No 6. 

1915 

НИВА 

Два Георгія. 

Разсказъ Николая Роминскаго. 

Казакъ Кирилка былъ оскорбленъ въ своихъ лучшихъ чувствахъ: онъ стоялъ вмѣстѣ съ  пяхотными  въ стрѣлковомъ рву, по косточку въ жидкой грязи, и стрѣлялъ въ нѣмцевъ, залегшихъ шагахъ въ трехстахъ отъ нашего окопа. Стрѣлять было интересно, потому что нѣмцы нѣсколько разъ выскакивали изъ канавы у дороги, гдѣ они окопались, и бросались въ атаку, но всякій разъ, пробѣжавъ шаговъ сорокъ и потерявъ около четверти людей, поспѣшно, едва подхвативъ раненыхъ, возвращались обратно. 

Всякій разъ, когда нѣмцы выскакивали и съ крикомъ, спотыкаясь и падая, бѣжали на насъ, Кирилка приходилъ въ ожесточеніе, его глаза блестѣли, онъ пытался выскочить изъ окопа навстрѣчу нѣмцамъ, и его сосѣдъ, бородатый запасный пѣхотинецъ, дергалъ его за полу и кричалъ: 

- Стрѣляй, стрѣляй, чортъ! 

Кирилка билъ его локтемъ, но приходилъ въ себя и начиналъ учащенно стрѣлять. 

1915 

105 

Вотъ этимъ онъ и былъ оскорбленъ и, когда нѣмцы убѣгали обратно въ свой окопъ, выговаривалъ бородатому сосѣду: 

- Какъ ты, пѣхтура, смѣешь казаку указывать? А? 

Тогда обижался пѣхотный и съ обидой въ голосѣ произносилъ: У меня дѣти, какъ ты, понимаешь? 

Затѣмъ оглядывалъ его отъ головы до ногъ, какъ бы желая удостовѣриться, таковы ли его дѣти, и прибавлялъ: 

А то и постарше. Понимаешь? 

Казакъ приходилъ въ умиленіе и просилъ прощенія. 

Ну, ну, мочальная борода, не сердись, не буду! 

Пѣхотинецъ былъ доволенъ извиненіемъ и покровительственно прибавлялъ: 

То-то; а то вы, казаки, очень ужъ возвеличаетесь. 

Когда нѣмцы, сидя у себя въ окопѣ, пускали надъ нашими головами пули, было скучно, и приказный Кудряшовъ, —плотный коренастый казакъ, съ длиннымъ вьющимся чубомъ, торчащимъ 

Кощунство германцевъ. Католическій храмъ въ Аэршоттѣ, обращенный въ конюшню.