594 

1915 

цевъ, пріятель покойнаго мужа Марьи Васильевны, Надинаго отца. Онъ увидѣлъ ихъ и узналъ. Сейчасъ же свернулъ съ дороги и подошелъ къ нимъ. 

- Милыя дѣвочки, зачѣмъ вы здѣсь? Васъ тутъ задавятъ... 

- Возьмите насъ съ собой. Проводите туда... Мы хотимъ видѣть, сказала Надя. 

- А! Ну, хорошо! Давайте ваши руки... 

Онъ взялъ обѣихъ за руки и сказалъ городовому: 

- Пропусти, братецъ! 

Городовой отодвинулся и сдѣлалъ ему подъ козырекъ. Черезъ полминуты онѣ были на вокзалѣ. Полковникъ едва успѣлъ разспросить о здоровьѣ Марьи Васильевны, такъ какъ его сейчасъ же потребовали какія-то обязанности. 

Дѣвушки остались однѣ, слегка растерялись, но скоро освоились и, убѣдившись, что, разъ онѣ попали сюда, ихъ пребываніе считается уже законнымъ, успокоились и начали наблюдать. 

Въ первое время все на нихъ производило впечатлѣніе какой-то тревожной суеты. Топотъ ногъ, звонъ шпоръ, движеніе сѣрыхъ шинелей, толкотня около вагоновъ, мельканіе лицъ, смѣшанный говоръ. 

НИВА 

1915 

Поврежденная снарядами уніатская церковь въ Лупковѣ. 

Поѣздъ необыкновенно длинный, казалось, вагонамъ нѣтъ числа, и всѣ постепенно наполнялись. Но вотъ движеніе, какъ-то безъ всякаго приказа, урегулировалось, и вся провожавшая публика,-офицеры, штатскіе и дамы, а у той части поѣзда, гдѣ ѣхали солдаты, и простыя женщины въ платкахъ и въ овчинныхъ полушубкахъ,-сосредоточилась около вагоновъ. 

Несмотря на морозъ, были отворены окна, и оттуда выглядывали низко остриженныя головы. Говорились напутственныя слова, прощальныя привѣтствія. Женщины подносили платки къ глазамъ и вытирали слезы. Мелькали цвѣточные букеты, коробки съ конфетами, узелки, свертки. Все это передавали тѣмъ, что были въ вагонѣ. Откуда-то слышался громко отчеканивавшій слова голосъ человѣка, говорившаго, повидимому, рѣчь. Потомъ раздалось  ура  и пронеслось по всей линіи поѣзда. 

Звоница при церкви въ Волѣ Миховой. 

No 31. 

Гдѣ-то вдали вокзала пробилъ второй звонокъ. Дѣвушки стояли въ сторонѣ, чувствуя себя странно, неловко, какъ будто онѣ ворвались въ чужую семью и подслушивали интимные разговоры близкихъ между собою людей. Всѣ были здѣсь для опредѣленной цѣли, у всѣхъ было дѣло и большая кровная забота. Онѣ же пришли изъ одного любопытства. 

Но вотъ онѣ замѣтили, что въ окнѣ одного изъ вагоновъ появилась голова въ офицерской фуражкѣ, изъ-подъ которой виднѣлись короткіе, густые, черные волосы. Молодое смуглое лицо съ большими темными глазами, раскрытыми какъ-то подѣтски, небольшіе темные усики, красиво очерченный характерный подбородокъ, слегка раздвоенный посрединѣ. Сѣрая шинель съ офицерскими погонами, на которыхъ красовались двѣ звѣздочки. 

Онъ высунулъ голову, взглянулъ направо и налѣво и, не найдя ни одного знакомаго лица, съ выраженіемъ грусти уставилъ свои большіе темные глаза въ неопредѣленное пространство. Какимъ-то одиночествомъ повѣяло отъ этого окна. 

Въ то время, какъ по всей линіи длиннаго поѣзда близкіе между собою люди изливали другъ передъ другомъ, быть-можетъ, самыя завѣтныя, долго лелѣянныя въ глубинѣ сердца, чувства, ему было не передъ кѣмъ высказать то, что таилось у него въ груди. 

Варя первая замѣтила его и обратила на него вниманіе Нади. Смотри, этотъ смуглолицый... Бѣдняжка, ему не съ кѣмъ проститься... 

Какіе у него грустные глаза, промолвила Надя: мнѣ кажется, что онъ вотъ-вотъ сейчасъ заплачетъ... Боже мой, можетъбыть, онъ никогда уже не вернется!.. 

И онѣ, какъ-то невольно и сами того не замѣчая, нѣсколько ближе пододвинулись къ вагону. Онъ замѣтилъ ихъ, и, можетъбыть, ему показалось страннымъ, что онѣ стоятъ, какъ зрители, и никого не провожаютъ. Вглядѣлся въ ихъ лица, но, должнобыть, подумалъ, что дѣлаетъ неловкость, и отвелъ глаза. 

Но Надя сегодня была не въ такомъ настроеніи, чтобы остаться въ предѣлахъ благоразумія. Что-то въ ней кипѣло внутри и властно руководило ея дѣйствіями. Какіе-то несознательные порывы, которымъ она не могла противодѣйствовать. 

- Пойдемъ!- сказала она и, не ожидая отвѣта, повлекла Варю,-и вотъ онѣ уже около окна. 

Смуглое лицо выразило легкое удивленіе и чуть-чуть покраснѣло отъ смущенія. 

Простите!-сказала Надя.-Мы... я и... вотъ она... мы хотимъ пожелать вамъ всего, всего... самаго прекраснаго. 

И странно звучалъ ея голосъ какія-то внутреннія вибраціи дали ему новый, раньше несвойственный, тембръ. Слышалось въ немъ безконечное волненіе. 

А онъ улыбнулся какъ-то по-дѣтски сконфуженно и голосомъ, казавшимся слишкомъ мужественнымъ и крѣпкимъ для его юнаго лица, отвѣтилъ: 

- Ахъ, я... я страшно тронутъ и... и счастливъ... И благодарю... 

Послѣднее слово его заглушилъ вдругъ раздавшійся третій звонокъ. По линіи поѣзда все заволновалось, засуетилось, за

Церкви въ Галиціи. По фот. нашего корреспондента.