No 5.
1915
Казакъ изъ Техаса.
Разсказъ Бориса Мирскаго.
I.
- Эдди, Эдди... иди сюда!.. скорѣй!.. Получены газеты... слышишь? Германія объявила намъ войну... намъ... нѣтъ, ну, конечно, не Штатамъ... намъ-Россіи... и Австрія тоже... Мы будемъ воевать... Иди скорѣй... читай самъ...
Высокій крѣпкій старикъ съ цѣлой копной сѣдѣющихъ каштановыхъ волосъ стоялъ на крыльцѣ просторнаго деревяннаго дома и, держа въ рукахъ кипу свѣжихъ газетъ, звалъ сына. Молодой ковбой только-что прискакалъ къ воротамъ усадьбы; торопливо привязавъ коня, быстро пробѣжалъ дворъ, позвякивая большими мексиканскими шпорами, и, взойдя на крыльцо, углубился въ пачку газетныхъ листовъ, безпорядочно брошенныхъ на стулѣ.
- Неужели же это правда, отецъ? Война? Несчастная Сербія... они хотятъ раздавить ее. Всеобщая мобилизація въ Россіи ... Австрійцы бомбардируютъ Бѣлградъ ... Нѣмцы вторглись въ Бельгію ... Боже мой, вся Европа воюетъ! Японцы прервали дипломатическія сношенія съ Берлиномъ ... Даже японцы...
Сюда, въ заброшенный уголокъ Техаса, почта приходитъ-и то съ грѣхомъ пополамъ- разъ въ мѣсяцъ. И вотъ только теперь плотная пачка ньюіоркскихъ газетъ сообщила этимъ степнымъ отшельникамъ потрясающія новости міровыхъ событій.
НИВА
1915
Рождественскій вечеръ. Автомобильный отрядъ въ городѣ Радомѣ.
Молодой ковбой продолжалъ читать, а старикъ, напряженно слушая каждое слово газетныхъ телеграммъ, смотрѣлъ куда-то вдаль, поверхъ остроконечнаго забора, какъ будто выискивая въ безконечной, какъ море, холмистой степи какіе-то далекіе, забытые отзвуки сжатыхъ строчекъ военныхъ извѣстій.
Война... Россія... Нѣмцы заняли Калишъ ...-И старый ковбой уже не слушалъ о геройствѣ льежскаго гарнизона, о подвигѣ люксембургской герцогини, о сербахъ, о нѣмецкихъ разгромахъ. Сынъ давно уже кончилъ читать газету, а старикъ, прислонившись къ деревяннымъ периламъ, все еще задумчиво смотрѣлъ въ синѣющую даль степныхъ сумерекъ.
Сѣв. 488,951
29 МНТ 17г
По фот. нашего спеціальнаго корреспондента.
II.
85
Жизнь Станислава Рущинскаго рѣзко всколыхнулась и надломилась въ самый неожиданный моментъ. Сначала все улыбалось молодому инженеру. Въ двадцать три года Рущинскій блестяще окончилъ институтъ путей сообщенія. Его проектъ О примѣненіи электрической тяги на желѣзныхъ дорогахъ вызвалъ буквально бурю восторга въ совѣтѣ профессоровъ. Ему предлагали готовиться къ профессурѣ, сулили блестящую научную карьеру, но молодого путейца не увлекала отвлеченная академичность теоретическаго знанія. Хотѣлось кипучей творческой дѣятельности, хотѣлось работать, потонуть въ лихорадочномъ трудѣ. И Рущинскій разстался съ институтомъ.
На станціи Радомъ. Разгрузка подарковъ, отправляемыхъ на передовыя позиціи.
По фот. нашего спеціальнаго корреспондента.
- Нѣтъ... не хочу... меня тянетъ работать, строить... Въ Россіи нужны инженеры... Вѣдь у насъ желѣзнодорожное дѣло только въ началѣ...
Старый директоръ съ неизмѣнной звѣздой на камергерскомъ мундирѣ, гордившійся, что чуть ли не на первомъ паровозѣ возилъ императора Николая I, только плечами пожалъ.
- Какъ хотите... Можетъбыть, вы и правы... Во всякомъ случаѣ желаю успѣха.
Прямо изъ института Рущинскій попалъ въ кипучую атмосферу желѣзнодорожныхъ изысканій. Поѣхалъ куда-то на Уралъ и почти на цѣлый годъ застрялъ въ глуши. Щеголеватаго столичнаго студента нельзя было узнать! Послѣ узенькихъ брючекъ, франтоватыхъ сюртуковъ и зеркальнаго блеска ботинокъ-рваная косоворотка, смазные сапоги и безформенная, неопредѣленнаго фасона шапчонка. Цѣлыми днями приходилось бродить по болотамъ, горамъ и непроходимымъ лѣсамъ.
Въ путейскомъ мірѣ о немъ уже говорили:- Молодой, талантливый, энергичный . И черезъ два-три года, безъ связей, безъ закулисныхъ рекомендацій, не забѣгая съ задняго крыльца желѣзнодорож