206 

1915 

НИВА 

Обозъ въ полѣ. 

No 11. 

Гористыя очертанія берега постепенно тонутъ въ надвигаюцейся мглѣ. Слышатся мѣрные всплески воды о берегъ; этотъ монотонный, тусклый звукъ навѣваетъ дрему и далеко гонитъ мысль объ опасности. 

 Секреты  залегли у самой рѣки... Этимъ вовсе жутко- своихъ не видно, врага слышно. Доносится неясный шумъ, фырканье коней слышно. Орудіе погремѣло по камнямъ и всѣмъ своимъ стальнымъ тѣломъ вдругъ рухнуло куда-то. 

въ руки не дамся. Гляжу, Жариновъ у меня кувыркомъ. Сердце дрогнуло: ихъ трое, а я одинъ. Двое въ обходъ меня пошли, а одинъ прямо претъ. Всю обойму въ дьявола выпустилъ, только послѣдній ранилъ. Ну-съ, стало-быть, двое на одного. Вложилъ обойму, жду, что будетъ? Вотъ подходятъ: одинъ спереди, другой сзади. Близко. Я задняго-то хотѣлъ штыкомъ пырнуть, а передній изъ  леворвета  хлопъ мнѣ въ правую руку. Винтовка выпала, рука, какъ плеть, повисла. Что будешь дѣлать? Не знаю ужъ какъ, а лѣвая-то рука сама въ карманъ и залѣзла. А въ карманѣ-то тавлинка. Я ее въ зубы, крышку открылъ, табакъ въ горсть, да какъ ахну одному да другому въ морду. Обѣ рожи такъ и залѣпилъ. Вотъ они у меня и загалдѣли, и заорали, и руками замахали. А башками-то все объ деревья да объ деревья. Мнѣ и смѣхъ и руку-то больно. Стукались-стукались, измучились и упали. Гляжу, a Жариновъ возлѣ меня стоитъ.  Это, говоритъ, я нарочно кувырнулся, чтобы ползкомъ ихъ окружить . Ну, ладно. Дѣлать нечего. Перво-наперво связали имъ бѣлыя руки, вывели на опушку; раненаго тоже вытащили изъ лѣсу. Мы его же бинтомъ голову ему перевязали. Малость отдохнули: Жариновъ покурилъ, а я пальцы обнюхалъ. Рана у меня пустяшная: завязалъ и крышка. Связанные у насъ очухались и ругаются по-своему, значитъ:  Табакомъ, говорятъ, воевать не полагается, на то оружіе есть . А мы съ Жариновымъ посмѣиваемся и думаемъ: нюхательный табакъ что? Онъ ничего, предметъ безвредный: прочихаешься, такъ лучше глядѣть будешь. Раненаго въ сѣдло посадили, привязали чередомъ, чтобы удобство было, и пошли. Жариновъ повелъ пятерыхъ лошадей въ поводу, а я съ двумя связанными пошелъ. Пошли вдоль лѣса по дорогѣ, а куда?-сами не знаемъ. Шли, шли: совсѣмъ темно стало. Изустали страсть и ѣсть охота. Остановились отдохнуть. На всякій случай я свою парочку къ дереву привязалъ, а Жариновъ около сѣделъ сумки ихнія обшарилъ. Колбасы нашелъ, хлѣба, да три бутылки вина. Поѣли отлично и связанныхъ накормили; а какъ выпили, такъ веселѣе стало. Опять пошли. Кончился лѣсъ, въ долину спустились. Глядимъ влѣво- огоньки. Постой,говорю Жаринову,-а я пойду сбѣгаю, что и какъ. Пошелъ. Прихожу: нашъ госпиталь ночуетъ. Я опять къ Жаринову. Привели, сдали: насъ записали, какой части и все прочее. Сказали, что нашъ полкъ поутру будетъ. Ночевали. На другой день полкъ пришелъ. Жариновъ, значитъ, въ полкъ, а меня госпитальный врачъ не пустилъ:  тебѣ, говоритъ, надо настоящую перевязку сдѣлать, а то можетъ произойти крови зараженіе.  Перевязку-то сдѣлали, да два дня и держали, а полкъ не станетъ меня дожидаться. Вотъ я къ вашему и присосѣдился. Найду, такъ въ свой перейду, а не найду, такъ и съ вами провоюю: мнѣ все единственно. Артиллеристъ-развѣдчикъ 

1915 

На Санѣ все спокойно. 

Разсказъ Н. Симбирскаго. 

На Санѣ все спокойно... 

Тамъ, за этими сѣровато-бурыми холмами, врагъ: онъ притаился и ждетъ удобнаго момента. 

Непривѣтливая рѣка... 

11-й стрѣлковый полкъ на самомъ передовомъ посту. Недвижно стоять часовые въ мохнатыхъ папахахъ и зорко вглядываются въ тускнѣющую даль. 

Козминъ 

въ полушубкѣ. 

 Свалилось, видно ,-думаетъ стрѣлокъ въ  секретѣ  и молча наблюдаетъ, какъ, вспугнутая этимъ рѣзкимъ звукомъ, поднялась изъ прибрежныхъ зарослей стая болотныхъ птицъ. Метнулась вверхъ и пропала. 

Вслѣдъ за этимъ конскій топотъ и людская молвь донеслись. 

Приподнялся стрѣлокъ на локтѣ, вытянулся весь и впился глазами въ даль. 

- Не наступаютъ ли?! 

Но нѣтъ. Опять затихли звуки. Съ низовьевъ Сана потянулся сырой вѣтерокъ; сѣрыми хлопьями поползъ туманъ. Вскорѣ все водное пространство закрыло одной густой пеленой. Холмы покрылись темнымъ покрываломъ. Все потонуло въ туманной мглѣ. 

Господи, спаси и сохрани! крестится стрѣлокъ.-Скоро ли смѣна? 

И вновь, притаившись, до боли вглядывается впередъ, въ эту невѣдомую тьму... 

Въ лагерѣ тихо. 

Темно кругомъ. На передовомъ посту огней не зажигаютъ. Сбились въ кучу солдаты; кое-кто прикурнулъ на лохматой папахѣ, завернувшись въ шинель, большинство не спитъ чуетъ наутро бой. Готовятся. Чистыя рубахи надѣли. 

Тускло свѣтитъ мигалка въ землянкѣ у о. Стефана-полкового священника 11-го стрѣлковаго полка. Наскоро вырыли стрѣлки эту землянку, чтобы охранить отъ непогоды любимаго пастыря и святыню, сопровождающую ихъ въ походѣ. 

Людно въ землянкѣ. На самодѣльномъ стулѣ сидитъ о. Стефанъ и на

Изъ дѣйствующей арміи. Рисунки съ натуры (изъ походнаго альбома) М. 

Авилова.