КИМОНО С ПАВЛИНАМИ
У
ТРО новорожденной кино-звезды...
Так не похожее на все остальные утра, которыми
начинался день Энни Дэкс. Еще позавчера — трагедия неизвестности. Правда, довольно талантливо, даже блестяще, проведенная роль; но ни одного слова одобрения вплоть до вчерашнего дня. А затем, совершенно неожиданно шумный успех, сенсация в печати, букет от директора. Сколько событий сразу!
Энни Дэкс еще не научилась извлекать материальных выгод из искусства. Присланный контракт на 50. 000 долларов годовых небрежно брошен на ковер, возле ночного столика. Но зато газеты, такие вкусные и душистые, будто теплые, как свежий хлеб — разложены на столиках, на креслах, на диване, словом, повсюду. Энни Дэкс — с револьвером в руках, Энни Дэкс — за рулем автомобиля, Энни Дэкс — под копытами взбесившегося коня, Энни Дэкс — в пенюаре, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Господи, да сколько же кадров воспроизвели эти несчастные газеты — чуть ли не всю фильму!
Как приятно будет закончить свой 3-месячный отпуск в Нью-Йорке. Новорожденная звезда — еще вчера незаметная второразрядная артисточка Голливуда, сладко нежится в постели. Черные локоны раскинуты по кружевам подушки. Глаза мечтательно разглядывают дешевый шелк абажура настольной лампы: сколько счастья, сколько жизни, большой жизни впереди!
Короткий, но властный звонок прервал мечты Энни Дэкс. Смущенная горничная докладывает, что великую артистку хочет видеть какой-то молодой человек. Его карточка? У него вовсе нет визитной карточки. Этому молодому человеку без карточки нужно видеть Энни Дэкс по делу. Она еще не встала? — Ну что ж, ему не к спеху, он подождет.
Какие тяжелые обязанности сразу же накладывает жизнь на служителя искусства. Энни Дэкс еще не Мери Пикфорд, или что-нибудь в этом роде, чтобы отказать назойливому посетителю в приеме. Но она уже и не ничтожная статистка кино-храма, чтобы невежливо оттолкнуть неизвестного поклонника. Нужно подчиниться традиции...
Наскоро наброшенный капот. Ощупью, перед плохо освещенным зеркалом, приглаженные волосы. Ну вот и готова. Господи, но до чего же неуютный вид у этой гостиной. Все-таки, ведь не плохая вещь новый контракт: может быть, уже завтра переменить квартиру? Ну все равно. Смело вперед. Кто же вы такой, мистер назойливый посетитель? Посмотрим.
Молодой человек, скромно, но изысканно одетый, сидит в углу перед столиком с фотографиями. Он не слышал чужих шагов по мягкому ковру. Руки большие и белые сложены у него на коленях. Такое обыденное, но удивительно знакомое лицо, чуть-чуть озабочено. Господи, да где же это Энни Дэкс видела это лицо в эти руки? А ведь где-то наверное видела?
— Простите, мисс, мисс Дэкс. Я пришел вам предложить платье. Т. -е. не платье собственно, а кимоно. Кимоно с павлинами. Вы позволите?
— Вы от портного сэр, не так ли? Я вас, кажется, еще не видела у себя?
Молодой человек улыбается. Хорошая у него улыбка.
— Нет, мисс. Я не от портного. Я художник. Я видел вас недавно в „Похождениях Американкиˮ и нарисовал для вас платье, кимоно. Думаю, что оно сможет особенно хорошо вы
делить все очарование вашей игры и вашей наружности на ближайшей съемке. Что вы скажете про этих павлинов? Неправда ли, они хорошо выглядят на белом фоне?
— Кажется, надо обидеться. Молодой человек, мистер назойливый посетитель, вы очень смелы и самоуверены. Впрочем ваши красивые глаза и ваше такое знакомое лицо меня не смутят. Я стою выше того, что может скрываться за вашим странным предложением. Платье, кимоно? Павлины? Ну, что ж. Так или иначе приходится быть любезной.
Энни Дэкс встает и делает совершенно равнодушное лицо.
— Павлины? Они просто очаровательны. Вы узнаете мой ответ через 6 месяцев. Вы увидите этот ответ на экране. Мне как раз нужно кимоно для 3-го акта „Женщины с миллиардамиˮ. Может быть, я воспользуюсь и вашим рисунком. Простите, вы очень любезны, всего лучшего. Вы уже ушли, мистер назойливый человек? Вы знаете, не говоря о ваших павлинах, и сами-то вы не так уж плохи. А павлины — просто очаровательны. Если они понравятся публике, быть может, я позволю вам и еще раз мне показаться. А пока что, оставьте меня в покое. У меня и без вас дела хватит.
Полгода. Целая вечность. Директор говорит, что больше половины кино-театров мира показали „Женщину с миллиардамиˮ. Модницы всех стран, всех наций носят теперь „кимоно Энни Дэксˮ. Правда, вначале было очень неудобно. Все хотели знать; кому принадлежит композиция рисунка. Называли лучших парижских мастеров, работающих исключительно на Ворта, делали намеки на всемирно известного американского декоратора Адама Мак-Леви; хитрили, выпы
тывали, злословили. Как это обидно, носить кимоно, известное во всем мире; и не иметь возможности назвать фамилию художника.
— Мистер назойливый молодой человек — вы мне отвратительны. Почему вы не знамениты? Зачем вы со своим, таким обыденным и знакомым лицом вмешались в мою жизнь? Почему вы не кто-нибудь другой, ну хотя бы не Адам Мак- Леви? А сейчас вместо того чтобы гордиться, я должна скры
вать, что кимоно, мое кимоно с павлинами, нарисовано неизвестным молодым человеком, у которого даже не было визитной карточки!
Как и полгода тому назад, черные локоны рассыпаны по кружевам подушки.
Но шелк на абажуре уже не такой дешевый, и ковры развешены так тесно на стене, что даже не видно обоев. И квартира уже не та, на 4-м этаже 15-й улицы, все-таки, не плохая вещь контракт в 50. 000 годовых!
Но кто это звонит так рано? Горничная, старая горничная — их не следует часто менять — докладывает, что вто опять, как полгода тому назад, пришел тот молодой человек, человек с кимоно, человек без визитной карточки.
— Спокойствие, мисс Энни Дэкс.
— Мистер неизвестный, довольно. Достаточно. Вы мне испортили кровь Тем, что вы — никто. Оставьте себе свои белые руки, ваше такое, неизве
стно почему, знакомое лице и ваше новое кимоно, если вы еще раз принесли с собой подобную неприятность! Чековая книжка тут же в ящике стола. О, денег, — сколько угодно. Но лучше умереть, чем еще раз перенести позор анонимного платья. Я вынула чек, мистер неизвестный, вы видите? О скажите скорей, сколько вам
нужно денег, и уйдите вместе сВы слышите эти овации? Меня узнала публика.
У
ТРО новорожденной кино-звезды...
Так не похожее на все остальные утра, которыми
начинался день Энни Дэкс. Еще позавчера — трагедия неизвестности. Правда, довольно талантливо, даже блестяще, проведенная роль; но ни одного слова одобрения вплоть до вчерашнего дня. А затем, совершенно неожиданно шумный успех, сенсация в печати, букет от директора. Сколько событий сразу!
Энни Дэкс еще не научилась извлекать материальных выгод из искусства. Присланный контракт на 50. 000 долларов годовых небрежно брошен на ковер, возле ночного столика. Но зато газеты, такие вкусные и душистые, будто теплые, как свежий хлеб — разложены на столиках, на креслах, на диване, словом, повсюду. Энни Дэкс — с револьвером в руках, Энни Дэкс — за рулем автомобиля, Энни Дэкс — под копытами взбесившегося коня, Энни Дэкс — в пенюаре, с широко раскрытыми от ужаса глазами. Господи, да сколько же кадров воспроизвели эти несчастные газеты — чуть ли не всю фильму!
Как приятно будет закончить свой 3-месячный отпуск в Нью-Йорке. Новорожденная звезда — еще вчера незаметная второразрядная артисточка Голливуда, сладко нежится в постели. Черные локоны раскинуты по кружевам подушки. Глаза мечтательно разглядывают дешевый шелк абажура настольной лампы: сколько счастья, сколько жизни, большой жизни впереди!
Короткий, но властный звонок прервал мечты Энни Дэкс. Смущенная горничная докладывает, что великую артистку хочет видеть какой-то молодой человек. Его карточка? У него вовсе нет визитной карточки. Этому молодому человеку без карточки нужно видеть Энни Дэкс по делу. Она еще не встала? — Ну что ж, ему не к спеху, он подождет.
Какие тяжелые обязанности сразу же накладывает жизнь на служителя искусства. Энни Дэкс еще не Мери Пикфорд, или что-нибудь в этом роде, чтобы отказать назойливому посетителю в приеме. Но она уже и не ничтожная статистка кино-храма, чтобы невежливо оттолкнуть неизвестного поклонника. Нужно подчиниться традиции...
Наскоро наброшенный капот. Ощупью, перед плохо освещенным зеркалом, приглаженные волосы. Ну вот и готова. Господи, но до чего же неуютный вид у этой гостиной. Все-таки, ведь не плохая вещь новый контракт: может быть, уже завтра переменить квартиру? Ну все равно. Смело вперед. Кто же вы такой, мистер назойливый посетитель? Посмотрим.
Молодой человек, скромно, но изысканно одетый, сидит в углу перед столиком с фотографиями. Он не слышал чужих шагов по мягкому ковру. Руки большие и белые сложены у него на коленях. Такое обыденное, но удивительно знакомое лицо, чуть-чуть озабочено. Господи, да где же это Энни Дэкс видела это лицо в эти руки? А ведь где-то наверное видела?
— Простите, мисс, мисс Дэкс. Я пришел вам предложить платье. Т. -е. не платье собственно, а кимоно. Кимоно с павлинами. Вы позволите?
— Вы от портного сэр, не так ли? Я вас, кажется, еще не видела у себя?
Молодой человек улыбается. Хорошая у него улыбка.
— Нет, мисс. Я не от портного. Я художник. Я видел вас недавно в „Похождениях Американкиˮ и нарисовал для вас платье, кимоно. Думаю, что оно сможет особенно хорошо вы
делить все очарование вашей игры и вашей наружности на ближайшей съемке. Что вы скажете про этих павлинов? Неправда ли, они хорошо выглядят на белом фоне?
— Кажется, надо обидеться. Молодой человек, мистер назойливый посетитель, вы очень смелы и самоуверены. Впрочем ваши красивые глаза и ваше такое знакомое лицо меня не смутят. Я стою выше того, что может скрываться за вашим странным предложением. Платье, кимоно? Павлины? Ну, что ж. Так или иначе приходится быть любезной.
Энни Дэкс встает и делает совершенно равнодушное лицо.
— Павлины? Они просто очаровательны. Вы узнаете мой ответ через 6 месяцев. Вы увидите этот ответ на экране. Мне как раз нужно кимоно для 3-го акта „Женщины с миллиардамиˮ. Может быть, я воспользуюсь и вашим рисунком. Простите, вы очень любезны, всего лучшего. Вы уже ушли, мистер назойливый человек? Вы знаете, не говоря о ваших павлинах, и сами-то вы не так уж плохи. А павлины — просто очаровательны. Если они понравятся публике, быть может, я позволю вам и еще раз мне показаться. А пока что, оставьте меня в покое. У меня и без вас дела хватит.
Полгода. Целая вечность. Директор говорит, что больше половины кино-театров мира показали „Женщину с миллиардамиˮ. Модницы всех стран, всех наций носят теперь „кимоно Энни Дэксˮ. Правда, вначале было очень неудобно. Все хотели знать; кому принадлежит композиция рисунка. Называли лучших парижских мастеров, работающих исключительно на Ворта, делали намеки на всемирно известного американского декоратора Адама Мак-Леви; хитрили, выпы
тывали, злословили. Как это обидно, носить кимоно, известное во всем мире; и не иметь возможности назвать фамилию художника.
— Мистер назойливый молодой человек — вы мне отвратительны. Почему вы не знамениты? Зачем вы со своим, таким обыденным и знакомым лицом вмешались в мою жизнь? Почему вы не кто-нибудь другой, ну хотя бы не Адам Мак- Леви? А сейчас вместо того чтобы гордиться, я должна скры
вать, что кимоно, мое кимоно с павлинами, нарисовано неизвестным молодым человеком, у которого даже не было визитной карточки!
Как и полгода тому назад, черные локоны рассыпаны по кружевам подушки.
Но шелк на абажуре уже не такой дешевый, и ковры развешены так тесно на стене, что даже не видно обоев. И квартира уже не та, на 4-м этаже 15-й улицы, все-таки, не плохая вещь контракт в 50. 000 годовых!
Но кто это звонит так рано? Горничная, старая горничная — их не следует часто менять — докладывает, что вто опять, как полгода тому назад, пришел тот молодой человек, человек с кимоно, человек без визитной карточки.
— Спокойствие, мисс Энни Дэкс.
— Мистер неизвестный, довольно. Достаточно. Вы мне испортили кровь Тем, что вы — никто. Оставьте себе свои белые руки, ваше такое, неизве
стно почему, знакомое лице и ваше новое кимоно, если вы еще раз принесли с собой подобную неприятность! Чековая книжка тут же в ящике стола. О, денег, — сколько угодно. Но лучше умереть, чем еще раз перенести позор анонимного платья. Я вынула чек, мистер неизвестный, вы видите? О скажите скорей, сколько вам
нужно денег, и уйдите вместе сВы слышите эти овации? Меня узнала публика.