706 
1905
Н И В А
нѣкоторое время, дѣйствительно, пріѣзжіе повалили изъ дверей толпой, и между ними, почти сзади всѣхъ, Анютка увидѣла ожидаемыхъ Гогольцевыми новобрачныхъ.
Онъ велъ ее подъ руку. Она, хрупкая, очень худенькая и высокая, очень черноволосая, съ неправильными чертами и смугло-блѣднымъ цвѣтомъ лица, съ великолѣнными черными внимательными глазами, шла полная и оригинальнаго обаянія, и затаенной мысли, и грусти, и вмѣстѣ съ тѣмъ, казалось, замѣчала малѣйшую подробность и въ природѣ, и въ людяхъ, и во всемъ, что встрѣчалось ея взгляду.
Она взглянула на крошечную дѣвочку всю въ красномъ, въ платьѣ-абажурѣ, красныхъ чулкахъ, туфляхъ и шляпѣ и, улыбаясь, указала на нее мужу; указала ему еще и еще на кого-то или что-то и вдругъ, увидѣвъ Анютку въ длинномъ ситцевомъ платьѣ, съ открытымъ въ кружокъ ртомъ, смотрѣвшую на нее, совершенно не зная, кто она, указала Ивану Михайловичу и на нее. Анютка хотѣла отвернуться и скрыться, но было уже поздно. Глаза Ивана Михайловича встрѣтились съ ея глазами.
Ты чего здѣсь? сквозь зубы, какъ сыновья Гогольцевой, прошипѣлъ онъ и, метнувъ на нее знакомый ей взглядъ, остановился и тронулъ ее тросточкой по плечу.-Брысь домой, слышишь? Но-о?..-добавилъ онъ съ невольнымъ удивленіемъ, глядя на нетрогавшуюся съ мѣста дѣвочку.
Щеки его жены слегка порозовѣли. - Кто это?.. За что ты ее?.. Оставь!- съ мольбой, тихо обратилась она къ Ивану Михайловичу и, увлекая его дальше, слушая то, что онъ пояснялъ ей, и въ чемъ-то убѣждая его, вдругъ обернулась и, улыбнувшись, кивнула Анюткѣ.
Анютка опустила глаза и въ незнакомомъ ей смущеніи стала ходить взадъ и впередъ у скамейки, вытирая ладонью ея сидѣнье.
Въ душѣ ея такъ же, какъ на Троицу, неизгладимо запечатлѣлось красивое тѣло кричавшей дѣвочки,-неизгладимо запечатлѣвалась полная грустной прелести улыбка этой женщины и весь ея нѣжный и изящный образъ. Мысленно же вся работа души ея выразилась въ непобѣдимомъ стремленіи и желаніи, придя къ Гогольцевымъ, примѣрить на себѣ все, что она сниметъ,шляпу, горжетку, перчатки...
Иванъ Михайловичъ, между тѣмъ, шелъ впередъ, влюбленнымъ тономъ дѣлая наставленія женѣ, какъ вести себя съ его теткой, отъ знакомства съ которой до женитьбы онъ упорно отговаривалъ намѣченную имъ въ жены дѣвушку. Лита смущенно слушала его. Она казалась себѣ такой глупой дѣвочкой, совсѣмъ не знающей жизни и свѣта, а онъ, Иванъ Михайловичъ, такимъ опытнымъ, и мудрымъ, и несчастнымъ, ознакомленный съ этой настоящей грустной жизнью съ дѣтства въ домѣ Раисы Павловны!.. И она, держа его подъ руку, крѣпко прижималась къ нему: ей хотѣлось приласкать, приголубить его, воздать ему любовью за все, что онъ претерпѣлъ въ домѣ тетки.
Когда они подошли къ дачѣ, занимаемой Гогольцевыми, недалеко отъ вокзала, Иванъ Михайловичъ оглянулъ жену съ головы до ногъ и, заставивъ ее покраснѣть, шепнулъ: «ravissante!.. Тетка взбѣсится отъ зависти...»-открылъ калитку и ввелъ въ садъ.
- Что это?-оглянувъ этотъ «садъ», съ недоумѣніемъ спросила Лита.-Гдѣ же садъ?... Неужели твоя тетя живетъ здѣсь и платитъ за это... тысячу рублей?..
- Тетя!..-усмѣхаясь, повторилъ Иванъ Михайловичъ. Лита покраснѣла.
Ну, тетка,-поправилась она, зная, что Иванъ Михайловичъ находитъ первое названіе слишкомъ нѣжнымъ и ridicule.-Но неужели она платитъ за это тысячу рублей? - Тысячу двѣсти, или триста,-поднимая и опуская брови, отвѣтилъ Иванъ Михайловичъ.-А что?-прикладывая тросточку къ губамъ, докончилъ онъ.-Хорошо?

1905
No 36.
Да ужъ хорошо!-взволнованно сказала Лита.
Передъ ними лежали сѣрыя, сухія клумбы, продавленныя каблуками. На нихъ не было ни одного цвѣтка. Трава на лужайкахъ была помята, испорчена, кусты и деревья поломаны; дорожки не чищены...
- Это не садъ, а выгонъ какой-то!..-сказала Лита.
Изанъ Михайловичъ улыбался. Ему нравилось, что жена осуждаетъ воспитавшую и вмѣстѣ съ тѣмъ оскорблявшую его съ дѣтства тетку.
За это-то она и платитъ такія деньги,-помолчавъ, пояснилъ онъ.-Какъ ты это не понимаешь?
И, отвѣчая на удивленный взглядъ жены, Иванъ Михайловичъ разсказалъ ей, какъ хозяинъ не хотѣлъ сдавать Гогольцевымъ дачи, какъ сама Раиса Павловна набавила ему нѣсколько сотенъ, чтобы онъ только сдалъ и позволилъ «портить и ломать въ саду все, что кому заблагоразсудится», такъ какъ у нея мальчики, она не любитъ, чтобы они ходили «цирлихъ-манирлихъ»; имъ нужно двигаться, бѣгать, прыгать!
- А какъ же другіе-то бѣгаютъ и прыгаютъ?.. Вѣдь не у всѣхъ же такіе «сады»!-перебила Лита мужа.Развѣ для этого необходимо все портить? Какъ же за границей, въ Англіи, напримѣръ, гдѣ такъ развитъ всякій спортъ? Помнишь, какія тамъ лужайки, деревья, цвѣты?
- Н-ну, «взаграницѣ»!..-- протянулъ Иванъ Михайловичъ и, посвиставъ, засмѣялся.-Каблуки-то на клумбѣ вѣдь это отъ прыганья,-сказалъ онъ, чему-то радуясь.
«Боже мой, Боже мой!»-слушая мужа, думала Лита, и все тяжелѣе становилось у нея на сердцѣ.
Съ этимъ усиливающимся чувствомъ тяжести взошла она въ домъ, поздоровалась съ видѣнной ею только во время свадебнаго визита и въ церкви теткой мужа, поздоровалась со всѣми чадами и домочадцами и сѣла на балконѣ, окруженная всей семьей, жадно наблюдавшей за ней, т. е. старавшейся, какъ инстинктивно стараются всегда при первомъ знакомствѣ люди, «по законамъ незримаго», не основываясь ни на какой, хотя бы самой глубокой практической психологіи, уяснить себѣ, каждый по-своему, кто она, и что она за человѣкъ. И по тѣмъ же «законамъ незримаго», обоюдная антипатія и духовная отдаленность—произносили въ душѣ каждаго изъ сидящихь на балконѣ свой таинственный приговоръ.
IX.
Обѣдъ отошелъ наполовину, когда Анютка возвратилась домой и бросилась въ спальню, гдѣ, она знала, на туалетѣ должны были лежать снятыя Литой шляпа, перчатки и прочее.
Кухней пахло во всей квартирѣ. Изъ столовой несся весело-громкій гулъ голосовъ, звяканье серебра и стукъ посуды. Ясно былъ слышенъ и голосъ Ивана Михайновича, говорившаго гнусавымъ басомъ.
Въ темной передней, черезъ которую необходимо было проходить и въ столовую, и въ спальную, дѣвочка наскочила на Харитона и чуть не вышибла у него изъ рукъ блюдо.
Харитонъ чертыхнулся, Анютка выскочила изъ-подъ его ногъ, и въ столовой, куда открылъ дверь лакею кухонный мужикъ, никто не замѣтилъ происшедшее въ прихожей. Одной только Литѣ показалось, что промелькнуло что-то бѣлое, и она, какъ это часто съ ней бывало, «интуиціей» догадалась, что это, вѣрно, Анютка. - Раиса Павловна, что эта дѣвочка... которая у васъ живетъ... которую вы пріютили...--начала молодая женщина и смѣшалась подъ пристальнымъ взглядомъ Гогольцевой.
Все не нравилось ей въ ихъ домѣ: не нравился и обѣдъ, хотя Катерина «дивурадовалась» надъ каждымъ блюдомъ, не нравился и Харитонъ, вступавшій въ разговоры за обѣдомъ и одѣтый въ сюртукъ вмѣсто фрака, не нравились и гости, и особенно эмальированный Модестъ Павловичъ, и не нравилось, т. е. смущало то, что она чувствовала нерасположеніе къ себѣ всей семьи, и