университетѣ профессорскій судъ 1 и тоже — какъ упорно утверждаютъ — прибѣгавшій къ судебно-полицейскимъ собесѣдованіямъ съ благонадежными студентами о судьбѣ ихъ неблагонадежныхъ товарищей. Вотъ новый директоръ Кіевскаго Политехническаго Института, прекрасно понимающій, что его директорство будетъ прямымъ вызовомъ студенчеству, но — несмотря на это — съ спокойной наглостью, въ качествѣ помазанника департамента полиціи, усаживающійся на директорское кресло.
Такова та картина, въ которой воочію обнаруживается передъ нами отвратительное наслѣдіе, оставленное русскимъ высшимъ учебнымъ заведеніямъ режимомъ ф. -Плеве, дьявольски сумѣвшаго, что не удавалось другимъ, втянуть въ свою полицейскую работу извѣстную часть преподавательскаго состава и даже студенчества. Ликвидація этого наслѣдія потребуетъ многочисленныхъ и тяжелыхъ жертвъ, упорной и, быть можетъ, ожесточенной борьбы. Но такая ликвидація есть задача, отъ которой нельзя устраниться дѣятелямъ освобожденія, кто бы они ни были, студенты ли, профессора ли, или, наконецъ, „третьи лица“ по отношенію къ академическимъ дѣламъ.
Въ общей формѣ вопросъ объ отношеніи оппозиціи къ студенческому движенію разобранъ выше въ статьѣ нашего сотрудника. Къ его разсужденіямъ намъ хотѣлось бы только добавить, что трудная задача введенія студенчества „въ общее русло сознательнаго освободительнаго движенія“ требуетъ много энергіи, большого такта и политической мудрости. Въ этомъ дѣлѣ не слѣдуетъ гнаться за быстрыми и эффектными результатами. Въ студенческомъ движеніи такъ называемые академическіе поводы своеобразно сплетаются со своими политическими слѣдствіями, и нужно ясно понимать это сплетеніе для того, чтобы политическія слѣдствія въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ съ внутренней необходимостью и внутренней убѣдительностью вытекали изъ условій и фактовъ „академическаго“ быта. Въ настоящее время положеніе вещей таково, что объ этомъ позаботилось само правительство. Режимъ ф. -Плеве, несмотря на свои кажущіеся успѣхи, въ политическомъ отношеніи ослабилъ и ухудшилъ позицію правительства. Вторгнувшись на академическую почву, изгнавъ 2 цѣлый рядъ профессоровъ, правительство само поставило снова на очередь и сдѣлало жгучими такіе вопросы, какъ, напримѣръ, необезпеченность положенія профессоровъ отъ произвола администраціи. Это вопросъ политическій и въ то же время одинъ изъ коренныхъ вопросовъ академическаго благоустройства. Наконецъ, обращеніе благонадежныхъ студентовъ на полицейскую службу „начальниками“ высшихъ учебныхъ заведеній — тоже есть внутренній вопросъ университетскаго быта. Это прямо вопросъ университетской нравственности.
Еще недавно въ эпоху Ванновскаго и Зенгера правительство, въ особенности министерство народнаго просвѣщенія, занимало по отношенію къ прогрессивнымъ элементамъ студенчества и профессуры оборонительное положеніе. При Плеве, въ особенности послѣ отставки Зенгера, соединенныя вѣдомства полиціи и просвѣщенія перешли въ наступленіе по всей линіи, и, деморализовавъ нѣкоторую часть преподавательской корпораціи и студенчества, какъ мы только что указали, смѣло вторглись въ область чисто академическую. Такимъ образомъ, послѣ опытовъ Ванновскаго и Зенгера въ области университетской политики, смѣлой рукой фонъ- Плеве сданныхъ въ архивъ, правительство — при содѣйствіи услужливыхъ „начальниковъ“ и профессоровъ высшихъ учебныхъ заведеній — настолько обнаглѣло, что вернулось къ блаженнымъ временамъ до выстрѣла Карповича и миссіи Ванновскаго. Эта новая эпоха ярко иллюстрируется окончившимся разгромомъ Петербургскаго Горнаго и Харьковскаго Технологическаго Институтовъ и подготовляющимися разгромомъ Харьковскаго Университета и Кіевскаго Политехникума. Такіе факты еще недавно были бы прямо немыслимы.
1 См. напечатанный ниже протоколъ Харьковскаго профессорскаго суда.
2 Въ этомъ отношеніи особенно характерна исторія Харьковскаго Технологическаго Института, профессора и преподаватели котораго были прямо удалены за самую корректную попытку отстоять интересы студентовъ и права профессорской корпораціи.
Между тѣмъ послѣ логическаго конца ф. -Плеве и для министерства внутреннихъ дѣлъ, повидимому, наступила эра „сердечнаго попеченія“. А въ то же время министерство народнаго просвѣщенія, обновивъ свой составъ, только что вполнѣ приспособилось къ режиму фонъ-Плеве. Такъ одно вѣдомство опередило другое, и въ силу этого можетъ получиться комбинація, напоминающая эру Ванновскаго, съ той только разницей, что министерство внутреннихъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія помѣняются ролями.
Складывается въ высшей степени сложная и трудная политическая ситуація, въ общемъ, однако, безусловно благопріятная для освободительнаго движенія. Какъ воспользоваться ею — дѣло конкретной тактики, которую было бы нецѣлесообразно и неумѣстно обсуждать въ печати. Скажемъ только, что либеральная оппозиція должна порвать со своимъ пассивнымъ отношеніемъ къ студенческому движенію, а студенчество должно подвергнуть критическому пересмотру свою тактику. Въ эпоху Ванновскаго, быть можетъ, была неизбѣжна ошибка, состоявшая въ полномъ игнорированіи и неиспользованіи того внутренняго раздѣнія, которое въ то время господствовало въ самомъ правительствѣ. Повтореніе этой ошибки свидѣтельствовало бы о томъ, что мы не умѣемъ воспринимать политическихъ уроковъ и исправлять свои промахи.
Итакъ, что же теперь? Теперь либерально-демократическая оппозиція на мѣсто случайнаго оказательства политически неясныхъ симпатій къ студенческому движенію должна твердо поставить задачу выработки и практическаго осуществленія своей собственной университетской (общѣе, академической) политики. Это значитъ, что необходимо въ опредѣленныхъ политическихъ цѣляхъ организовать и студенческую, и профессорскую среду. Организація же должна выработать операціонный планъ или, вѣрнѣе, операціонные планы кампаніи. П. С.
Разгромъ Горнаго Института г. Коноваловымъ.
Намъ доставлено слѣдующее, ходившее въ Петербургѣ по рукамъ, изложеніе недавнихъ событій въ Горномъ Институтѣ, очевидно, принадлежащее профессорамъ, оставившимъ институтъ. Хотя въ „Осв. “ уже была напечатана обстоятельная и совершенно точно излагающая дѣло статьи объ инцидентѣ въ Петербургскомъ Горномъ Институтѣ, 1 мы даемъ мѣсто и запискѣ профессоровъ, какъ вполнѣ аутентическому документу.
„Горный Институтъ испыталъ глубокое потрясеніе. Шесть профессоровъ 2 вышли въ отставку, около 50-ти студентовъ уволены изъ института на болѣе или менѣе значительные сроки, а 9 человѣкъ исключены навсегда. Это потрясеніе вызвано студенческими безпорядками безусловно внутренняго характера, гдѣ такъ называемая политика не играетъ никакой роли. Эти внушительные факты такъ тѣсно связаны съ личностью новаго директора института, профессора Д. П. Коновалова, что нѣтъ никакого основанія вдаваться въ продолжительныя разсужденія о причинахъ, вызвавшихъ катастрофу, а также нѣтъ повода углубляться въ исторію, чтобы понять все совершившееся въ полномъ объемѣ.
Г. Коноваловъ вступилъ въ должность 15-го января, а студенческія волненія начались въ первыхъ числахъ марта 1904 года. Въ теченіе шести недѣль своего управленія г. Коноваловъ велъ дѣятельную двухстороннюю пропаганду, съ одной стороны, среди выбранной Совѣтомъ комиссіи профессоровъ для пересмотра студенческихъ учрежденій, а, съ другой стороны, среди представителей студенчества, выбранныхъ студентами для завѣдыванія этими учрежденіями (столовой, фондомъ и проч. ) Въ профессорской комиссіи г. Коноваловъ, со свойственнымъ ему краснорѣчіемъ, говорилъ много о культурѣ, наукѣ, педагогикѣ и преимущественно „объ истинной свободѣ“. Объ этой послѣдней онъ распространялся всего охотнѣе, стараясь доказать, что истинная свобода долженствуетъ обезпечить благонамѣреннымъ элементамъ студенчества господство надъ неблагонамѣренными. Для этого нужно, при выборѣ завѣдующихъ студенческими учрежденіями, устранить предвыборную агитацію и установить тайную баллотировку. Членамъ профессорской комиссіи было достаточно ясно, что дѣло здѣсь не въ средствахъ, а въ наиболѣе вѣрномъ до
1 См. „Освобожденіе“ № 46.
2 Гг. Бауманъ, Богдановичъ, Долбня, Лутугинъ, Никитинъ и Яковлевъ.
Такова та картина, въ которой воочію обнаруживается передъ нами отвратительное наслѣдіе, оставленное русскимъ высшимъ учебнымъ заведеніямъ режимомъ ф. -Плеве, дьявольски сумѣвшаго, что не удавалось другимъ, втянуть въ свою полицейскую работу извѣстную часть преподавательскаго состава и даже студенчества. Ликвидація этого наслѣдія потребуетъ многочисленныхъ и тяжелыхъ жертвъ, упорной и, быть можетъ, ожесточенной борьбы. Но такая ликвидація есть задача, отъ которой нельзя устраниться дѣятелямъ освобожденія, кто бы они ни были, студенты ли, профессора ли, или, наконецъ, „третьи лица“ по отношенію къ академическимъ дѣламъ.
Въ общей формѣ вопросъ объ отношеніи оппозиціи къ студенческому движенію разобранъ выше въ статьѣ нашего сотрудника. Къ его разсужденіямъ намъ хотѣлось бы только добавить, что трудная задача введенія студенчества „въ общее русло сознательнаго освободительнаго движенія“ требуетъ много энергіи, большого такта и политической мудрости. Въ этомъ дѣлѣ не слѣдуетъ гнаться за быстрыми и эффектными результатами. Въ студенческомъ движеніи такъ называемые академическіе поводы своеобразно сплетаются со своими политическими слѣдствіями, и нужно ясно понимать это сплетеніе для того, чтобы политическія слѣдствія въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ съ внутренней необходимостью и внутренней убѣдительностью вытекали изъ условій и фактовъ „академическаго“ быта. Въ настоящее время положеніе вещей таково, что объ этомъ позаботилось само правительство. Режимъ ф. -Плеве, несмотря на свои кажущіеся успѣхи, въ политическомъ отношеніи ослабилъ и ухудшилъ позицію правительства. Вторгнувшись на академическую почву, изгнавъ 2 цѣлый рядъ профессоровъ, правительство само поставило снова на очередь и сдѣлало жгучими такіе вопросы, какъ, напримѣръ, необезпеченность положенія профессоровъ отъ произвола администраціи. Это вопросъ политическій и въ то же время одинъ изъ коренныхъ вопросовъ академическаго благоустройства. Наконецъ, обращеніе благонадежныхъ студентовъ на полицейскую службу „начальниками“ высшихъ учебныхъ заведеній — тоже есть внутренній вопросъ университетскаго быта. Это прямо вопросъ университетской нравственности.
Еще недавно въ эпоху Ванновскаго и Зенгера правительство, въ особенности министерство народнаго просвѣщенія, занимало по отношенію къ прогрессивнымъ элементамъ студенчества и профессуры оборонительное положеніе. При Плеве, въ особенности послѣ отставки Зенгера, соединенныя вѣдомства полиціи и просвѣщенія перешли въ наступленіе по всей линіи, и, деморализовавъ нѣкоторую часть преподавательской корпораціи и студенчества, какъ мы только что указали, смѣло вторглись въ область чисто академическую. Такимъ образомъ, послѣ опытовъ Ванновскаго и Зенгера въ области университетской политики, смѣлой рукой фонъ- Плеве сданныхъ въ архивъ, правительство — при содѣйствіи услужливыхъ „начальниковъ“ и профессоровъ высшихъ учебныхъ заведеній — настолько обнаглѣло, что вернулось къ блаженнымъ временамъ до выстрѣла Карповича и миссіи Ванновскаго. Эта новая эпоха ярко иллюстрируется окончившимся разгромомъ Петербургскаго Горнаго и Харьковскаго Технологическаго Институтовъ и подготовляющимися разгромомъ Харьковскаго Университета и Кіевскаго Политехникума. Такіе факты еще недавно были бы прямо немыслимы.
1 См. напечатанный ниже протоколъ Харьковскаго профессорскаго суда.
2 Въ этомъ отношеніи особенно характерна исторія Харьковскаго Технологическаго Института, профессора и преподаватели котораго были прямо удалены за самую корректную попытку отстоять интересы студентовъ и права профессорской корпораціи.
Между тѣмъ послѣ логическаго конца ф. -Плеве и для министерства внутреннихъ дѣлъ, повидимому, наступила эра „сердечнаго попеченія“. А въ то же время министерство народнаго просвѣщенія, обновивъ свой составъ, только что вполнѣ приспособилось къ режиму фонъ-Плеве. Такъ одно вѣдомство опередило другое, и въ силу этого можетъ получиться комбинація, напоминающая эру Ванновскаго, съ той только разницей, что министерство внутреннихъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія помѣняются ролями.
Складывается въ высшей степени сложная и трудная политическая ситуація, въ общемъ, однако, безусловно благопріятная для освободительнаго движенія. Какъ воспользоваться ею — дѣло конкретной тактики, которую было бы нецѣлесообразно и неумѣстно обсуждать въ печати. Скажемъ только, что либеральная оппозиція должна порвать со своимъ пассивнымъ отношеніемъ къ студенческому движенію, а студенчество должно подвергнуть критическому пересмотру свою тактику. Въ эпоху Ванновскаго, быть можетъ, была неизбѣжна ошибка, состоявшая въ полномъ игнорированіи и неиспользованіи того внутренняго раздѣнія, которое въ то время господствовало въ самомъ правительствѣ. Повтореніе этой ошибки свидѣтельствовало бы о томъ, что мы не умѣемъ воспринимать политическихъ уроковъ и исправлять свои промахи.
Итакъ, что же теперь? Теперь либерально-демократическая оппозиція на мѣсто случайнаго оказательства политически неясныхъ симпатій къ студенческому движенію должна твердо поставить задачу выработки и практическаго осуществленія своей собственной университетской (общѣе, академической) политики. Это значитъ, что необходимо въ опредѣленныхъ политическихъ цѣляхъ организовать и студенческую, и профессорскую среду. Организація же должна выработать операціонный планъ или, вѣрнѣе, операціонные планы кампаніи. П. С.
Разгромъ Горнаго Института г. Коноваловымъ.
Намъ доставлено слѣдующее, ходившее въ Петербургѣ по рукамъ, изложеніе недавнихъ событій въ Горномъ Институтѣ, очевидно, принадлежащее профессорамъ, оставившимъ институтъ. Хотя въ „Осв. “ уже была напечатана обстоятельная и совершенно точно излагающая дѣло статьи объ инцидентѣ въ Петербургскомъ Горномъ Институтѣ, 1 мы даемъ мѣсто и запискѣ профессоровъ, какъ вполнѣ аутентическому документу.
„Горный Институтъ испыталъ глубокое потрясеніе. Шесть профессоровъ 2 вышли въ отставку, около 50-ти студентовъ уволены изъ института на болѣе или менѣе значительные сроки, а 9 человѣкъ исключены навсегда. Это потрясеніе вызвано студенческими безпорядками безусловно внутренняго характера, гдѣ такъ называемая политика не играетъ никакой роли. Эти внушительные факты такъ тѣсно связаны съ личностью новаго директора института, профессора Д. П. Коновалова, что нѣтъ никакого основанія вдаваться въ продолжительныя разсужденія о причинахъ, вызвавшихъ катастрофу, а также нѣтъ повода углубляться въ исторію, чтобы понять все совершившееся въ полномъ объемѣ.
Г. Коноваловъ вступилъ въ должность 15-го января, а студенческія волненія начались въ первыхъ числахъ марта 1904 года. Въ теченіе шести недѣль своего управленія г. Коноваловъ велъ дѣятельную двухстороннюю пропаганду, съ одной стороны, среди выбранной Совѣтомъ комиссіи профессоровъ для пересмотра студенческихъ учрежденій, а, съ другой стороны, среди представителей студенчества, выбранныхъ студентами для завѣдыванія этими учрежденіями (столовой, фондомъ и проч. ) Въ профессорской комиссіи г. Коноваловъ, со свойственнымъ ему краснорѣчіемъ, говорилъ много о культурѣ, наукѣ, педагогикѣ и преимущественно „объ истинной свободѣ“. Объ этой послѣдней онъ распространялся всего охотнѣе, стараясь доказать, что истинная свобода долженствуетъ обезпечить благонамѣреннымъ элементамъ студенчества господство надъ неблагонамѣренными. Для этого нужно, при выборѣ завѣдующихъ студенческими учрежденіями, устранить предвыборную агитацію и установить тайную баллотировку. Членамъ профессорской комиссіи было достаточно ясно, что дѣло здѣсь не въ средствахъ, а въ наиболѣе вѣрномъ до
1 См. „Освобожденіе“ № 46.
2 Гг. Бауманъ, Богдановичъ, Долбня, Лутугинъ, Никитинъ и Яковлевъ.