No 36.
1915
НИВА
вдругъ закричалъ неистовымъ голосомъ:- Чортъ, не видишь, ослѣпъ, что ли? Лѣзетъ подъ машину! Фонари для тебя зажигать, что ли? О, дьяволъ, чуть не смялъ анаѳему...
Студентъ выскочилъ и засвѣтилъ фонарикъ.
Прямо передъ машиной, едва не сбитый ею, стоялъ солдатъ въ грязной, запачканной чѣмъ-то чернымъ, шинели съ разстегнунутымъ заднимъ клинаномъ. Мигая и щурясь, онъ напряженно смотрѣлъ на яркій глазъ электрическаго фонарика.
Серебряковъ наклонился къ нему и тутъ только замѣтилъ странность въ солдатѣ: обѣ руки онъ держалъ вытянутыми впередъ, какъ будто хотѣлъ нащупать что-то. И, какъ показалось студенту, обѣ руки у него были въ какихъ-то странныхъ безформенныхъ перчаткахъ, чуть поблескивавшихъ подъ лучомь фонарика.
Ты что?...-почему-то понижая голосъ, спросилъ онъ солдата, уже понявъ, что это не перчатки на рукахъ солдата, а самыя руки-безформенныя, оборванныя и размолотыя до кистей кровавыя культяпки.-Ты что?!.
Машину заслышалъ, всталъ...-неторопливо, какъ будто раздумчиво отвѣтилъ солдатъ:- лежалъ съ полдня... Отъ холоду очнулся.
Куда жъ тебя пристроить? заволновался Серебряковъ. Развѣ вотъ что: я на площадку сзади, а ты рядомъ съ нимъ, съ шоферомъ... У насъ четыре тяжелыхъ лежатъ уже...
Солдатъ такъ же мигалъ и щурился отъ непривычнаго яркаго свѣта. Руки онъ попрежнему держалъ вытянутыми передъ собою, очевидно, боясь прикоснуться нечаянно ими къ чему-нибудь.
Я не объ себѣ,-проговорилъ наконецъ онъ:-тамъ нашъ ротный, прапорщикъ, офицеръ, значитъ,-пояснилъ онъ, какъ будто боясь, что его не поймутъ:-въ грудяхъ ему вдарило... Я дойду!
II.
Офицера Серебряковъ нашелъ въ какой-то заплывшей наполовину грязью ямѣ; должно-быть, раненый, онъ пробѣжаль еще нѣсколько шаговъ впередъ, споткнулся и упалъ въ нее-и тщетно пытался вылѣзть на скользкій, податливо ползущій подь руками край. Неизвѣстно, сколько часовъ потребовалось ему, чтобъ выползти только наполовину изъ этой ямы, но когда солдатъ, все такъ же держа руки прямо передъ собою, привелъ студента къ этому мѣсту, офицеръ совершенно обезсилѣлъ и Лежалъ, уткнувъ голову въ сложенныя вмѣстѣ руки.
Когда Серебряковъ освѣтилъ его своимъ фонарикомъ, раненый только слегка поднялъ голову и что-то прохрипѣлъ. Въ первый моментъ студенту показалось, что у него разбито лицо: черныя пятна засохли на немъ, но, присмотрѣвшись внимательнѣе, онъ увидѣлъ, что это не кровь, а грязь, налипшая на щекѣ и на лбу густыми пятнами. И оттого, что офицеръ не вытеръ ее и какъ будто не замѣчалъ, что у него такъ выпачкано лицо, Серебряковъ слегка оторопѣлъ.
Вы куда... куда ранены? слегка срывающимся голосомъ спросилъ онъ.-Итти не можете?
Офицеръ опять что-то прохрипѣлъ, и на губахъ у него показалась кровавая пѣна.
- У грудяхъ въ нихъ пуля, у самыхъ грудяхъ!..-съ суровой дѣловитостью, какъ будто осуждающей спрашивавшаго студента, пояснилъ солдатъ.-Груди наскрозь пробиты...
Подошелъ Герасимовъ. Онъ оставилъ машину на дорогѣ, засвѣтивъ два верхнихъ маленькихъ фонаря, чтобъ потомъ не заблудиться и найти ее. Но эти слабыя красноватыя точки тотчась привлекли вниманіе внимательно слѣдившихъ за этимъ участкомъ нѣмцевъ. Громко въ темнотѣ разорвался снарядъ, голубыя и зеленыя искры шрапнели вспыхнули въ черномъ небѣ, и, какъ первыя капли внезапно ударившаго дождя, по землѣ, по какимъ-то камнямъ, защелкали пули. Потомъ снаряды стали рваться каждыя двѣ-три минуты, и Герасимовъ, какъ всегда въ моменты опасности, злой,-кажется, главнымъ образомъ на тѣхъ, кто стрѣлялъ,-свирѣпо заторопилъ Серебрякова.
Офицеръ вдругъ приподнялся и сѣлъ, опираясь руками о землю.
1915
671
Если бы онъ не сказалъ этого, возможно, Серебряковъ отправилъ бы шофера пробираться назадъ на пунктъ одного, а самъ остался бы съ офицеромъ. Трескотня сбоку усиливалась и какъ будто приближалась, можно было думать, что нѣмцы прорвутся и черезъ часъ-полтора займутъ это черное поле. Тогданесомнѣнный плѣнъ, а можетъ-быть, смерть. Если же этого не случится, Герасимовъ сумѣетъ выбраться къ пункту и тотчасъ же пришлетъ двуколку забрать ихъ. Можетъ это быть не раньше утра; за это время нѣмцы, усиливающіе обстрѣлъ, будутъ имѣть возможность десять разъ убить и Серебрякова и раненаго офицера.
Но послѣ того, какъ этотъ офицеръ попросилъ оставить его здѣсь и уѣзжать самимъ, студентъ почувствовалъ полную невозможность сдѣлать это. Мгновенно у него родился планъ, за который онъ ухватился какъ за послѣднюю надежду.
Вы можете сидѣть?-близко наклоняясь, спросилъ онъ офицера.-Можете собрать силы? Часъ, полтора? - Кх-а-агу!..-съ усиліемъ отвѣтилъ тотъ.
Отлично... Берите, Герасимовъ, я возьму его на колѣни къ себѣ... А ты,-обратился онъ къ солдату:-садись сзади... Локтемъ придержишься. Живѣе!
Совсѣмъ близко, оглушая трескомъ разрыва, лопнулъ снарядъ. Одна изъ пулекъ, должно-быть, ударилась въ крыло автомобиля, и желѣзо отвѣтило короткимъ звонкимъ скрежетомъ.
- Ходу!...-скомандовалъ Серебряковъ, подхватывая раненаго подъ мышки и влѣзая на свое мѣсто рядомъ съ шоферомъ. Заносите ноги!... Теперь внизъ... Такъ... Глубже подайте его теперь хорошо... Я удержу!..
Герасимовъ обошелъ моторъ и быстро влѣзъ на свое мѣсто. Машина щелкнула, задрожала всѣми своими частями и тихо двинулась впередъ.
Тушить фонари?-спросилъ Герасимовъ, съ усиліемъ передвигая рычагъ перемѣны скоростей.
- Одинъ чортъ, все равно бьютъ!..- отозвался Серебряковъ, усиливаясь удержать скользившее внизъ, необычайно тяжелое тѣло.
- Оно вѣрно...
Въ такія минуты Серебряковъ какимъ-то страннымъ, дѣтскимъ чувствомъ. наивнымъ и смѣшнымъ. на чиналъ мысленно просить бездушную машину:
- Живѣе, машину подобьетъ, сядемъ тогда!..-отрывисто бросалъ онъ, стараясь обхватить офицера подъ руки.-Берите съ ногъ...
Едва только раненаго тронули, какъ онъ застоналъ долгимъ, мучительнымъ стономъ. Студентъ слышалъ раньше такіе стоны и теперь только сжалъ зубы. Это была тоже одна изъ жестокостей войны, къ которой люди привыкаютъ изъ чувства самосохраненія, какъ офицеръ въ окопѣ привыкаетъ сердито кричать на санитаровъ, замедлившихъ уборкой раненаго, въ то же время стараясь не смотрѣть на самого раненаго.
А-кха-крха-а-а-а!...-пытался что-то сказать поднятый, но Герасимовъ быстро, задыхаясь отъ усилій и бѣга, потащилъ его къ автомобилю.-Ой-ой-ой!-вдругъ неожиданно чисто и звонко выкрикнулъ офицеръ и опять закашлялся, захлебываясь кровью.
Шли осторожно, порою останавливаясь, временами западая той или другой стороной въ глубокія рытвины, и каждый моментъ ожидая, что машина забуксуетъ. Но сорокасильный мерседесъ , какъ живое, одушевленное существо, на моментъ пріостанавливался въ такихъ мѣстахъ, какъ будто собираясь съ силами, торопливо трещалъ пущеннымъ полнымъ газомъ и осторожно, съ видимымъ усиліемъ, выползалъ опять на ровное мѣсто.
Ну, миленькій, ну, родной, ну еще, еще немного!.. Нуну, вывози, миленькій. еще натянись- вотъ такъ, такъну, вотъ видишь и вывезъ!..
У автомобиля, чернѣвшаго въ темнотѣ страннымъ двуглазымъ чудовищемъ, напряженно дышащимъ незамкнутымъ моторомъ, Герасимовъ опустилъ раненаго прямо въ грязь.
- Какъ возьмемъ?-коротко спросилъ онъ, не обращая вниманія на стоны у своихъ ногъ.-Въ середину некуда-и то четырехъ всунули, не выбрасывать вонъ... Куда?
Бросьте...-хрипло и громко, сплевывая то, что мѣшало ему говорить, сказалъ онъ:-мнѣ все равно, тамъ еще есть... Бросьте меня!..
Машина скрипѣла, что-то щелкало подъ поломъ въ кар
Русинъ (Восточная Галиція).
Рис. участника войны поручика А. Семенова.