582
1905
Глаза отца и доктора встрѣтились.
НИВА
- Хорошо, я буду,-сказалъ онъ и крѣпко пожалъ ему руку.
Въ залѣ, прощаясь съ Жозефиной Ѳедоровной, Буровъ сказалъ, задерживая ея руку въ своей рукѣ:
Отчего меня никогда съ вами не знакомилъ вашъ мужъ? Неужели онъ такъ ревнивъ?
Съ чего это вы, профессоръ!-засмѣялась она.Петръ Ивановичъ неспособенъ ни на какую ревность, вѣдь онъ человѣкъ порядочный.
Охъ, какая вы,-засмѣялся онъ, и прибавилъ:вечеромъ увидимся. Пошлите за сидѣлкой, и компрессы, компрессы ледяные на голову.
XXXIX.
Распорядиться сидѣлкой Андрей Ивановичъ поѣхалъ самъ. Петръ Ивановичъ не измѣнилъ себѣ и, по обыкновенію, выпилъ двѣнадцать рюмокъ водки передъ обѣдомъ. Онъ чувствовалъ себя въ превосходномъ настроеніи, и каждые полчаса заходилъ къ племяннику. Онъ объяснилъ сидѣлкѣ уходъ, и, маршируя по комнатамъ, говорилъ Жозѣ:
Если бы два мѣсяца назадъ мнѣ сказали, что здѣсь, въ квартирѣ, у меня сойдутся двое: Буровъ и Андрюшечка, я бы говорящаго свезъ въ желтый домъ. Я думалъ, что никакая болѣзнь, никакая смерть не заставитъ слиться эти стихіи. И вдругъ жизнь подсовываетъ комбинацію. Бродячій мальчишка вдругъ заставляетъ двухъ генераловъ танцовать предо мною и продѣлывать комедію высокихъ чувствованій.
- Это не комедія, Петичка,-остановила его Жозя.
- Комедія! Сами передъ собой ломаются.
- Петичка, я видѣла, какъ онъ поцѣловалъ руку у мальчика.
Ну и видѣла, что же! Ему показалось это пріятнымъ и нужнымъ. Онъ увидѣлъ его отмороженную грубую руку, и подумалъ: «дай, я поцѣлую: это будетъ трогательно». Поцѣловалъ и заплакалъ. Я увѣренъ, что у него потекли слезы, и одна изъ слезинокъ упала на руку сыну. Это очень пріятно иногда заплакать. Слезы щекочутъ въ носу, прочищаютъ глаза,-отъ нихъ тепло щекамъ. Потомъ грудь такъ легко вздыхаетъ, и человѣку кажется, что онъ совершилъ долгъ передъ собою, Богомъ и людьми.
Какъ я не люблю, когда ты такъ говоришь,-сказала Жозя.
Ну ужъ, душенька, меня не передѣлать. Теперь онъ окружилъ себя портретами Инессы и впалъ въ меланхолическую задумчивость. Жуковскій этакій романтикъ, чортъ возьми. Сидитъ передъ своими зализанными холстами и вспоминаетъ, какъ соблазнялъ итальянку. Теперь онъ на стѣны лѣзетъ, хочетъ разыграть роль любящаго отца...
- Передъ кѣмъ, Петичка?
Передъ собой, душенька, передъ собой! Опятьтаки это пріятно: «вотъ, дескать, какой я великодушный, вотъ какой я честный!» Просто-самодурство. То пятнадцать лѣтъ не хотѣлъ ни о чемъ думать, то теперь ручки у обмороженнаго мальчишки цѣлуетъ... Ну, а потомъ этотъ-другой-то,-тоже въ великодушіе разыгрываетъ. Сегодня онъ такой пыли въ больницѣ напустилъ, что у меня явилось желаніе взять его за хохолъ, какъ кота блудливаго, пригнуть къ полу и потыкать носомъ, да приговаривать: «не смѣй такъ говорить, не смѣй, не смѣй»...
Онъ былъ очень любезенъ со мной,-замѣтила Жозя.
- Бабникъ. Сколько разъ его барыни по рожѣ хлестали за излишнія изслѣдованія.
- Скажи мнѣ, Петичка,- остановила его жена:скажи мнѣ одинъ разъ только, но откровенно, по совѣсти, хорошій онъ врачъ или нѣтъ?
Петръ Ивановичъ оглянулся, притворивъ дверь, на цыпочкахъ подошелъ къ женѣ и сказалъ шопотомъ:
Хорошій!
Онъ опять оглянулся.
1905
No 30.
- Но вся его хорошесть состоитъ въ томъ,- продолжалъ олъ:-что онъ отчаяннѣйшій нахалъ и необычайно самонадѣянъ. Онъ входитъ въ квартиру къ больному съ твердой увѣренностью, что не только пойметъ болѣзнь, но и исцѣлитъ его. Понимаешь, онъ такъ зарядитъ себя, и отъ него во всѣ стороны, какъ лучи, идетъ эта самоувѣренность, и другихъ заражаетъ. Для него все просто, все сводится на какой-то анекдотъ, и въ этомъ весь его успѣхъ. Если больной умираетъ, то онъ считаетъ это совершенно нормальнымъ, онъ даже предсказываетъ очень удачно. «Сегодня вечеромъ въ половинѣ восьмого больной умретъ». Всѣ повѣрятъ, придутъ къ постели минутъ за десять до срока,-ну, больной увидитъ, что дѣлать больше нечего, и помретъ. Потомъ у него не излѣченія, а исцѣленія. Больные всѣ исцѣляются, какъ только войдутъ въ его пріемную. У него въ пріемной саженныя картины въ золотыхъ рамахъ висятъ, и по роялямъ и столамъ портреты великихъ людей разставлены съ надписями: «моему спасителю», «моему цѣлителю», «чудотворцу», «Гиппократу», «Солнцу медицины»...
- Отъ кого же это?-поинтересовалась Жозя.
- Ото всѣхъ. Только нѣтъ отъ Александра Македонскаго и Христофора Колумба, и то потому, что они умерли, не дождавшись его рожденія. У него и ордена таке е есть: за великое переселеніе народовъ, за литовскую унію, за открытіе закона тяготѣнія, за пѣвицу Жюдикъ...
- Ну, ужъ съ тобой говорить!-сказала Жозя. Онъ прошелся по комнатѣ, и вдругъ расхохотался. - А вотъ была бы потѣха... Онъ подошелъ къ женѣ въ упоръ.
- Что, если этотъ Петька-не сынъ ему? Вѣдь только по родинкѣ, по одной родинкѣ онъ и призналъ его.
А глаза-то, глаза?..
- Что глаза! Глаза черные всѣ другъ на друга похожи. И оказывается, что мы возимся съ какимъ-нибудь уличнымъ проходимцемъ. Ха-ха! Это для меня была бы самая высокая степень наслажденія. Вообще вся эта исторія съ найденышемъ пахнетъ довольно скверно, чѣмъ-то нездоровымъ. Я терпѣть не могу неожиданности. А тутъ мальчики валятся, какъ снѣгъ на голову. Какіе-то цыганята, которые перевертываютъ всю жизнь...
Къ вечеру мальчику стало хуже. Онъ стоналъ и метался. Андрей Ивановичъ, пріѣхавшій послѣ обѣда, послалъ записку къ Бурову. Часа черезъ два тотъ пріѣхалъ. Онъ засталъ Петра Ивановича у постели больного трезвымъ и сосредоточеннымъ.
- Ну, что?-спросилъ онъ.
- Такъ, на остріѣ иголки,- отвѣтилъ Петръ Ивановичъ.
- Вотъ что,-вы будете противъ этого, а я за это,дайте ему вина...
Нѣтъ, отчего же, я не противъ,-пробурчалъ Петръ Ивановичъ.—А только и не за,-прибавилъ онъ.
Петѣ влили въ ротъ двѣ ложки редерера съ коньякомь. Онъ проглотилъ.
Каръ былъ сильнѣе, температура—какая бываетъ уже при агоніи.
- Я думаю, отдышится,-тихо сказалъ Буровъ.
- Ну, едва ли,- отвѣтилъ Петръ Ивановичъ еще тише.
- Есть у меня примѣры, я вамъ потомъ скажу... Я почти увѣренъ, что онъ вытянетъ.
Онъ подошелъ къ Андрею Ивановичу и тронулъ его за плечо.
- Не отчаивайтесь,- сказалъ онъ.- Есть хорошіе симптомы.
- Все вретъ!-- шепнулъ женѣ Петръ Ивановичъ.