно повторялъ онъ, лежа на кровати, боясь шевельнуться, чтобы не усилить головную боль. 

Ему хотѣлось плакать, но плакать онъ не могъ, а только по временамъ жалко, какъ-то по-дѣтски, принимался хныкать. 

Что бы онъ далъ- кажется, полжизни не пожалѣлъ бы,–чтобы не было того, что произошло съ нимъ. Онъ лежалъ и не зналъ, что ему дѣлать теперь, не понималъ, чего ему хотѣлось, и все только твердилъ: 

-- Боже мой! Боже мой! Боже мой! 

Подвернись ему теперь подъ руку револьверъ, онъ могъ бы, кажется, застрѣлиться. Время не шло, все застыло вокругъ него. Застылъ и уличный шумъ, доносившійся сквозь открытое окно, застыли и чьи-то шаги въ коридорѣ; застылъ и этотъ стукъ въ дверь. Онъ слышалъ, что кто-то стучится къ нему, но давно ли это было, сейчасъ ли только стучатъ или еще будутъ стучать-онъ не сознавалъ. 

Но вотъ за перегородкой раздались шаги и чей-то голосъ, а вотъ и Николай Васильевичъ Тополевъ стоитъ возлѣ его кровати и какъ-то странно смотритъ на него. 

- Ну, что?-спросилъ Тополевъ. 

Воротниковъ ничего не отвѣтилъ. 

- Скверно, небось? 

Ужасно!-наконецъ, едва рѣшился выговорить Константинъ Федоровичъ. 

- Да, братъ, скверно! Да ты не унывай! Все пройдетъ! Нѣтъ такого похмелья, которое бы не проходило. 

- Ужасно!-повторилъ Воротниковъ. 

А ты вотъ что,-продолжалъ Тополевъ.-Ты встанька! Умойся хорошенько, да напейся крѣпкаго чаю съ лимономъ. Я сейчасъ къ тебѣ коридорнаго позову. 

И Николай Васильевичъ надавилъ кнопку электрическаго звонка. 

Константинъ Федоровичъ сдѣлалъ попытку приподняться, но его всего такъ закачало, что онъ опять упалъ на подушки. Тополевъ помогъ ему встать. 

- Охъ! Охъ!-стоналъ Воротниковъ, едва передвигая ноги. 

- Да, братъ! Сильно ты переложилъ! Ну, да съ тобой-то еще ничего, а вотъ если-бъ ты зналъ, что съ Павломъ Иваловичемъ дѣлается! Тамъ докторъ возлѣ него сидитъ. Ну, умывайся. 

Константинъ Федоровичъ началъ умываться. Но только онъ наклонился надъ тазомъ, какъ припадокъ страшнаго кашля началъ душить его. 

- Это, братъ, называется борьба дворянина съ умывальникомъ!-острилъ Тополевъ, заваривая чай.-Ну, вотъ что!-продолжалъ онъ, обращаясь къ Воротникову, вышедшему изъ-за перегородки съ полотенцемъ въ рукахъ.-Я сегодня вечеромъ уѣзжаю. Хочешь съ нами? 

- Да скажи, какъ ты сюда попалъ?-спросилъ вдругъ Константинъ Федоровичъ. 

Да пріѣхалъ женину кузину встрѣчать. Ну, да еще, кромѣ того, дѣлишки были. Она вотъ черезъ часъ должна пріѣхать, а съ вечернимъ пароходомъ мы съ ней и отправимся. 

- Ну, а Чибисовъ какъ? И притомъ, кажется, и Курманаевъ здѣсь? 

А этихъ твоя маменька командировала, чтобъ блуднаго сына отыскивать. 

При напоминаніи о матери, Константинъ Федоровичъ опять схватился за голову и застоналъ: 

- Боже мой! Боже мой! Боже мой! 

- Такъ вотъ я и говорю,-продолжалъ Тополевъ:не хочешь ли ты съ нами, т. е. со мной и съ кузиной