Э
ТА ФИЛЬМА—ряд протестов ставившего ее Мурнау: 1. Протест против либретиста оперы — Гуно, превратившего сначала в своем представлении миллионов зрителей оперы „мистически-философские мысли Гете в легкую любовную авантюру. 2. Протест против неумения тысяч немецких бюргеров вдохновенно выискивать в запыленных, переплетенных в зеленый коленкор томиках Гете (Лейпцигское издание — есть в каждой уважающей себя немецкой семье), глубокие мистические истины. 3. Протест против тысяч других читателей, вообще не признающих никакой мистики и читающих Гете только за его ясные полнозвучные простыв стихи. 4. Протест против современного — „формального уклона кинематографистов.
Мурнау пишет: „они гоняются за кадром, за его внешним оформлением, они заснимают гигантскими крупными планами ничтожные детали, выискивают „оригинальные точки зрения , и в результате за этими „точками , за деталями исчезает основное — глубокий смысл, психологический анализ инсценированного произведения .
Мурнау поставил перед собой тяжелую задачу - из сентиментальной „костюмной драмы , в которую превратилась старинная немецкая легенда о докторе Фаусте, сделать кинематографическое философское произведение. И Мурнау очень удачно не выполнил своей задачи. Удачно — потому. что фильма получилась прекрасной и по игре актеров, и по тонкому разрешению целого ряда технических трюков, заслонивших собой „мировые вопросы , мучившие Мурнау.
„Философия , оказавшаяся на деле только густым слоем того мистицизма, который махрово процветает на Западе и главным образом, в Америке на спиритических сеансах (не даром же еле успев кончить „Фауста Мурнау был сманен в Голливуд) коснулась только первой части картины, только пролога. Многое, помимо воли Мурнау, „испортил , т-е. спас Яннингс.
Едва ли не самый реалистический, самый здоровый из всех западных актеров, Яннингс блестяще разрушил мистические планы Мурнау трактовкой своей роли Мефистофеля. От него требовали, чтобы он дал „начало всего злого, губящего мир . Требование особенно туманное, если, вспомнить полнокровные, земные образы, созданные раньше Яннингсом: добродушно-грубого, плотоядного
Генриха VIII в „Анне Болейн , ханжу — Тартюфа, смятенного, надломанного, Митю Карамазова, и ребячески наивного Босса в „Варьетэ . Даже из ставшего ходульным, почти отвлеченным именем, Нерона он создал резко реальный образ. И вдруг,— Мефистофель в трактовке Мурнау.
Для артиста это оказалось борьбой „доброго и злого . „Доброе — здоровое отношение к жизни Яннингеа победило „философию Мурнау. Фильма была спасена. Яннингс сделал себя галлюцинацией доктора Фауста, он отнесся иронически к Мефистофелю, он уничтожил мистику, создал один, помимо всех препятствий, еще одну фильму, сделавшуюся, как „Нибелунги , „Кабинет доктора Каллигари , „Последний человек и „ Варьете — этапом немецкой кинематографии. Конечно, в этом заслуга не одного Яннингеа.
Мурнау сумел найти новые разрешения на экране не только света, но и цвета. Декорации первой части, например, сделаны только черными, белыми и серыми цветами, благодаря игре которых Мурнау удалось достичь сказочной гуманности, нереальности всего пролога. Фауст и Мефистофель летят над землей на плаще. Это могло бы быть повторением довольно грубо-сделанной сцены с ковром из „Багдадского вора , или же кадрами из бесчисленных хроник, „с высоты птичьего полета , заснятых с аэроплана. Но в „Фаусте полет сделан исключительно тонко и только при помощи передвигающихся декораций и вращения аппарата. Хорошо поставлены сцены в саду Маргариты, зрители чуть ли не чувствуют запах зелени и теплоту солнечных лучей, несмотря на то, что весь папьемашетовый сад до сих пор стоит неразобранным в одном из ателье Ней-Бабельсберга.
Впрочем, все это можно было бы отнести за счет Глизэ, художника, работавшего в „Фаусте , за Мурнау же остается его несомненное умение работать с актерами. Из Камиллы Горн, никогда раньше не снимавшейся, он сумел создать не только наивную и простую Маргариту, т.-е. заснять ее такой, какой она пришла впервые на съемку в ателье, но и довести игру актрисы в последних частях до величайшего патетического напряжения скорби и безнадежности; из Эсты Экмана, также совсем неопытного актера, Мурнау создал двух законченных Фаустов, эмоционально насыщенных, как и почти вся фильма.
„ФАУ ст
Камилла Горн в роли Мар
гариты в „Фаусте
Эмиль Яннингс в рола Мефистофеля в „Фаусте
ТА ФИЛЬМА—ряд протестов ставившего ее Мурнау: 1. Протест против либретиста оперы — Гуно, превратившего сначала в своем представлении миллионов зрителей оперы „мистически-философские мысли Гете в легкую любовную авантюру. 2. Протест против неумения тысяч немецких бюргеров вдохновенно выискивать в запыленных, переплетенных в зеленый коленкор томиках Гете (Лейпцигское издание — есть в каждой уважающей себя немецкой семье), глубокие мистические истины. 3. Протест против тысяч других читателей, вообще не признающих никакой мистики и читающих Гете только за его ясные полнозвучные простыв стихи. 4. Протест против современного — „формального уклона кинематографистов.
Мурнау пишет: „они гоняются за кадром, за его внешним оформлением, они заснимают гигантскими крупными планами ничтожные детали, выискивают „оригинальные точки зрения , и в результате за этими „точками , за деталями исчезает основное — глубокий смысл, психологический анализ инсценированного произведения .
Мурнау поставил перед собой тяжелую задачу - из сентиментальной „костюмной драмы , в которую превратилась старинная немецкая легенда о докторе Фаусте, сделать кинематографическое философское произведение. И Мурнау очень удачно не выполнил своей задачи. Удачно — потому. что фильма получилась прекрасной и по игре актеров, и по тонкому разрешению целого ряда технических трюков, заслонивших собой „мировые вопросы , мучившие Мурнау.
„Философия , оказавшаяся на деле только густым слоем того мистицизма, который махрово процветает на Западе и главным образом, в Америке на спиритических сеансах (не даром же еле успев кончить „Фауста Мурнау был сманен в Голливуд) коснулась только первой части картины, только пролога. Многое, помимо воли Мурнау, „испортил , т-е. спас Яннингс.
Едва ли не самый реалистический, самый здоровый из всех западных актеров, Яннингс блестяще разрушил мистические планы Мурнау трактовкой своей роли Мефистофеля. От него требовали, чтобы он дал „начало всего злого, губящего мир . Требование особенно туманное, если, вспомнить полнокровные, земные образы, созданные раньше Яннингсом: добродушно-грубого, плотоядного
Генриха VIII в „Анне Болейн , ханжу — Тартюфа, смятенного, надломанного, Митю Карамазова, и ребячески наивного Босса в „Варьетэ . Даже из ставшего ходульным, почти отвлеченным именем, Нерона он создал резко реальный образ. И вдруг,— Мефистофель в трактовке Мурнау.
Для артиста это оказалось борьбой „доброго и злого . „Доброе — здоровое отношение к жизни Яннингеа победило „философию Мурнау. Фильма была спасена. Яннингс сделал себя галлюцинацией доктора Фауста, он отнесся иронически к Мефистофелю, он уничтожил мистику, создал один, помимо всех препятствий, еще одну фильму, сделавшуюся, как „Нибелунги , „Кабинет доктора Каллигари , „Последний человек и „ Варьете — этапом немецкой кинематографии. Конечно, в этом заслуга не одного Яннингеа.
Мурнау сумел найти новые разрешения на экране не только света, но и цвета. Декорации первой части, например, сделаны только черными, белыми и серыми цветами, благодаря игре которых Мурнау удалось достичь сказочной гуманности, нереальности всего пролога. Фауст и Мефистофель летят над землей на плаще. Это могло бы быть повторением довольно грубо-сделанной сцены с ковром из „Багдадского вора , или же кадрами из бесчисленных хроник, „с высоты птичьего полета , заснятых с аэроплана. Но в „Фаусте полет сделан исключительно тонко и только при помощи передвигающихся декораций и вращения аппарата. Хорошо поставлены сцены в саду Маргариты, зрители чуть ли не чувствуют запах зелени и теплоту солнечных лучей, несмотря на то, что весь папьемашетовый сад до сих пор стоит неразобранным в одном из ателье Ней-Бабельсберга.
Впрочем, все это можно было бы отнести за счет Глизэ, художника, работавшего в „Фаусте , за Мурнау же остается его несомненное умение работать с актерами. Из Камиллы Горн, никогда раньше не снимавшейся, он сумел создать не только наивную и простую Маргариту, т.-е. заснять ее такой, какой она пришла впервые на съемку в ателье, но и довести игру актрисы в последних частях до величайшего патетического напряжения скорби и безнадежности; из Эсты Экмана, также совсем неопытного актера, Мурнау создал двух законченных Фаустов, эмоционально насыщенных, как и почти вся фильма.
„ФАУ ст
Камилла Горн в роли Мар
гариты в „Фаусте
Эмиль Яннингс в рола Мефистофеля в „Фаусте