Сердце звездыРис. В. Козлинского
С
едоволосый Хорн приложил к губам рупор:
— Приготовьтесь! Начинаем!
Свет.
Восемь юпитеров, шипя подобно невероятным чудовищам, вонзали свои огненные когти в полусумрак ателье. Люди в синих халатах, управлявшие ими, насторожились. Их ноги вросли в цементированный пол, на который змеиным гнездом легли провода. Их руки вцепились в чугунные глотки штативов. Их глава были обращены туда, где подле распялившего свои негнущиеся верблюжьи ноги аппарата, стояли Хорн — режиссер и Додс — оператор.
Внезапно Хорн выпрямился, оглянулся, крикнул: — Диана!
Кривая усмешка пересекла лицо Додса: — Нам придется подождать, Хорн. Как всегда — она неготова...
Ожесточенным эхом отозвался Хорн: — Как всегда — неготова. Мы должны ее ждать, как мальчишки. И потом — выговор от дирекции за пропущенное время...
— Не забывайте, Хорн — она „звездаˮ. Не она для нас, а мы для нее... Вы должны научить ее двигаться так, чтобы люди думали, что она настоящая артистка. А я должен снять ее так, чтобы она была красивее, чем она есть.
— Я и без вас знаю, Додс, что мы оба должны делать, — ответил Хорн, —
и тем не менее — копаться так долго в уборной — бесстыдно. Мы снимаем сегодня крупные планы, — она должна это знать.
Додс пожал плечами. Не выдержав — Хорн крикнул:
— Эй, Тониус, поторопите Диану. Из толпы, окружавшей Хорна и Додса, отделился человек. Он был сморщен, сед и нестерпимо корректен в своем порыжевшем сюртуке.
— Поторопить мисс Диану? — изумленно спросил он Хорна.
Хорн метнул на него ожесточенный взгляд:
— Надеюсь, вы еще не окончательно оглохли, Тониус. Да, поторопить Диану — Диану Стар — „звездуˮ, открытую объективами фирмы „Гелиосˮ. Скажите ей, что если она сейчас не явится — фильма „Сердце звездыˮ снята не будет. Ступайте.
Хорн умолк, задохнувшись от непредвиденной речи. Тониус поклонился и заковылял к выходу. Десять пар глаз вонзились в его спину, в черную согбенную спину человечка, волочившего левую ногу и бывшего в своем уродстве — посланцем славы, гонцом звезды, прологом нашего рассказа...
Т
ОНИУС поднялся по лестнице; проковылял по длинному коридору; остановился перед белой дверью, за которой должна быть ОНА. Крючковатым и желтым пальцем он постучал в дверь, —и за дверью ничего не отозвалось.
Тониус подождал несколько минут. Достал из заднего кармана сюртука клетчатый платок — высморкался и постучал вновь. И вновь ответом было молчание. Очевидно, „звездаˮ уже в ателье. Он хотел уйти — и только тогда заметил, что дверь, в которую он так тщетно стучал — не заперта. Он догадался об этом по тоненькой струйке солнечного света, сочившейся сквозь щель и растекавшейся по полу — в коридоре: он остро почувствовал — всем своим существом — неблагополучие. Так бывает, когда привычные предметы внезапно меняют свои места и взаимоотношения. Так бывает, когда автоматизм нашего восприятия чувствует сопротивление неожиданности. Мы испытываем странное неудобство — на нас ложится тень неблагополучия, и только позже мы осознаем, что начали надевать пиджак через левый рукав, вместо обычного — правого, что портсигар лежит не там, где он должен быть.
Именно этим непостижимым чувством Тониус, ощутил неблагополучие. Ничего не было особенного — с точки зрения здравого смысла — в том, что дверь в уборную Дианы Стар не заперта. Но здравый смысл противоречил с внутренней убежденностью Тониуса в том, что дверь должна быть заперта; и он решился на дерзость: он нажал ручку и открыл дверь. И с воплем отпрянул назад, ибо увидел Диану Стар, одетую для съемки — парящей на высоте двух футов от пола...
Ее лицо было ужасно; посиневший язык висел изо рта отвратительным лоскутом; глаза вылезли из орбит; на щеке ее пылало непонятное багряное пятно и от нежнейшей шеи — ввысь, к крюку, вбитому в белизну потолка — тянулся витой и крепкий шнур. Тело Дианы
чертило в воздухе плавные полукружья и от этого казалась она восковой мадонной из паноптикума, возносящейся в пустоту небес.............................................
ВОПЛЬ Тониуса был услышан. Он
проник всюду — и в грандиозные просторы ателье, и в тишину лабораторий, и в пыль костюмированных мастерских. Он домчался до директорского кабинета, и мистер Ольд, властитель „Гелиосаˮ, уже рычал в телефонную трубку;
— Полицию... Врача... П
ОЛИЦЕЙСКИЙ комиссар и врач прибыли через четверть часа. Когда они, сопровождаемые мистером Ольд, вытиравшим выступившую от потрясения испарину, вступили в злополучный коридор — там уже толпились, гудели, шептались и охали распираемые лыбопытством толпы людей. Директор, комиссар и врач проложили себе путь сквозь эту толпу, они приблизились к роковой двери; они переступили ее порог. Дверь захлопнулась, и внезапная тишина упала за ними, как железный занавес. Так небытие безумно подкрадывается к живущему — и вдруг, сразу, отделяет его от нестерпимого галдежа в коридоре жизни.
Они стояли, потрясенные этой тиши
ной, — потрясенные представшей пред ними смертью. Диана Стар, „звездаˮ
уже лежала на диване, подобная изуродованной мраморной статуе, извлеченной из недр только что разрытого кургана. Ее шею гранатовым ожерельем сжимал рубец. Витой и крепкий шнур, обрезанный быстрым ножем, свисал с потолка безжизненной и все же отвратительной змеей. Вошедшие осмотрелись. Они увидели — в углу, согнувшись, сидел Тониус. Подле него стояли Хорн и Додс. Лица их были подобны каменным маскам; глаза прикованы к трупу.
Директор первым нарушил молчание. Ни к кому не обращаясь, он произнес:
— Это ужасно... Пройти такой славный путь, стать настоящей звездой —— и так кончить. Что будет с нашим „Гелиосом? ˮ
Врач наклонился к трупу. Он припал настороженным ухом к переставшему биться сердцу. Он ощупал обвившийся воруг шеи рубец. Он осмотрел странное пятно на щеке и осторожно снял с него слой какого-то жирного вещества. Хорн и Додс наблюдали за врачом —Хорн — рассеянным бесцветным взглядом, Додс — прищурив глаза, как бы стараясь что-то понять.
Наконец, врач выпрямился и произнес:
— Все кончено. Она мертва. Нам остается констатировать самоубийство. — Самоубийство? переспросил полицейский комиссар. — Да, пожалуй, но странно — перед тем, как Диана Стар умерла, здесь была борьба...
Он поднял руку и как бы охватил ею всю комнату. Присутствующие увидели опрокинутый туалетный столик, осколки стоявших на нем баночек с кремами, мазями, притираниями. Все они были как бы сметены бешеным ураганом и, раздавленные, хрустели под ногами. Зеркало, висевшее на стене, — прекрасное зеркало
в чеканной оправе — было рассечено... Заметил, что дверь не заперта.