906 

1905 

НИВА 

жизнь принадлежитъ ему. Вотъ, если бы я обвѣнчался уже съ Варварой Лукинишной, я былъ бы связанъ обѣщаніемъ... Тогда ужъ я не былъ бы свободенъ. Ахъ, отецъ, какое счастье не быть связаннымъ никакими обязательствами! 

Дьяконъ, не будучи въ состояніи вполнѣ воспринять настроеніе Мелетія, тѣмъ не менѣе какъ-то вполнѣ примирился съ его шагомъ. Въ душѣ его явилось успокоеніе и онъ началъ разсказывать Мелетію о томъ, какъ вѣсть о его монашествѣ была принята въ городѣ, какъ его поздравляли и даже завидовали ему, какъ, наконецъ, самъ архіерей заинтересовался этимъ. 

- Ахъ, да,-прибавилъ онъ:-вѣдь преосвященный велѣлъ передать тебѣ, когда ты пріѣдешь, чтобы ты побывалъ у него. Онъ хочетъ съ тобой побесѣдовать. 

Охотно побываю,-отвѣтилъ Мелетій:-вашъ архіерей хорошій старикъ. Я его знаю по семинарскимъ временамъ. Побываю, побываю. 

- А долго ли у насъ останешься? 

- Да сколько хотите, пока не надоѣмъ вамъ. Разумѣется, въ предѣлахъ каникулярнаго времени. 

V. 

При парадной двери, выходившей на улицу, въ церковномъ домѣ соборной церкви, въ квартирѣ третьяго священника Троянскаго, была кнопка электрическаго звонка и, казалось, этотъ звонъ звучалъ съ удивленіемъ, можетъ-быть, даже съ негодованіемъ, когда подошедшій къ двери высокій худощавый монахъ съ русыми кудрями, едва-едва выглядывавшими изъ-подъ чернаго клобука съ длинной мантіей, надавилъ кнопку. 

Давняя горничная, служившая въ этомъ домѣ уже много лѣтъ, побѣжала въ переднюю и отперла дверь. 

Яркій солнечный лучъ ворвался въ переднюю и на фонѣ его обрисовалась черная фигура монаха. Горничная взглянула въ его лицо и глаза ея какъ бы остановились на этомъ лицѣ и замерли. 

- Отецъ... отецъ Михайло...-прошептала она. 

- Мелетій,-мягко поправилъ монахъ и прибавилъ:А что? Дома отецъ Лука? 

Батюшка дома,-дрожащимъ голосомъ отвѣтила горпичная. 



А матушка? 

- Матушки сейчасъ нѣту... Въ магазинъ ушли. 

- А Варвара Лукинишна? 

Горничная хотѣла отвѣтить, но слова замерли на ея устахъ. Она очень хорошо знала все происшедшее. Въ домѣ поступокъ Михайла Велегласова обсуждался громко, и не было границъ негодованію, съ которымъ о немъ отзывались. 

На лицѣ Вари она видѣла глубокое презрѣніе всякій разъ, когда произносилось даже его имя. Какъ же онъ спрашиваетъ? Какъ же ему отвѣтить? 

А онъ, не получивъ отвѣта, подумалъ, должно-быть, что она не разслышала и повторилъ: 

- Дома ли Варвара Лукинишна? 

Они... Они... Дома-съ... едва слышнымъ голосомъ отвѣтила, наконецъ, горничная. 

- Такъ доложите обо мнѣ отцу Лукѣ. Скажите, что іеромонахъ Мелетій желаетъ его видѣть. 

Горничная побѣжала въ комнату, а Мелетій вошелъ въ домъ, въ хорошо знакомую ему гостиную, и тутъ ждалъ. 

Ничто не измѣнилось здѣсь. Все было на старыхъ мѣстахъ-піанино, картины, столы, кресла, коверъ. Все было уютно и пріятно. И вспомнилъ онъ, какъ любилъ онъ бывать въ этомъ домѣ, гдѣ его считали своимъ, и особенно въ этой гостиной, гдѣ такъ хорошо сидѣлось и говорилось. 

И въ душѣ его стало тепло отъ этого воспоминанія и онъ сказалъ себѣ: «да, хорошія воспоминанія лучше хорошей жизни. Жизнь проходитъ бурно, мы въ ней 

1905 

No 47. 

участвуемъ, затрачиваемъ силы и не можемъ оцѣнить всей ея прелести. А воспоминаніемъ мы любуемся, какъ прекрасной картиной, которая всегда передъ нами и въ которой хорошее улеглось въ постоянныхъ формахъ». 

А вь кабинетѣ отца Луки произошло замѣшательство и тревога. Отецъ Лука переспросилъ горничную: подлинно ли это тотъ самый Мелетій, который былъ Михайломъ Велегласовымъ? 

Горничная клялась, что это тотъ самый. И отецъ Лука не понималъ, какъ онъ рѣшился придти въ ихъ домъ. 

Однако, у него не хватило храбрости отказать ему въ пріемѣ. Тутъ ужъ явились на сцену соображенія чисто практическаго характера. 

Монахъ, академикъ, уже іеромонахъ, не успѣлъ принять монашество, какъ уже посвященъ въ санъ. Навѣрное съ архіереемъ будетъ хорошъ, а тамъ, по окончаніи академіи, скоро двинется впередъ, пріобрѣтетъ вліяніе. Какъ же можно не принять его? Мало ли что можетъ быть-какія встрѣчи, какая зависимость. 

И онъ отослалъ горничную сказать, что сейчасъ выйдеть, и началъ экстренно приводить себя въ порядокъ. 

Онъ хотѣлъ явиться передъ гостемъ какъ можно болѣе въ офиціальномъ видѣ, надѣлъ рясу, наперстный крестъ, камилавку, причесалъ волосы, чтобы и они лежали въ порядкѣ, и, наконецъ, вышелъ въ гостиную. 

Кажется, отецъ Лука не ожидалъ встрѣтить именно такого гостя. Подъ вліяніемъ того мнѣнія, которое установилось въ его домѣ о поступкѣ Велегласова, монахъ Мелетій рисовался ему иначе, можетъ-быть, болѣе грубымъ, неказистымъ и вообще непріятнымъ. 

И встрѣтивъ тонкаго, стройнаго, почти величаваго гостя въ черной одеждѣ, съ длинными четками въ рукахъ, отецъ Лука на мгновеніе остановился. 

- Отецъ Мелетій?-вопросительно произнесъ онъ. 

- Бывшій Михаилъ!- отвѣтилъ гость и, сложивъ ладони по порядку, подошелъ, чтобы взять благословеніе. 

- Скорѣе мнѣ у васъ благословеніе слѣдуетъ брать. Вы іеромонахъ. 

- Но я привыкъ смотрѣть на васъ, какъ на отца. 

И это было сказано съ такой удивительной простотой, съ такой душевной ясностью, безыскусственностью, что отецъ Лука безъ малѣйшаго возраженія далъ ему благословеніе. 

Это первое впечатлѣніе какъ-то зачеркнуло все прежнее, и отецъ Лука благосклонно взглянулъ на своего недавняго зятя. Душа его разомъ повернулась къ нему. 

Однакожъ, извѣстная условность не допускала съ его стороны чрезвычайной любезности. Онъ долженъ былъ помнить, что передъ нимъ человѣкъ, оскорбившій его дочь. 

Поэтому отецъ Лука велъ себя осторожно, не прогонялъ съ лица своего холодъ и старался только быть внимательнымъ хозяиномъ. 

- Садитесь, отецъ Мелетій,-сказалъ онъ. 

Мелетій сейчасъ же принялъ предложеніе и сѣлъ въ кресло. Отецъ Лука сдѣлалъ то же. 

- Вотъ,-сказалъ Мелетій:-пріѣхалъ въ родной городъ повидать родныхъ и близкихъ людей. 

- Теперь у васъ, какъ у монаха, не должно быть ни родныхъ, ни близкихъ,-тонко и осторожно сказалъ отецъ Лука. 

- Почему же?- съ искреннимъ удивленіемъ спросилъ Мелетій: — почему вы такъ думаете, отецъ Лука?