скому перевороту, нисколько не нарушаетъ мирнаго теченія политической, общественной и культурной жизни Германіи, не мѣшаетъ даже господству консервативнаго направленія въ ея политикѣ, не мѣшаетъ занимать монарху и бюрократіи весьма почетное положеніе. Мирныя (не дружественныя, а именно мирныя) отношенія между властью и ея противниками, слѣдовательно, вполнѣ возможны. Но историческій опытъ Западной Европы, повидимому, неизвѣстенъ нашей бюрократіи, которая и понынѣ придерживается тѣхъ же способовъ борьбы, игравшихъ такую печальную роль въ мрачныя эпохи среднихъ вѣковъ и доставившихъ такую печальную славу несчастной Испаніи. Результаты этой „системы одинаковы въ Испаніи и въ Россіи.
Но дѣло не только въ томъ, что Россія неисчислимо много потеряла отъ варварскихъ способовъ борьбы за свое существованіе, практикуемыхъ нашей воинствующей бюрократіей, — самое страшное въ томъ, что если эта дикая, почти звѣрская, борьба будетъ продолжаться, мы рискуемъ потерять все, потерять самую способность къ культурной жизни, культурному развитію и упасть до уровня Китая или Турціи.... Эта опасность — увы! — ужъ не очень отдаленная.... Избѣгнуть ея мы можемъ только, если немедленно будетъ положенъ предѣлъ убійственной войнѣ, которую самодержавная и самодурная бюрократія ведетъ противъ всѣхъ культурныхъ проявленій въ обществѣ и народѣ. Полное достиженіе этой цѣли возможно только послѣ полнаго обузданія бюрократіи, послѣ ея подчиненія культурнымъ силамъ народа, но ея частичное достиженіе, можетъ быть, доступно и ранѣе; поэтому попытка должна быть сдѣлана.
Правда, что для успѣха этой попытки необходима извѣстная доля блогоразумія со стороны нашей бюрократіи, которая до сихъ поръ обнаруживала только глубокій обскурантизмъ. Но, можетъ быть, опытъ цѣлыхъ десятилѣтій и тяжелыя испытанія послѣдняго времени пробили брешь въ толстой бронѣ этого обскурантизма и свѣтъ проникъ и въ темную среду самодержавной бюрократіи: вѣдь, такъ мало требуется для того, чтобы понять теперь, что нынѣшняя „система гибельна не только для народа и государства, но также и для самой бюрократіи, которая такъ же нуждается въ воздухѣ, свѣтѣ и теплѣ, какъ всякій живой организмъ.
„Живой организмъ ! сравненіе нашей бюрократіи съ живымъ организмомъ покоробитъ многихъ, но мы должны здѣсь оставить въ сторонѣ вопросъ о томъ, насколько паша бюрократія еще жизнеспособна; здѣсь важно только то, что она сама, конечно, хочетъ жить и, сознавая прекрасно свое разложеніе, она, можетъ быть, способна понять, что ей необходимъ воздухъ, свѣтъ и тепло, какъ единственное средство лѣченія отъ этого смертельнаго недуга. Такое лѣченіе возможно, конечно, только на свободѣ, которая и въ Германіи, какъ вообще въ Западной Европѣ, спасла бюрократію отъ разложенія.
До сихъ поръ наша бюрократія вела самую безпощадную войну со всѣми проблесками свѣта и свободы и даже считала это своей главной задачей, которой подчинялись всѣ другія многочисленныя и столь важныя задачи государственнаго управленія, которой приносилось въ жертву все : матеріальныя и духовныя блага, честь и слава, настоящее и будущее Россіи и русскаго народа. Это безуміе самодержавной бюрократіи, дошедшее въ послѣднее время до крайняго предѣла, ярко олицетворялось въ личности ф.-Плеве, конецъ котораго такъ же, какъ нельзя болѣе, характеренъ для обезумѣвшаго самодержавія: оно мчится къ самоуничтоженію... Русскимъ самодержавіемъ овладѣло бѣшенство особаго рода, которое можно назвать „свѣтобоязнью ; оно боится свѣта, просвѣщенія, мысли и съ остервенѣніемъ бросается на все, что издаетъ хотя бы слабый лучъ свѣта, въ особенности на интеллигентную молодежь, въ которой, какъ въ фокусѣ, сходятся всѣ стремленія народа къ свѣту и свободѣ и которая отражаетъ ихъ съ силою, дѣйствующей прямо ослѣпительно на самодержавіе, можно сказать фасцинирующей его, лишающей его и воли, и разума. Можно ли, въ самомъ дѣлѣ, говорить о свободной воли у правительства, котораго политика находится въ такой зависимости отъ тактики террористовъ? Можно ли говорить о здравомъ смыслѣ у самодержавія, связывающаго свои судьбы съ судьбою какогото ф.-Плеве?
Русское самодержавіе, отказывающее обществу, хотя бы и самымъ лучшимъ, самымъ зрѣлымъ его представителямъ, въ малѣйшемъ вліяніи на политическія судьбы Россіи, сдѣлало революціонную молодежь, вѣрнѣе, одну только маленькую фракцію ея — террористическую партію — самымъ вліятельнымъ факторомъ политической жизни. Террористическая партія опредѣляетъ направленіе всей политики, не прямо, только косвенно, но опредѣляетъ; она также до извѣстной степени назначаетъ министровъ и ужъ несомнѣнно ихъ удаляетъ, когда желаетъ этого. Въ послѣднемъ отношеніи террористическая партія имѣетъ, повидимому, даже больше власти, чѣмъ самодержецъ всероссійскій: въ царствованіе Николая II террористы удалили, кажется, больше министровъ, чѣмъ царь... Но удивительнѣе всего то,
что эта маленькая группа террористовъ, никому неизвѣстная и никѣмъ не уполномоченная, пріобрѣла не только въ Россіи, но также во всемъ культурномъ мірѣ очень большое сочувствіе, во всякомъ случаѣ большее, чѣмъ русское самодержавіе.
Этотъ удивительный результатъ есть прямое послѣдствіе удивительной политики русскаго самодержавія по отношенію къ оппозиціи, — жестокой, варварской и въ то же время совершенно безсмысленной. Революціонный терроръ есть прямое послѣдствіе правительственнаго террора, онъ исчезнетъ только съ исчезновеніемъ послѣдняго. Поэтому отказъ отъ примѣненія въ борьбѣ съ оппозиціей грубой физической силы лежитъ въ интересахъ самой власти. Это, конечно, значитъ признать за оппозиціей право на существованіе и, разумѣется также право проявлять свое существованіе. Въ этомъ кардинальный пунктъ ужаснаго конфликта между властью и обществомъ, который поглощаетъ всѣ живыя силы Россіи. Самодержавная бюрократія задалась безумною цѣлью раздавить, уничтожить оппозицію, но такъ какъ общественная оппозиція неразрывно связана съ самой общественной жизнью, то борьба бюрократіи направилась противъ послѣдней, и общественная жизнь до такой степени терзалась и подавлялась, что можно удивляться, что она еще существуетъ. Поэтому требованіе права на оппозицію есть, въ сущности, требованіе права на жизнь, — конечно, на полную жизнь, не только физическую, но и духовную, — на право мыслить, развивать мысль и высказывать ее!
Но именно передъ мыслью мрачная самодержавная власть имѣетъ непреодолимый страхъ, именно противъ нея она и направила свои главныя силы. Ф.-Плеве имѣлъ право говорить, что онъ ведетъ войну только съ маленькой частью русскаго народа, его удары были, дѣйствительно, направлены „только въ голову его....
Трудно повѣрить, чтобы государственные люди могли дойти до такихъ безумныхъ „идей и это дѣйствительно невѣроятно для „государственныхъ людей; но таковыхъ у русскаго самодержавіи вовсе нѣтъ, у него только государевы люди, государевы рабы, лакеи и опричники, для которыхъ вполнѣ естественно доходить въ усердіи до бѣшенства.
Представляетъ ли собою новый руководитель внутренней политики Россіи что-нибудь иное, пока неизвѣстно; но это ясно обнаружится въ его отношеніи къ вопросу, разбираемому въ настоящей статьѣ. Если онъ государственный мужъ, то онъ немедленно прекратитъ глубоко-антигосударственный правительственный, такъ называемый „бѣлый терроръ, уничтожитъ инквизицію и положитъ конецъ хунхузскимъ операціямъ по отношенію къ необходимой для государства интеллигенціи; онъ возвратитъ интеллигенціи ея прирожденное право мыслить и излагать свои мысли, онъ возвратитъ обществу его естественное право соединяться для общественнаго дѣла, онъ откроетъ окна и двери всего бюрократическаго зданія, для того, чтобы воздухъ и свѣтъ могли свободно проникать во всѣ углы.
Коротко, ближайшей задачей министра, понимающаго потребности государства и государственной власти, должно быть установленіе :
свободы слова, свободы печати и свободы союзовъ!
Это необходимо для установленій мирныхъ отношеній между властью и обществомъ, между властью и интеллигенціей, между властью и молодежью; это необходимо вообще для внутренняго мира, для нормальнаго теченія общественной и государственной жизни, это необходимо, наконецъ, для спасенія бюрократіи отъ полнаго разложенія.
Конечно, свободой воспользуется также оппозиція, которая благодаря ей получитъ возможность открыто организоваться и объединить всѣ элементы, страдающіе отъ самодержавнаго режима. Но если князь Святополкъ-Мирскій полагаетъ, какъ въ томъ убѣждена революціонная партія, что эти элементы настолько многочисленнѣе элементовъ, приверженныхъ къ самодержавію, что ихъ организація будетъ сильнѣе могущественной самодержавной и бюрократической организаціи, — въ такомъ случаѣ подпольная организація, которая неизбѣжно приведетъ къ революціи, еще болѣе опасна, такъ какъ она будетъ направлена не только противъ самодержавія, но также противъ монархическаго режима.
Дилемма теперь проста и ясна: свобода при монархіи или свобода безъ монархіи, безъ свободы русскій народъ также мало можетъ жить, какъ и всѣ культурные народы! Именно это всѣ культурные элементы русскаго народа, все общество, должны заявить новому руководителю внутренней политики русскаго царя, равно какъ и самому царю, самымъ внушительнымъ и самымъ рѣшительнымъ образомъ; все общество безъ различія партій и политическихъ направленій, такъ какъ требованіе свободы мысли, слова и общественной самодѣятельности — не партійное и даже, въ сущности, не политическое требованіе, такѣ