246 

1905 

НИВА 

И призракъ маменьки больше не пугалъ его. Ему казалось, что теперь сломить ея волю-не трудно будетъ. Теперь онъ не одинъ, теперь есть человѣкъ, ради котораго онъ пойдетъ на какую-угодно борьбу. 

И все ему кругомъ улыбалось-и эти поля, съ золотистой рожью, и эти, убѣгающіе въ даль, лѣса, и эти свѣтлыя рѣчки, черезъ которыя переѣзжалъ онъ, и эти славные, добрые кони, которые везли его, и этотъ широкоспинный кучеръ Архипъ, который навѣрное сочувствовалъ ему. 

А вотъ и Пайна, вотъ и дворъ тополевскаго дома, вотъ и зеленая рѣшетка, отдѣлявшая паркъ отъ двора, а вонъ чья-то стройная фигура, быстро идущая по темной, липовой аллеѣ. Воротниковъ узналъ ее, онъ выскочилъ изъ тарантаса и бросился прямо въ паркъ. Навстрѣчу ему шла Ольга. 

Помогите мнѣ!-сдавленнымъ голосомъ проговорилъ онъ и, заплакавъ, припалъ къ протянутымъ ему рукамъ молодой дѣвушки. 

Въ тотъ же день, послѣ обѣда, на террасѣ собрался уже семейный совѣтъ, т. е. Тополевъ съ женой, да женихъ съ невѣстой-и началось обсужденіе дальнѣйшаго плана дѣйствій. 

Николай Васильевичъ предлагалъ свадьбу убѣгомъ, но все выходило какъ-то такъ, что не женихъ похититъ невѣсту, а невѣста похититъ жениха и они гдѣ-нибудь тайно обвѣнчаются. 

Ольга Сергѣевна категорически этому воспротивилась. -- Никакихъ тайнъ, никакихъ хитростей! Все должно быть просто, прямо и открыто. Константинъ Федоровичъ человѣкъ совершеннолѣтній, и никто помѣшать ему жениться не можетъ, даже родная мать. 

Совершенно вѣрно!-согласился Воротниковъ, все болѣе и болѣе укрѣпляясь на борьбу съ маменькой. 

Лидія Александровна предложила- было, чтобъ молодые, послѣ свадьбы, совершили voyage des noces куданибудь за границу, но Ольга Сергѣевна возразила и противъ этого. 

Нѣтъ,-твердо сказала она:-у Константина Федоровича теперь будетъ много дѣла и дома, и уѣзжать ему отсюда нельзя. А за границей успѣемъ побывать когда-нибудь и послѣ, когда все обомнется и приладится. 

И съ этимъ Константинъ Федоровичъ вполнѣ согласился. 

А затѣмъ, рѣшено было, что Воротниковъ, переночевавъ въ Пайнѣ, завтра утромъ отправится къ маменькѣ и объявитъ ей все. А послѣзавтра Тополевы съ невѣстой пріѣдутъ къ ней съ визитомъ, и что вообще со свадьбой тянуть нечего, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. А что поселятся они въ Большихъ Воротникахъ, предоставивъ маменькѣ на выборъ: остаться съ ними или переѣхать въ Малые. 

- Тяжело тебѣ будетъ съ ней, Ольга!-говорила Лидія Александровна. 

Почему же тяжело?-улыбаясь, спрашивала молодая дѣвушка:-я изъ всего заключаю, что Нина Сергѣевна очень любитъ своего сына, а если и я буду его любить, то мы уживемся! И тоже полюбимъ другъ друга... 

И опять замирало сердце у Константина Федоровича, но теперь уже оттого, что онъ подъѣзжалъ къ Большимъ Воротникамъ. 

Маменьки дома не было: она ушла куда-то въ поле, и Константинъ Федоровичъ этому не мало обрадовался. У него было время, чтобы привести свои нервы въ порядокъ и спокойно встрѣтить ее. 

Нина Сергѣевна вернулась къ обѣду. Увидавъ сына, она довольно сухо поцѣловала его въ лобъ и сказала: 

- Пріѣхалъ? 

- Пріѣхалъ, маменька, и съ большою, радостною новостью,-отвѣтилъ Костя, нѣжно цѣлуя руку у матери. 

Что такое?-сейчасъ же, насторожившись, спросила она. 

1905 

No 13. 

- Женюсь я, маменька, вотъ что! И на этотъ разъ уже рѣшительно и безповоротно!—весело говорилъ Константинъ Федоровичъ, ходя взадъ и впередъ по комнатѣ и не замѣчая, что Нина Сергѣевна, блѣдная, какъ полотно, стоитъ съ широко раскрытыми глазами и даже разинутымъ ртомъ. 

- Да! Женюсь!-между тѣмъ продолжалъ онъ.-И какъ счастливо! Какъ удачно! Знаете, я теперь даже радуюсь, что всѣ мои прежнія сватовства разстроились. Тѣ, помилуйте! Какія же тѣ были невѣсты! А вотъ эта! Что за чудная! Что за прекрасная дѣвушка! Да вы ее видѣли! Это кузина Лидіи Александровны Тополевой. Празда, какъ, вѣдь, она хороша! И умна, и воспитана, и съ характеромъ! Лучшей невѣсты мнѣ никогда уже больше не найти. Не правда ли, маменька? 

Но Нина Сергѣевна молчала. Теперь уже она безпомощно сидѣла на диванѣ и какъ-то дико смотрѣла на бѣлую кафельную печку. 

Взглянувъ на нее, Константинъ Федоровичъ даже испугался, но сейчасъ же напрягъ всѣ свои силы, чтобы не раскиснуть, и, подбадривая себя словами: «крѣпись! крѣпись! Ни одного шага, ни одного слова уступки!»— продолжалъ: 

- Вы знаете, что она, вѣдь, тоже родилась и выросла въ деревнѣ; знаетъ толкъ въ хозяйствѣ и любитъ дѣло. Она дворянка, хорошаго рода и будетъ намъ чудной помощницей. 

Безприданница!-съ трудомъ, наконецъ, выговорила Нина Сергѣевна. 

Константинъ Федоровичъ дѣланно разсмѣялся. 

- Ну, знаете, маменька!-заговорилъ онъ опять.Мнѣ за приданымъ гоняться нечего. У насъ, слава Богу, такое состояніе, что и на нашъ вѣкъ хватитъ, да и дѣтямъ будетъ что оставить. Завтра она съ Тополевыми пріѣдетъ сюда, и вы насъ благословите, маменька! Не благословлю!-выговорила Нина Сергѣевна. 

Нѣтъ, маменька, благословите,-настойчиво повторилъ Константинъ Федоровичъ:-потому что женитьсято мы все равно женимся. Ну, а безъ вашего благословенія, все-таки, это какъ-то неудобно будетъ. 

Нина Сергѣевна встала, ушла въ свою комнату и заперлась тамъ. 

Константинъ Федоровичъ, уже чувствуя, что побѣда на его сторонѣ, наскоро пообѣдалъ и сейчасъ же, не ложась отдыхать, ушелъ осматривать свое хозяйство. Онъ уже успѣлъ соскучиться о немъ и теперь веселый, радостный ходилъ онъ по своимъ владѣніямъ, ободряя работниковъ, отдавая разныя приказанія, отмѣняя нѣкоторыя прежнія. 

И всѣ почему-то, по его жизнерадостному и бодрому взгляду, чувствовали, что наступаетъ новая, счастливая полоса. 

Матери своей онъ въ этотъ день такъ и не видалъ. А на утро она вышла въ столовую, блѣдная, съ распухшими глазами, осунувшаяся и сразу постарѣвшая на нѣсколько лѣтъ. 

Вы бы, маменька, все-таки сегодня пріодѣлись немного, потому что моя невѣста съ Тополевыми пріѣдетъ,-сказалъ онъ. 

- Не буду! Не стану! Ничего не буду!- сердито и глухо проговорила Нина Сергѣевна. 

- Напрасно, маменька! Васъ же осудятъ. 

- Уйди ты съ глазъ моихъ! Видѣть тебя не могу!прохрипѣла Нина Сергѣевна. 

- Я-то уйду! Мнѣ по хозяйству надо, а вы, все-таки, переодѣньтесь. Такъ-то оно лучше будетъ! — сказалъ Константинъ Федоровичъ и, взявъ фуражку, вышелъ изъ столовой. 

Долго еще сидѣла Нина Сергѣевна за самоваромъ, видимо совершенно забывъ про стоявшую передъ ней чашку чая. Затѣмъ она съ трудомъ поднялась и опять