Я КАТЕГОРИЧЕСКИ протестую против „кровавогоˮ уклона многих последних кино-картин. Протестую прежде всего потому, что никакой другой цели, кроме „трюкаˮ, щекочущего нервы, все эти кровавые сцены не имеют. Если бы изображалось пролитие крови в революционных бояx, в восстаниях и т. д. — тогда еще другое дело. А если это приводится в любовных сценах и авантюристических приключениях, то ничего, кроме самого худщего перенимания, самых скверных сторон капиталистического кино это не представляет. И если толстую, заплывшую жиром, кожу американского буржуа надо „щекотать“ кровью, то разве нужно это нам?
Совсем не за этим идем мы в кино и не за этим должны итти. Наше кино уже стало на верный путь сочетания а) красивого б) интересного и в) полезного. „Броненосец Потемкинˮ является одним из последних достижений красоты, кинематографического эффекта и захватывающего общественного интереса.
С этой дороги кино не должно сворачивать и должно строго бороться со всякими растлевающими влияниями смердящего капитализма.
Н. Семашко
ПОИСТИНЕ расточительность — основной признак нашей работы.
Мы расточительны не только в деньгах и во времени, мы легкомысленно растрачиваем наши художественно-идеологические рессурсы: темы, творческую выдумку, методы воздействия на зрителя и т. п.
В две-три картины мы безрассудно и неубедительно вкатили сразу все боль
ные вопросы деревни: кулачество, самогон, знахарство, селькорство, коопераціию, — и решили, что деревенские темы „использованыˮ.
Гражданскую войну подали в плане дешевых детективов с ура-концовками и считаем ее дискредитированной, худсоветы безаппеляционно „отклоняютъ все сценарии на эту тему. А деревня ждет не дождется своей картины.
А героический пафос гражданской войны, ее диалектическая сущность, специфизм психологических коллизий, своеобразие бытовых моментов, возобновить которое мы скоро вообще не сможем — все это ждет своего подлинного творца и художника,
В методах постановочной работы мы безудержно увлекаемся „ночнымиˮ съемками, фокстротируем чуть-ли не в каждой картине, забывая чувство художественной меры ручьями проливаем кровь на экране и в смаковании человеческих страданий доходим до садизма. Болезнь расточительности разъедает нас и внутри. Режим экономии должен охватить не только материальную часть нашего хозяйства.
Бережливость в израсходовании художественных рессурсов одинаково нужна для оздоровления нашей больной кинематографии.
Юрий Тарич
Вверху — из картины „По законуˮ. Слева — из картины „Перевалˮ. Один из персонажей, насквозь проткнутый штыком. Внизу — из „Медвежьей свадьбыˮ — „ужас утонченный и великосветскийˮ—
граф Шемет загрызает своего слугу.
Два момента из „Трипольской трагедииˮ, наполненной до отказа изображениями жестокости на „все вкусыˮ. Справа — бандиты рубят пальцы и бросаю г в колодезь комсомольца
Совсем не за этим идем мы в кино и не за этим должны итти. Наше кино уже стало на верный путь сочетания а) красивого б) интересного и в) полезного. „Броненосец Потемкинˮ является одним из последних достижений красоты, кинематографического эффекта и захватывающего общественного интереса.
С этой дороги кино не должно сворачивать и должно строго бороться со всякими растлевающими влияниями смердящего капитализма.
Н. Семашко
ПОИСТИНЕ расточительность — основной признак нашей работы.
Мы расточительны не только в деньгах и во времени, мы легкомысленно растрачиваем наши художественно-идеологические рессурсы: темы, творческую выдумку, методы воздействия на зрителя и т. п.
В две-три картины мы безрассудно и неубедительно вкатили сразу все боль
ные вопросы деревни: кулачество, самогон, знахарство, селькорство, коопераціию, — и решили, что деревенские темы „использованыˮ.
Гражданскую войну подали в плане дешевых детективов с ура-концовками и считаем ее дискредитированной, худсоветы безаппеляционно „отклоняютъ все сценарии на эту тему. А деревня ждет не дождется своей картины.
А героический пафос гражданской войны, ее диалектическая сущность, специфизм психологических коллизий, своеобразие бытовых моментов, возобновить которое мы скоро вообще не сможем — все это ждет своего подлинного творца и художника,
В методах постановочной работы мы безудержно увлекаемся „ночнымиˮ съемками, фокстротируем чуть-ли не в каждой картине, забывая чувство художественной меры ручьями проливаем кровь на экране и в смаковании человеческих страданий доходим до садизма. Болезнь расточительности разъедает нас и внутри. Режим экономии должен охватить не только материальную часть нашего хозяйства.
Бережливость в израсходовании художественных рессурсов одинаково нужна для оздоровления нашей больной кинематографии.
Юрий Тарич
Вверху — из картины „По законуˮ. Слева — из картины „Перевалˮ. Один из персонажей, насквозь проткнутый штыком. Внизу — из „Медвежьей свадьбыˮ — „ужас утонченный и великосветскийˮ—
граф Шемет загрызает своего слугу.
Два момента из „Трипольской трагедииˮ, наполненной до отказа изображениями жестокости на „все вкусыˮ. Справа — бандиты рубят пальцы и бросаю г в колодезь комсомольца