242 

1905 

НИВА 

времени не видались, она такъ сердечно встрѣтила его, а онъ сразу же начинаетъ говорить ей непріятности»,зашевелилось у него въ головѣ. 

«Ой-ой-ой! Сейчасъ размякну!»-вдругъ испугался онъ этихъ мыслей и, чтобы выйти изъ неловкаго положенія, сказалъ: 

Ну, сейчасъ мы о хозяйственныхъ дѣлахъ говорить не будемъ. Я всю ночь сегодня не спалъ и усталъ страшно. 

- Такъ поди и усни,- уже мягче сказала она ему. И Костя, допивъ чай и поцѣловавъ у матери руку, прошелъ въ свою комнату. 

«Да, пора, пора выйти изъ- подъ этой опеки,- думалъ онъ, раздѣваясь и укладываясь въ постель.- Все это, вѣдь, мое, и я въ отвѣтѣ и передъ людьми, и передъ своей совѣстью, что дѣло идетъ не такъ, какъ оно должно идти». 

«А, вѣдь, встрѣча-то вышла совсѣмъ не такова,подумалъ онъ вслѣдъ затѣмъ и даже улыбнулся.-Вѣрно, маменька на этотъ разъ не въ шутку перепугалась и присмирѣла теперь. Такъ надо же ковать желѣзо, пока горячо. Ни одной уступки! Ни въ одномъ словѣ, ни въ одномъ шагѣ. Но съ чего начать? Впрочемъ, теперь не время объ этомъ думать. Надо сначала выспаться». 

И онъ скоро уснулъ крѣпкимъ и здоровымъ сномъ на своей привычной постели. 

XXX. 

На другой день Константинъ Федоровичъ выѣхалъ въ Малые Воротники. Строго говоря, это было опять малодушное бѣгство,-«но бѣгство,-утѣшалъ онъ себя,-на этотъ разъ-временное и необходимое». 

Онъ отступалъ какъ бы для того, чтобы лучше разбѣжаться и дальше прыгнуть. 

«Тамъ все обдумаю, выработаю и ужъ съ готовой программой вернусь сюда». 

Маменька на этотъ разъ не особенно протестовала. Правда, ей непріятна была и эта отлучка сына, и простилась она съ нимъ сухо и холодно, но безпокоилась меньше: въ Малыхъ Воротникахъ никакихъ опасностей не предвидѣлось. 

«Побунтуетъ, да и угомонится»,-думала она про себя. 

Вся дворня и батраки, узнавъ о новомъ отъѣздѣ молодого барина, опять пріуныли: его хвастливыя обѣщанія того, что теперь все пойдетъ по-новому, уже распространенныя кучеромъ Архипомъ среди обитателей Большихъ Воротниковъ, не оправдывались, и вмѣсто новаго Константинъ Федоровичъ опять покидаетъ ихъ на руки старой барыни, которая за послѣднее время какъ-то особенно «люта» стала. 

И когда Воротниковъ уже садился въ тарантасъ, къ нему, еще издали снявъ шапки, подошли три мужика. Это были тоже его работники, и работники, что называется, не изъ послѣднихъ. 

- Вамъ что?-спросилъ онъ, предчувствуя что-то недоброе. 

Да намъ бы расчетъ, Константинъ Федоровичъ!проговорилъ одинъ изъ нихъ. 

Какъ расчетъ?- притворно удивился тотъ.- Въ такую-то пору! Въ самую страду! И вы хотите оставить меня? 

Оно дѣйствительно... конечно... Но и силъ нашихъ больше не хватаетъ... Отощали, на работѣ замаялись... Каждый, конечно, о себѣ думаетъ... А тутъ еще эти штраховки... 

Какія страховки? удивился Константинъ Федоровичъ. 

Да барыня на насъ штрахы налагать начала: чуть что не такъ, сейчасъ тебѣ то гривенникъ, то полтинникъ, а то и весь рубль въ книжку запишутъ. 

- Штрафы?-переспросилъ Воротниковъ и взглянулъ на стоявшую на крыльцѣ мать. 

Ну, что ты съ ними разговариваешь?-сердито за

1905 

No 13. 

говорила та.—Вотъ я пошлю сегодня за исправникомъ, такъ онь имъ внушитъ, какъ среди работы уходить! 

Что-жъ намъ внушать? Мы и безъ эстаго знаемъ! повышая голосъ, заговорилъ одинъ изъ мужиковъ. — А ежели насъ на работѣ морить, да тухлятиной кормить, да еще наши же рабочія деньги удерживать-такъ это ужъ не порядокъ. Тутъ и васъ господинъ исправникъ не поблагодаритъ. А мы даже оченно рады, ежели вы за нимъ пошлете. По крайности посмотритъ, чѣмъ вы кормите насъ! 

- Даже это оченно хорошо, что за исправникомъ! Мы, пожалуй, сами за нимъ сходимъ!-подхватилъ другой работникъ. 

- Не крѣпостные мы вамъ!-вставилъ третій и даже шапку надѣлъ. 

Константинъ Федоровичъ растерялся: онъ какъ поставилъ ногу на подножку тарантаса, такъ и оставался въ этой позѣ. 

Постойте, ребята, сказалъ онъ, наконецъ.-Теперь мнѣ некогда разбирать дѣло, вы видите--я уѣзжаю! Но я скоро вернусь! Даю вамъ слово,—а вы знаете, я никогда васъ не обманывалъ,- что я все это измѣню. А теперь заранѣе же вамъ объявляю, что никакія штрафныя деньги съ васъ взысканы не будутъ! 

- Это еще что за новости!-вскрикнула Нина Сергѣевна и сдѣлала даже шагъ впередъ. 

- Это не новости, маменька! Эта крайняя необходимость! Иначе мы совсѣмъ безъ людей останемся!—рѣзко отвѣтилъ Константинъ Федоровичъ и торопливо сѣлъ въ тарантасъ. 

- Да они меня теперь, послѣ твоихъ словъ, и слушать не станутъ,—кричала Нина Сергѣевна.—Да я на самого тебя поѣду предводителю дворянства жаловаться! 

- Ребята!- обратился Воротниковъ къ работникамъ.-Я вамъ далъ слово! Дайте же и вы мнѣ слово теперь, что до моего пріѣзда вы будете работать попрежнему. Штрафныя-повторяю вамъ-слагаю! 

- А какъ же насчетъ пищи-то?- спросилъ третій работникъ, снимая шапку. 

-- Насчетъ пищи я уже сдѣлалъ сегодня утромъ распоряженіе старостѣ Ефрему и денегъ ему даже далъ на приварокъ. А пока идите и работайте съ Богомъ! Трогай, Архипъ! 



Стой! Стой!-закричала Нина Сергѣевна. 

Но Архипъ, все время улыбавшійся въ свою лопатоо бороду, сразу далъ лошадямъ ходу. 

- Стой!- крикнула еще разъ старуха и, взмахнувъ руками, опустилась на рундукъ крыльца. 

Горничная Дуняша, вертѣвшаяся тутъ же, едва успѣла подхватить ее. 

Воротниковъ не видалъ этой сцены. Насупившись, сидѣлъ онъ въ тарантасѣ, блѣдный, съ трясущейся нижней губой, и глаза его упрямо смотрѣли куда-то впередъ. 

«Въ разгромъ пошло! Въ разгромъ!- шепталъ онъ про себя.-Вотъ до чего довела она дѣло своею скаредностью! А гиноватъ во всемъ я, съ моей уступчивостью! Съ моей безхарактерностью! Тридцать три года— сиднемъ сидѣлъ, а на тридцать четвертомъ всталъ, поѣхалъ, да и запьянствовалъ! Нѣтъ! Такъ продолжать нельзя! Стыдъ! Срамъ! Позоръ! Во всей губерніи скоро притчей во язѣщѣхъ станемъ! И я долженъ, долженъ все измѣнить это! Но какъ сдѣлаю я это одинъ? Господи! Хоть бы кто-нибудь помогъ мнѣ!» 

Дорога въ Малые Воротники шла въ верстѣ отъ Пайны, и Константинъ Федоровичъ велѣлъ свернуть туда. 

Тамъ ему всѣ очень обрадовались, но только удивлены были его разстроеннымъ видомъ. 

Константинъ же Федоровичъ, оставшись вдвоемъ съ Тополевымъ, разсказалъ ему все. 

- Да, Костя! Пора, пора, голубчикъ!-подтвердилъ Николай Васильевичъ.-Про васъ, т.-е. про твою маменьку, дѣйствительно, повсюду толки идутъ. Но только,