426
1905
НИВА
шемъ случаѣ безразлично, а порою смѣшно или противно. Обыкновенно, ищутъ причинъ этой перемѣны въ женщинѣ, а перемѣна происходитъ не въ ней, а въ томъ, что взглядъ на нее и требованія измѣнились.
Римъ былъ тотъ же, даже лучше, чѣмъ прежде. Нѣсколько улицъ заново вымощены; новые дома появились въ центрѣ города, у храма Петра повѣшена новая занавѣсь, вмѣсто грязной тряпки, болтавшейся прежде. Провалившіяся вокругъ фонтановъ плиты поправлены. Тибръ бурлитъ такъ же, какъ и тогда, вѣроятно, такъ же, какъ бурлилъ при Цезарѣ, когда онъ предложилъ Кассію вплавь добраться до другого берега, и самъ изнемогъ въ борьбѣ съ теченіемъ. Да и итальянки не подурнѣли, и были совершенно такъ же грязны и неопрятны, какъ во дни его молодости, а было что-то не то, что-то будничное, тривіальное.
Желудокъ статскаго совѣтника, имѣвшаго уже нѣсколько орденовъ, не могъ довольствоваться той ресторанной ѣдой, которая казалась въ молодости очаровательной. Теперь ему вся итальянская кухня казалась скверной. Даже священныя двери Ватикана не возбудили въ немъ прежняго трепета, какъ въ былые дни. Отъ древнихъ залъ пахло затхлостью, скукой, отжившей славой. Съ холстовъ смотрѣли условныя, скучныя лица. Но зато странное дѣло-то, на чемъ онъ не останавливался прежде: легкая, граціозная, шаловливая роспись ложъ,-эта блестящая рафаэлевская шутка показалась ему значительнѣе прежняго, и онъ провелъ тамъ цѣлый день, и точно цѣлый день звенѣли надъ нимъ гармоническіе шаловливые звуки веселаго оркестра.
XVIII.
Онъ внимательно осмотрѣлъ «Преображеніе». Тутъ же какой-то художникъ съ необычайной тщательностью копировалъ его въ нѣсколько меньшемъ размѣрѣ. Художникъ былъ уже не молодъ, въ огромныхъ очкахъ съ суровымъ лицомъ. Писалъ онъ лѣвой рукой, но иногда, когда рука уставала, бралъ кисть въ правую. Андрей Ивановичъ задумчиво почесалъ у себя за ухомъ.
- Чего добраго, такъ точно, какъ у него, мнѣ и не скопировать,-сообразилъ онъ:-спеціалистъ по копіямъ.
Онъ цѣлую ночь не спалъ, ворочаясь съ боку на бокъ. Мысль о томъ, что ему, почтенному академику, на виду у праздной толпы, полгода надо висѣть на лѣстницѣприводила его въ содраганіе. Къ утру ему пришла въ голову блестящая мысль:
- А ну-ка, поговорю я съ этимъ копіистомъ.
Копіистъ былъ очень податливъ. Онъ сказалъ, что черезъ двѣ недѣли онъ кончитъ начатое «Преображеніе», а потомъ готовъ приняться за новое. Что касается цѣны, то за копію самаго высшаго качества онъ спросилъ сумму, равнявшуюся одной десятой того, что платила свѣтлѣйшая Андрею Ивановичу. Всю работу онъ брался кончить въ два-три мѣсяца.
Вечеромъ въ кофейнѣ было окончательно закрѣплено условіе. Андрей Ивановичъ предложилъ тысячу лиръ задатка и сказалъ, что самъ закажетъ холстъ высшаго качества. Лиры перешли въ карманъ мюнхенскаго художника, и новые друзья разошлись, чрезвычайно довольные другъ другомъ.
Освободившись отъ скучнаго заказа, Андрей Ивановичъ почувствовалъ себя превосходно. Онъ не рѣшался уѣхать изъ Рима, такъ какъ свѣтлѣйшая часто ему писала, и потому началъ пріятно проводить время въ полнѣйшемъ dolce far niente. Сперва онъ задумалъ написать «Смерть Коріолана», но потомъ рѣшилъ, что лучше ограничиться итальянкой у фонтана: сюжетъ во всякомъ случаѣ миловидный и никакихъ изученій не требующій. Русскіе пенсіонеры встрѣтили его какъ начальство, съ почтеніемъ, и указали на мастерскую, изъ которой только-что уѣхалъ какой-то знаменитый берлинскій художникъ, щедро заплатившій впередъ за два
1905
No 22.
мѣсяца. Андрей Ивановичъ подумалъ, подумалъ, и переѣхалъ.
Мастерская была гигантской величины. Берлинецъ любилъ колоссальные сюжеты, и потому писалъ тутъ въ теченіе четырехъ лѣтъ «Страшный судъ», съ безконечнымъ количествомъ грѣшниковъ и праведниковъ, которые барахтались во всѣхъ углахъ картины, какъ раки въ рѣшетѣ. Для Андрея Ивановича совсѣмъ не нужна была мастерская такой необъятной величины, да и вдобавокъ она требовала усиленнаго отопленія: вода въ водопроводѣ обыкновенно зимою къ утру замерзала. Но ему больше мастерской понравилась хозяйка домика, которая сдавала квартиру, а еще больше ея- двѣ ея дочки. Андрей Ивановичъ не былъ особеннымъ поклонникомъ женской красоты, и самъ красотой не отличался; но это ему не мѣшало цѣнить миловидность, какъ художнику. Поэтому онъ сразу сговорился съ хозяйкой, и къ вечеру перебрался въ новое помѣщеніе. Онъ не подозрѣвалъ тогда, что это переселеніе сыграетъ такую видную роль въ его жизни.
Хозяйка была какъ всѣ итальянки-грязна, болтлива, недурна собой и вдобавокъ глупа. Лѣтъ ей было подъ сорокъ, вдовѣла она шестой годъ и по праздникамъ кормила обѣдомъ очень браваго усатаго гвардейца изъ личной стражи папы Пія IX. Мужъ ея погибъ безвременно, свалившись въ пьяномъ видѣ съ балкона третьяго этажа, гдѣ онъ улегся на желѣзныхъ перилахъ, принявъ ихъ почему-то за перину. Она горько оплакала его, и затѣмъ, для снисканія средствъ къ жизни, стала позировать у художниковъ, изображая по преимуществу библейскихъ женщинъ. Дочки-подростки шли за ангеловъ и привыкли съ малыхъ лѣтъ, не стѣсняясь, позировать въ ангельскомъ видѣ передъ мастерами всевозможныхь національностей. Впрочемъ, это нисколько не мѣшало старшей, шестнадцатилѣтней дѣвочкѣ краснѣть и стыдливо опускать глазки при первой встрѣчѣ съ незнакомымъ художникомъ. Она-то главнымъ образомъ и прельстила Андрея Ивановича, когда онъ нанималъ квартиру.
На другое утро, послѣ переѣзда, когда онъ ѣлъ у открытаго окна яйца и пилъ отвратительно сваренный кофе, онъ увидѣлъ черезъ узенькій дворикъ, какъ разъ противъ себя, кудрявую головку младшей сестры—подростка лѣтъ тринадцати. Она лежала грудью на подушкѣ и, весело улыбаясь во весь ротъ, смотрѣла на него.
- Доброе утро!-крикнулъ онъ, припоминая итальянскій языкъ, на которомъ когда-то болталъ достаточно свободно.
Она кивнула въ отвѣтъ головой.
- Васъ какъ зовутъ?-спросилъ онъ.
- Джульеттой,-откликнулась она.
- А сестру вашу?
Инессой.
А она гдѣ?
- Она моется. Моетъ себѣ шею.
-- Отчего такъ поздно?
- Она только-что пришла съ рынка. На улицѣ пыль. Инесса терпѣть не можетъ, когда у нея грязная шея.
- А развѣ есть люди, которые это любятъ?-пошутилъ онъ.
- Мнѣ все равно,-возразила она.-Впрочемъ, когда у меня будутъ женихи, можетъ-быть и я буду также мыться по десяти разъ въ день.
- А у Инессы есть женихи?
- Ей шестнадцать лѣтъ, значитъ она невѣста.
- Чья?
-- Ничья. Вообще невѣста.
- Значитъ, вамъ еще ждать три года.
- Да. А впрочемъ, я замужъ не пойду. Я хочу въ монастырь. У меня тетка въ монастырѣ. Тамъ такъ прохладно; въ самые жары хорошо, какъ въ мартѣ. Я не люблю жары. Потомъ у нихъ очень красивый патеръ