806 

1905 

НИВА 

Позднѣе, когда молоденькая трава, словно подстриженная подъ одинъ ростъ, покрыла землю около деревьевъ, борты дорожекъ и лужайки,-и деревья, и кусты издали стали казаться испускающими блѣдно-зеленоватую прекрасную, радующую глазъ, мглу или дымку, Анютка не могла наглядѣться, когда вѣтеръ проносился надъ самой землей, и эта короткая трава не клонилась къ землѣ, а только двигалась, будто бѣжала, быстробыстро, точно толпа или войско крошечныхъ невидимыхъ для глаза людишекъ. 

А дни шли, шли однообразно и незамѣтно, съ той страшной быстротой, которая человѣку иногда кажется отсутствіемъ движенія. 

На четвертой недѣлѣ поста о. Николай, ходившій часто по чердакамъ и подваламъ пріобщать умиравшую петербургскую бѣдноту (очень быстро по его пріѣздѣ въ пріютъ, бѣдняки какъ-то провѣдали о немъ и стали обращаться къ нему), пришелъ домой совсѣмъ больной, слегъ и больше не вставалъ. Доктора опредѣлили тифъ. 

- Вѣрно, гдѣ-нибудь заразился!-говорило начальство. 

На десятый день его болѣзни по немъ неожиданно пѣли: «Со святыми упокой...» 

- Экъ, вѣдь вотъ не везетъ!-говорило и думало начальство пріюта.-Тридцать лѣтъ терпѣли того попа, теперь попался прекрасный, чудный, и вотъ!.. Просто горе!.. Четырехъ мѣсяцевъ не пожилъ! 

И снова начались хлопоты о «батюшкѣ». 

Наступило время выпуска, заботы о приданомъ для кончающихъ курсъ, мечты многихъ, большинства объ особенныхъ, какъ у барышень бѣлыхъ, розовыхъ, голубыхъ и пр. свѣтлыхъ цвѣтовъ платьяхъ для акта и хлопоты старшихъ, начальства и родителей о хорошихъ мѣстахъ, съ жалованьемъ въ семь и максимумъ 15 руб. 

Къ лѣту снова многихъ взяли на дачу. Анютка умоляла, чтобы Раиса Павловна взяла и ее, какъ другихъ ихъ благодѣтели. Дѣвочка написала даже Гогольцевой слезное, хотя и безграмотное письмо. Но Гогольцева ничего не отвѣтила Анюткѣ, такъ какъ естественно не могла взять къ себѣ полустнившую уже нищенку, когдато оставленную ею у себя по добротѣ. 

На лѣто воспитанницъ переводили въ «бараки», т. е. лѣтнее деревянное помѣщеніе, выстроенное въ саду. Перевели или, вѣрнѣе, перенесли туда же и Данилову. Садъ былъ большой, сырой и тѣнистый съ прудомъ, въ которомъ кричали по вечерамъ лягушки, и съ тѣмъ воздухомъ, который бываетъ въ городскихъ садахъ, гдѣ, несмотря на обиліе зелени, нѣтъ и помина той чистой, озонированной атмосферы, которая, казалось, должна бы тамъ быть. Евгенія Александровна, впрочемъ, съ досадой утверждала: «что воздухъ прекрасный; деревьевъ много, травы тоже!..» Чего же еще? 

Въ іюнѣ Даниловой сдѣлали второй проколъ и снова выпустили очень много гноя, но дѣвочкѣ послѣ второй операціи вмѣсто того, чтобы стать лучше, сдѣлалось хуже. Вся въ бинтахъ и перевязкахъ она теперь уже не ходила и не сидѣла, а почти все время лежала на лазаретной койкѣ, которую иногда выносили въ садъ или на балконъ, и жизненныя силы ея все уходили, и уходили. 

Лицо ея было муругое, самоуглубленное, желтое, какъ залежавшійся, плохо выбѣленный воскъ, съ глазами, казавшимися большими отъ худобы и зеленовато-коричневыхъ тѣней у впадинъ. 

Къ августу перевязку ей стали дѣлать два раза въ день, но и этого было мало... 

- Господи, хоть бы прибралъ ее Господь...- часто говорила теперь Александра Петровна, разсказывая о Даниловой. 

Злая, неблагодарная. Слова никогда не скажетъ, не улыбнется... а я вѣдь не бралась за такія перевязки! плакалась она.-Тутъ клиника нужна... Мнѣ же который 

1905 

No 41. 

разъ приходится съ такими возиться! Петрова была, еще Рунова!... Эта теперь!... Воздухъ одинъ чего стоитъ, какъ снимешь съ нихъ бинты!.. 

То же думала и начальница, и бывшая Анюткина классная дама, водившая, по примѣру прежнихъ лѣтъ, купаться въ Неву безъ разбора и исключенія всѣхъ ввѣренныхъ ей воспитанницъ и приходившая скуки ради иногда, гуляя по аллеѣ, навѣстить умиравшую Данилову. 

- Хоть бы дѣйствительно умерла скорѣй,-говорила она Александрѣ Петровнѣ, съ жестокимъ равнодушіемъ разглядывая издали безкровное лицо и исхудалыя руки лежащей въ постели дѣвочки.-Выхода не предвидится, выздоровленія нельзя ожидать... Чего-жъ тогда?.. А это медленное гніеніе можетъ продлиться несчетное количество времени... Помните, сколько Рунова проболѣла?.. 

- Ну, какъ же не помнить!..-отвѣчала Александра Петровна, вообще не очень долюбливавшая Евгенію Александровну.-И дамы говорили... 

- А что Шарова?- спрашивала Евгенія Александровна, исчерпавъ весь разговоръ о Даниловой. 

Александра Петровна пожимала плечами. 

Шарова, круглая сирота, кончившая курсъ, несмотря на свою молодость, и оставшаяся въ пріютѣ въ пепиньеркахъ, вскорѣ послѣ смерти Слѣпушкиной, стала кашлять и лихорадить. Слѣпушкина въ дортуарѣ спала съ нею рядомъ. 

- Что Шарова?- повторяла Александра Петровна, вздыхая.- По-моему плохо. Но докторъ не увѣренъ еще. Все еще надѣется. Гвояколъ сталъ давать... 

Прошло лѣто. 

Оставшіяся въ городѣ воспитанницы провели его, какъ всегда: купались въ Невѣ и слушали музыку изъ сада... 

Снова вернулись съ дачъ воспитанницы, многія опять похудѣвлія, поблѣднѣвшія, съ зачатками всевозможныхъ болѣзней, и снова навезли всевозможныхъ разсказовъ. по большей части, однако, группировавшихся возлѣ одного и того же интереса. «Какъ онъ посмотрѣлъ, какъ онъ сказалъ, какъ онъ шепнулъ...» И этотъ «онъ» былъ иногда великовозрастный гимназистъ, иногда солдатъ или писарь, иногда лакей или мальчишка, кадетъ или юнкеръ, доставляющій своимъ пробуждающимся темпераментомъ (который вѣжливо и поэтично принято называть «сердцемъ») много заботъ и безпокойства своимъ родителямъ, особенно матерямъ, такъ какъ отцы часто относятся снисходительно, съ гасимой улыбкой къ «сердечнымъ» проявленіямъ молодежи сильнаго пола. 

Нѣкоторыя воспитанницы привозили прямо невозможныя исторіи и повѣряли ихъ другъ другу, но такъ, чтобы начальство ничего не знало. Съ одной дѣвочкой случился скандалъ. Ее какіе-то гимназисты въ саду, на дачѣ связали... и... не прибѣги на ея крики матькухарка, кончилось бы плохимъ... 

Другія дѣвочки, вращавшіяся у благодѣтельницъ въ болѣе высокихъ сферахъ, привозили, между прочимъ, разсказы и о томъ, какъ въ такомъ-то или такимъ-то, преимущественно мужскомъ заведеніи, всѣ воспитатели и начальство подлецы или дураки, и какъ ихъ проучиваютъ воспитанники... И слушательницы хохотали безъ умолка и принимали все къ свѣдѣнію, при случаѣ стараясь и подражать. 

Наступила осень. У Шаровой и Басовой, 14-лѣтней дѣвочки, средняго отдѣленія, несмотря на принимаемыя дорогія лѣкарства, открылась-таки «скоротечная» чахотка. 

- У Басовой-то откуда?- спрашивало другъ друга пріютское начальство.- Вотъ и доказательство, что не отъ Кустовой. Она и не была въ лазаретѣ при Кустовой... Скорѣе, ужъ если такъ, такъ отъ Даниловой!.. Это что-то неописуемое, какой отъ нея смрадъ!..