No 30. 
1905
НИВА
Въ прихожей Буровъ сказалъ Петру Ивановичу: - Что же это вашъ братъ дѣлаетъ?- сейчасъ мнѣ сунулъ въ руку сторублевую бумажку. Что онъ-купецъ съ Калашниковской пристани, что ли? Скажите ему, что это... ну, неприлично, что ли. Меня онъ ста рублями не удивитъ, а просто нелѣпо.
Петръ Ивановичъ передалъ это брату.
- Ахъ, Богъ мой,-съ тоской заговорилъ онъ.-Да неужто онъ не понимаетъ, что мнѣ теперь не до счета? Ну, сунулъ ему сто рублей, велика важность, стоитъ изъ-за этого исторію поднимать
- «Въ проруби, въ проруби!»- вдругъ забормоталъ больной:-я въ прорубь засунулъ... Ножки торчали...
Братья переглянулись. Докторъ подошелъ къ постели.
- Что такое?-спросилъ онъ.-Чьи ножки?
- Мѣдныя!-отвѣтилъ Петя.
Братья опять посмотрѣли другъ на друга.
- Гдѣ его носило?-спросилъ Петръ Ивановичъ.
Онъ наклонился къ больному.
Зачѣмъ ты въ проруби его запряталъ?-спросилъ онъ.
- Совсѣмъ, туда, подъ ледъ,- вдругъ скоро заговорилъ мальчикъ.- Не увидятъ, не найдутъ, Ѳома Иванычъ... Камень большой,-онъ его ко дну... Ежели полиція... не найдетъ...
Петя замолкъ. Андрей Ивановичъ растерянно смотрѣлъ на брата.
- Да что же это?- сказалъ онъ.- Кого же, и гдѣ въ проруби топили?
- Такъ ты думаешь, не найдутъ его въ проруби?спросилъ Петръ Ивановичъ, наклоняясь къ Петѣ.
- Нѣтъ. Ножки торчали, да я ихъ туда просунулъ... Съ мѣдными наконечниками...
Тутъ не одинъ бредъ,-сказалъ Петръ Ивановичъ. Андрей Ивановичъ взялся за голову.
- Господи, да что же это такое! Гдѣ онъ былъ, что за люди были вокругъ него! Кого они топили?..
Сидѣлка, сдвинувъ брови, прислушивалась къ ихъ разговору.
- Тутъ вотъ васъ не было,- сказала она:- такъ онъ говорилъ: «Изъ крѣпости офицеры ѣдутъ, только бы собака не мѣшала, я успѣю ускакать...» И все онъ о собакѣ: то ласкаетъ ее, то гонитъ. Все время собака вокругъ него вьется.
- Дать ему, въ самомъ дѣлѣ, по рецепту моего патрона, шампанскаго,-можетъ, отъ нихъ собаки подохнутъ?-сказалъ Петръ Ивановичъ.
И онъ далъ ему ложку шампанскаго.
XL.
Къ утру какъ будто ему стало лучше. Бредъ прошелъ, температура спала. Ему дали нѣсколько ложекъ яицъ всмятку съ коньякомъ. Онъ заснулъ. Буровъ пріѣхалъ въ двѣнадцать часовъ, потрогалъ ему лобъ и сказалъ Жозѣ:
Передайте мужу, что мои примѣты вѣрнѣе его знаній, и что напрасно онъ имъ не придаетъ цѣны.
Къ вечеру Петръ Ивановичъ сказалъ:
- Да, дѣло идетъ на улучшеніе.
- Когда его можно перевезти ко мнѣ?- спросилъ Андрей Ивановичъ.
Зачѣмъ это?-удивился братъ.-Во-первыхъ, здѣсь уходъ лучше, потому что за нимъ и за сидѣлкой смотритъ Жозя. А во-вторыхъ, куда по такимъ морозищамъ его тащить, чтобъ возвратъ болѣзни былъ?
Наконецъ, Петя пришелъ въ себя. Онъ удивился на высокій бѣлый потолокъ комнаты, на свѣтлыя высокія окна. Обои показались ему знакомыми: на нихъ были изображены какія-то сѣрыя гирлянды цвѣтовъ. Онъ припоминалъ, гдѣ и когда ихъ видѣлъ, и не могъ припомнить. Потомъ онъ повернулъ голову, и изумился еще болѣе. Передъ нимъ стоялъ его первый хозяинъ, Троцкій, заложивъ руки въ карманы и весело глядя на него.
- Это ты что же, молодчинище, продѣлываешь? спросилъ онъ.-Гдѣ это тебя угораздило такъ влопаться?
1905
583
Петя отчетливо слышалъ этотъ вопросъ, и отчетливо видѣлъ Троцкаго. Онъ хотѣлъ говорить, сдѣлалъ усиліе, но звука не раздалось. Онъ еще разъ вдохнулъ въ себя воздухъ и спросилъ:
- Гдѣ я?
- Вотъ тебѣ разъ! Не узнаешь дома дяди Петра Ивановича. Вѣдь ты жилъ здѣсь.
- Какъ попалъ?-спросилъ онъ, подумавши.
А это ужъ тебя надо спросить. Говорятъ, тебя какой-то мужикъ привезъ.
- Епифановъ?
Можетъ, и Епифановъ, словомъ, какая-то небритая рожа.
Епифановъ,- повторилъ Петя.- А Ѳома Ивановичъ гдѣ?
- Ну, этого, братецъ, ау, я не знаю! А скажи-ка ты мнѣ, про какую собаку ты все поминаешь? - Собаку?
Онъ улыбнулся.
- Собака ничего: она отстала.
Онъ подумалъ и закрылъ глаза.
Когда онъ снова ихъ открылъ, вмѣсто Троцкаго возлѣ него было лицо Жози.
- Здравствуйте!-вдругъ сказалъ онъ.
Жозя вздрогнула (она читала) и положила ему свою руку на грудь.
- Какъ чувствуешь себя?
- Ничего. Только трудно погами ворочать.
- Такъ ты и не ворочай. Ѣсть хочешь?
Онъ сообразилъ и сказалъ:
- Да!
Живо явился бульйонъ и яйцо; онъ слегка приподпялся, взялъ въ слабую руку ложку и увидѣлъ, что на рукѣ проступили кости, и она бѣла, какъ у Жози.
- Гдѣ же всѣ они?-спросилъ онъ, кончивъ ѣсть.
- Кто?-спросила Жозя.
- Они, гдѣ я жилъ?... Что же они меня одного бросили?..
- Ты не одинъ,-обиженно сказала Жозя.-Тутъ и я, и Петръ Ивановичъ, и Андрей Ивановичъ—всѣ вокругъ тебя...
Андрей Ивановичъ,- повторилъ мальчикъ.- Зачѣмъ Андрей Ивановичъ?.. Я не хочу его.
- Онъ тебя любитъ, Петя.
Онъ покачалъ отрицательно головой.
- Я его боюсь,-сказалъ онъ.
- Его не надо бояться. Вотъ онъ придетъ скоро сюда, ты увидишь, какой онъ ласковый.
- Придетъ?.. Не пускайте его! Прошу васъ, не пускайте. А если придетъ Епифановъ, или Ѳома Ивановичъ,—прибавилъ онъ:—такъ пустите, пожалуйста.
Скоро пріѣхалъ Андрей Ивановичъ. Узнавъ, что Петя пришелъ совсѣмъ въ себя, онъ радостно вошелъ къ нему въ комнату.
- Ну, здравствуй, мой мальчикъ,-заговорилъ онъ весело:-какъ чувствуешь?
И онъ наклонился, чтобы его поцѣловать, но Петя откинулъ голову на подушку и капризно испуганнымъ тономъ сказалъ:

Нѣтъ, нѣтъ, не надо!
Андрей Ивановичъ рѣзко отпрянулъ отъ него. Его поразило это сходство съ Инессой. Когда она отматывалась отъ его ласкъ, она такъ же поднимала одно плено, и тѣ же ноты дрожали въ ея голосѣ, и такъ же свеокали глаза. Онъ и лицомъ теперь былъ двѣ капли она: онъ поблѣднѣлъ, похудѣлъ, черныя кудри отросли и такими же змѣйками, какъ у нея, обрамили лобъ и щеки. Ему даже показалось, что это она лежитъ передъ нимь на постели, или самъ дьяволъ принялъ ея образъ.
Онъ сѣлъ въ кресло, не поцѣловавъ сына.
Чего ты боишься меня? спросилъ онъ, пересиливая непріязненное чувство.