682
1905
V.
НИВА
Испорченная натура.
Повѣсть
Кн. М. В. Волконской.
(Продолженіе).
Нищенкѣ на видъ шелъ уже двѣнадцатый годъ. Читать она не умѣла; «не научилась»- говорили всѣ у Гогольцевыхъ, несмотря на старанія Саши, самой, впрочемъ, небольшой охотницы до грамоты. Шить она тоже не научилась; зато она умѣла вязать филейныя салфетки и завивать волоса, «класть ихъ въ папильотки» (какъ почему-то выражалась Саша), что было ей строго запрещено и за что доставалось постоянно. Страсть къ нарядамъ развилась у нея необыкновенно, хотя страсть эту тоже упорно выгоняла Раиса Павловна, одѣвая Анютку какъ можно проще и безобразнѣе.
Приближалось начало іюня и поздняя Троица, а Гогольцевы съ опекаемыми дѣтьми все еще были въ городѣ. Переѣхать было не на что. Дача была нанята, но мяснику и прочимъ поставщикамъ въ городѣ не было заплачено за нѣсколько мѣсяцевъ, и Раиса Павловна ждала денегъ изъ опеки, чтобы расплатиться съ долгами. Деньги у нея, по ея выраженію, текли. Въ день расходовалось по сто рублей: «это не считая ѣды и уплаты за квартиру, поясняла она близкимъ знакомымъ:-на закуски, фрукты, игрушки, папиросы, карты и еще тамъ, что придется...»
Въ день Троицы, Анютка, съ завистью поглядѣвъ на нарядныхъ опекаемыхъ дѣтей, поставивъ и себѣ березку за ширму (березки Раиса Павловна ставила съ благоговѣніемъ по всѣмъ комнатамъ), пошла въ приходскую церковь къ обѣднѣ и по дорогѣ встрѣтилась съ уличной подругой своей Матрешей, съ которой познакомилась годъ тому назадъ въ мелочной лавкѣ.
Въ судьбѣ Матреши было много схожаго съ ея судьбой. Она тоже была дочь нищенки-побирушки, также жила «въ генеральскомъ пріютѣ», но ее привезла въ Петербургъ, въ качествѣ подгорничной, сердобольная барыня изъ Олонецкой губерніи, побывавъ тамъ лѣтомъ въ гостяхъ у своей знакомой, помѣщицы средней руки. Барыня Матреши тоже была добрая, тоже вдова, тоже пожилая, тоже пудрилась, любила хорошо одѣваться и тоже играла въ карты. Разница между нею и Гогольцевой состояла лишь въ томъ, что у Гогольцевой въ квартирѣ теперь было всего 22 комнаты, Матрешина же барыня жила въ 4-хъ горницахъ, въ четвертомъ этажѣ. У Гогольцевой было много прислуги, сыновей, племянниковъ, опекаемыхъ дѣтей, собакъ и пр. Матрешина же генеральша жила одна, съ привязавшейся къ ней старой барышней, которую она называла родственницей (хотя родства между ними и не было), и старой довѣренной горничной, стряпавшей за кухарку. Для этой кухарки, въ подмогу ей, и взята была Матреша.
Что ей такъ-то болтаться?!.-говорила генеральша.Будемъ ее кормить; грамотѣ выучимъ, шитью... Еще какъ благодарна намъ будетъ потомъ!..
И Матрешу, сбиравшую по деревнямъ милостыню съ пьяницей-матерью, генеральша и старая барышня привезли въ Петербургъ и приблизили къ себѣ, т. е. стали изрѣдка ее учить читать и писать, а главное, постоянно приказывали ей вымести тамъ, вытереть тутъ и посылали всюду, куда нужно было послать.
Кабы издохли!... ворчала злобно Матреша, идя куда-нибудь къ модисткѣ или къ знакомымъ, съ приглашеніемъ на «пулечку», или сидя часами на лѣстницѣ дворянскаго или иного собранія, съ ворохомъ теплаго платья въ объятіяхъ, дожидаясь, когда концертъ кончится, и ея госпожи выйдутъ, насладившись облагораживающимъ искусствомъ.
И Матреша, измученная жарой (сама она, какъ и
1905
No 35.
другіе, дожидавшіеся господъ, не снимала пальто), утомленная, потная, разглядывала выѣздныхъ и невыѣздныхъ лакеевъ, дворниковъ и другую прислугу, поставленную въ одинакія съ ней условія, вслушивалась въ то, что они говорили, какъ они относились къ своей жизни, къ этому сидѣнью на лѣстницахъ, и ругали господъ, вступала съ ними въ бесѣды, хохотала и разъ даже попала въ скандалъ. Какой-то мужчина «увязался» за дѣвочкой, къ великому негодованію генеральши, обвинившей Матрешу въ дурныхъ наклонностяхъ и въ томъ, «что ужъ она знаетъ, что дѣвчонка не смирно сидѣла, а дѣлала глазки... Таковская!..»
Съ Анюткой Матреша познакомилась въ мелочной лавкѣ, куда Харитонъ послалъ Анютку спросить на двугривенный потасовки.
- Вся вышла-съ!-покраснѣвъ въ лицѣ и расплывшись въ веселую улыбку, утонченно вѣжливо отвѣчалъ лавочникъ, когда дѣвочка спросила у него то, за чѣмъ пришла.-Можетъ-быть, вамъ угодно будетъ лоботряски?вкрадчиво и нагибаясь къ Анюткѣ, добавилъ онъ, и тутъ же, при гомерическомъ хохотѣ немногихъ присутствующихъ, протянулъ руку и мигомъ отодралъ дѣвочку за вихоръ.
Анютка заревѣла и выбѣжала на улицу. За ней вышла изъ лавжи бывшая тамъ и хохотавшая со всѣми Матреша. Она догнала Анютку, остановила ее, выругала всѣхъ обидчиковъ прощалыгами и подлецами и разговорилась съ Анюткой.
Съ этого дня началось знакомство прежнихъ нищенокъ, а потомъ и быстрое сближеніе.
Въ день Троицы Матреша повстрѣчала Анютку на паперти Владимірскаго собора. Погода была лѣтняя. Утро жаркое и ясное. Небо безъ облачка. Празднично одѣтые люди шли и ѣхали по улицамъ, все больше по направленію къ гудѣвшимъ благовѣстомъ и вдругъ обрывавшимъ этотъ благовѣстъ церквамъ, и съ каждой минутой голубые, розовые, лиловые, зеленые, красные и прочіе наряды свѣтовыми пятнами все чаще и чаще оживляли городъ, едва начинавшій просыпаться къ своей поздней, праздничной жизни.
Извозчики проѣзжали съ вѣтками березъ, воткнутыми въ упряжь лошадей, и эти молодыя, едва начинавшія жить и уже загубленныя вѣтки съ жизнерадостными, склеенными листками тоже придавали праздничный и вмѣстѣ дикій видъ пролеткамъ.
На папертяхъ соборовъ и церквей и на ближайшихъ къ нимъ панеляхъ блѣднолицыя, безкровныя, городскія полубольныя бабы продавали поблекшую сирень и букеты полевой цвѣтущей травы: лютиковъ, иванъ-дамарьи, царскихъ чашъ и пр. Трава эта въ ихъ рукахъ и корзинкахъ, стоящихъ на панели, въ больной и какъ бы страстной по отчаянію и стремительности истомѣ полегла головками, но женщины увѣряли, что стоитъ только поставить ее въ стаканъ, цвѣты оживутъ, и идущіе въ церковь, ради праздника, покупали букеты.
Дойдя до собора, Анютка начала-было уже взбираться на лѣстницу паперти и занесла ногу на вторую ступень, но вдругъ разслышала торгъ какой-то барыни съ бабой, спрашивавшей за пучокъ лютиковъ и царскихъ чашъ 30 к. и, полуоткрывъ кружечкомъ ротъ, остановилась.
- Да ты съ ума сошла!..- говорила барыня, вертя «букетъ» во всѣ стороны и искренно возмущаясь цѣной.-Вѣдь онъ совсѣмъ завялъ!.. Бога ты не боишься!..
- Дѣти... милая!.. Сама изъ больницы...- тянула баба, стараясь какъ можно больше содрать за свои