— Да,—говорит—уважаемый шпион, передайте своим собутыльникам, что завтра я уезжаю в Москву,—и, как королева, этак гордо повела плечиком и пошла.
Как пришибленный сидел я на лавочке. Пропало, все пропало!!!
Т
ОЛЬКО в пятом часу прикрутил я ночничок и стал заклеивать письмо. Теперь я твердо знал, что Сонечка останется в городе и похищение нашей богини очкастым бродягам не удастся. На бумаге, черным по белому была выведена мертвая Адамова голова, под нею пара скрещенных костей, а ниже угрожающе чернело:
Повстанческий Штаб
Атамана Зеленых Войск батьки Фотогеничного
„Сим приказую вам, с получением сего, сдать без бою полустанок „Звезда моему отря
ДУ, который сегодня в 3 часа дня прибудет на станцию для ограбления скораго московскаго поезда. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь без бою“ .
Атаман батька-Фотогеничный.
В этом месте я нарисовал еще один череп и, заклеив конверт, надписал:
Станция „ЗВЕЗДА.“
Старшему агенту Дорточека.
Ум светало, когда я выпроводил соборнаго сторожа Агапку, наказав ему незаметно подбросить письмо на полустанок.
В
ПОЛТРЕТЬЕГО, попив пивца и вдоволь посмеявшись над моей затеей я, политпросвет и еще трое Сонечкиных обожателей, катили на коммунхозовой тачанке к станции, чтобы вырвать нашу богиню из рук Орточеки и насладиться перепуганным видом московских крутил. Ясно, что после такого скандала, Сонечка на утешение нам останется в городе...
Вдруг около станции из-за насыпи выскочили вооруженные люди и кинулись на нас. В одну секунду они выбросили нас из тачанки, и не успели мы открыть рты, как дюжие красноармейцы, сорвав с политпросвета и коммунхоза Наганы , уже крутили нам руки.
— Дорогой товарищ! Да это же ошибка,— взмолился я бросаясь к старшому.
— А это мы поглядим,—хладнокровно ответил он и продолжал:— кто из вас будет дьякон Крестовоздвиженского собора? Ты, что ли?
Я растерянно мотнул головой, глядя на него с изумлением.—Правильно!—усмехнулся старшой,—все в порядке,—и, обращаясь к красноармейцам, приказал:—А ну, веди их на станцию!..
На нашу беду, и агент, и командир взвода были новые лица и на все доводы отвечали бранью. На станции, из соседней комнаты, солдаты вывели перепуганного на-смерть Агапку.
— Он? — спросил агент, указывая на меня.
— Так точно... товарищ... он самый...—дрожа Всем телом, подтвердил Агапка.
— Это же безобидная шутка... уважаемый товарищ... — заикаясь, пробормотал я.
— Вот мы это и проверим. Веди свою банду до городу, преподобный атаман... — И нас пятерых, со скрученными назад руками, бледных и растерзанных, погнали пешаком в город.
На полпути между городом и станцией мимо нас прокатили фаэтоны, в которых мелькнули очки московских снимателей и серая шляпка бедной Сонечки.
К счастью, руки моих спутников были крепко связаны, хотя политпросвет пребольно саданул меня ногою в бок.
Все население города высыпало навстречу, чтобы поглядеть на знаменитого батьку „Фотогеныча* и его плененную шайку.
К вечеру нас выпустили, а еще через день весь городок хором заливался под моими окнами:
„Уррра... дьякону Фотогенному!!! ...
А Сонечка все же устроилась в кино. Прошлым летом ездил в Москву, в командировку, наш политпросвет и видал ее в киношке, где она бойко торговала журналами.
Хаджи-Мурат.
Как пришибленный сидел я на лавочке. Пропало, все пропало!!!
Т
ОЛЬКО в пятом часу прикрутил я ночничок и стал заклеивать письмо. Теперь я твердо знал, что Сонечка останется в городе и похищение нашей богини очкастым бродягам не удастся. На бумаге, черным по белому была выведена мертвая Адамова голова, под нею пара скрещенных костей, а ниже угрожающе чернело:
Повстанческий Штаб
Атамана Зеленых Войск батьки Фотогеничного
„Сим приказую вам, с получением сего, сдать без бою полустанок „Звезда моему отря
ДУ, который сегодня в 3 часа дня прибудет на станцию для ограбления скораго московскаго поезда. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь без бою“ .
Атаман батька-Фотогеничный.
В этом месте я нарисовал еще один череп и, заклеив конверт, надписал:
Станция „ЗВЕЗДА.“
Старшему агенту Дорточека.
Ум светало, когда я выпроводил соборнаго сторожа Агапку, наказав ему незаметно подбросить письмо на полустанок.
В
ПОЛТРЕТЬЕГО, попив пивца и вдоволь посмеявшись над моей затеей я, политпросвет и еще трое Сонечкиных обожателей, катили на коммунхозовой тачанке к станции, чтобы вырвать нашу богиню из рук Орточеки и насладиться перепуганным видом московских крутил. Ясно, что после такого скандала, Сонечка на утешение нам останется в городе...
Вдруг около станции из-за насыпи выскочили вооруженные люди и кинулись на нас. В одну секунду они выбросили нас из тачанки, и не успели мы открыть рты, как дюжие красноармейцы, сорвав с политпросвета и коммунхоза Наганы , уже крутили нам руки.
— Дорогой товарищ! Да это же ошибка,— взмолился я бросаясь к старшому.
— А это мы поглядим,—хладнокровно ответил он и продолжал:— кто из вас будет дьякон Крестовоздвиженского собора? Ты, что ли?
Я растерянно мотнул головой, глядя на него с изумлением.—Правильно!—усмехнулся старшой,—все в порядке,—и, обращаясь к красноармейцам, приказал:—А ну, веди их на станцию!..
На нашу беду, и агент, и командир взвода были новые лица и на все доводы отвечали бранью. На станции, из соседней комнаты, солдаты вывели перепуганного на-смерть Агапку.
— Он? — спросил агент, указывая на меня.
— Так точно... товарищ... он самый...—дрожа Всем телом, подтвердил Агапка.
— Это же безобидная шутка... уважаемый товарищ... — заикаясь, пробормотал я.
— Вот мы это и проверим. Веди свою банду до городу, преподобный атаман... — И нас пятерых, со скрученными назад руками, бледных и растерзанных, погнали пешаком в город.
На полпути между городом и станцией мимо нас прокатили фаэтоны, в которых мелькнули очки московских снимателей и серая шляпка бедной Сонечки.
К счастью, руки моих спутников были крепко связаны, хотя политпросвет пребольно саданул меня ногою в бок.
Все население города высыпало навстречу, чтобы поглядеть на знаменитого батьку „Фотогеныча* и его плененную шайку.
К вечеру нас выпустили, а еще через день весь городок хором заливался под моими окнами:
„Уррра... дьякону Фотогенному!!! ...
А Сонечка все же устроилась в кино. Прошлым летом ездил в Москву, в командировку, наш политпросвет и видал ее в киношке, где она бойко торговала журналами.
Хаджи-Мурат.