Убийство произошло в Лондоне.
„Убийца — человек, каких немало в английской столице, обыкновенный рабочий. Человек с усталым лицом, серыми от работы руками и походкой своей напоминающий отца и деда, тоже доковых грузчиков.
Браун, если верить лондонским вечерним газетам — это самый дикий и опасный человеческий экземпляр восточного Лондона.
На западе Лондона живут владельцы доков, пароходов, банков, драгоценностей, прекрасных женщин, угольных шахт, лондонских утренних и вечерних газет.
Браун убил самую прекрасную женщину,— писали газеты,— пули пронзили ее грудь, выбили глаза, раздробили лицо.
Самый искусный хирург в мире не смог бы сшить ее обезображенное тело, самый лучший врач не мог бы вернуть ей зрение.
Все газеты всего мира обладают своими голосами. Но самым пронзительным, тонким голосом, самую звонкую на конкурсном концерте мировых газет ноту берет вечерняя газета обитателей западного Лондона. И эта газета требовала смертной казни для Брауна. Сумасшедшая газетная волна человеческой бури, несущейся с запада на восток Лондона, не долетала, однако, до Брауна, сидящего в тюрьме. Жена навещала его по средам, но говорить с ней ему не позволяли. А больше у него, если не считать судебных чиновников, никто не бывал. Никому не давали пропуска. Браун ждал суда.
В истории мирового суда такого случая еще не было. Убийца есть. И убитая определенно есть. Но хотя убийца
должен умереть,— убитая определенно жива и сама в сущности является убийцей.
Факт! Семь пуль Брауна не помешали жизни убитой. Она попрежнему улыбается, целуется, катается на автомобилях, аэропланах, пишет автографы, мемуары, вносит деньги в банк, повелевает королями и президентами, моет свою голубую кошку и она почти забыла об этом смешном, хотя и рекламном для нее случае.
А ведь до суда осталось лишь пять дней. Или один сплошной тягучий день для Брауна.
Семья Брауна была небольшая. Жена и сын, Джон.
Джон не был каким либо замечательным ребенком. Ребенок, как обычный ребенок лондонского рабочего. Бледный
от сырости доковых набережных, черный от копоти пароходных труб, худенький от плохого питания. Смелый и терпеливый, как и все дети английских рабочих, пытливый и задорный, как и все маленькие Джоны и Мэри восточного Лондона.
Отец был вечно занят. Мать стирала. Сын до возвращения домой родителей играл с такими же восьмилетними подростками на улице. Но уже были куплены ему башмаки и через месяц он должен был бы пойти в школу. Башмаки стоили три шиллинга, были на толстой резиновой подошве. С башмаками начиналась новая жизнь для сына Брауна.
Правда, на прошлой неделе, когда была доковая стачка, башмаки чуть было не продались. Но из троих в этой семье кто-то совсем не притрагивался к пище, и три шиллинга были спасены. Ведь Джон был единственным сыном Брауна, и Браун иногда думал, что, может быть,
именно его Джон сотрет границу между западным и восточным Лондоном.
Туманы на Лондон наползают с моря и раньше всего заволакивают своею желтою вуалью доковые набережные и казарменные рабочие корпуса. Дни там коротки, люди скупы на слова, ночи тихи.
Было утро, когда в главный лондонский док вошел океанский пароход „Итания“. Туман уже сворачивал свои сырые ткани, рабочие оставили свои дома для работы, - когда вдруг длинная автомобильная лента обвилась по уличкам восточного Лондона, развернулась по набережной и несметное число западных лондонцев устремилось к пароходу „Итания“. Толпа увеличивалась с каждой
секундой. Появились репортеры утренних и вечерних газет. Лондонки из Кенсинтона, Ричмонда, Хемстеда размахивали пестрыми шарфами, бросали цветы на палубу парохода, кричали. Блестящие лондонцы в матовых цилиндрах, не переставая, выкрикивали какое-то короткое женское имя. Появился мэр английской столицы. Высокие толстые полисмэны цепью окружили набережную, оттесняя подростков рабочих кварталов, пораженных столь неожиданными событиями. А с запада Лондона текли все новые и новые автомобильные реки, прибывали бесчисленные людские эталоны. И, наконец, приехал сам наследный принц.
Наследный принц прошествовал со своей свитой на пароход и преподнес букет снежных роз маленькой изящной женщине в дорожном пальто, стоящей на капитанском мостике.
Затем наследный принц произнес горячую приветственную речь. Оркестр королевской гвардии сыграл
В главный Лондонский док вошел па
роход „Итания .
Высокие, толстые полисмены, окружили набержную.
Наследный принц преподнес букет
снежных роз.
Люди пробежали по телу упавшего мальчика.
Он выстрелил в нее раньте, чем она
показала пьсьмо зрительному залу.
Высокий синий полисмен взял Брауна
за плечо
„Убийца — человек, каких немало в английской столице, обыкновенный рабочий. Человек с усталым лицом, серыми от работы руками и походкой своей напоминающий отца и деда, тоже доковых грузчиков.
Браун, если верить лондонским вечерним газетам — это самый дикий и опасный человеческий экземпляр восточного Лондона.
На западе Лондона живут владельцы доков, пароходов, банков, драгоценностей, прекрасных женщин, угольных шахт, лондонских утренних и вечерних газет.
Браун убил самую прекрасную женщину,— писали газеты,— пули пронзили ее грудь, выбили глаза, раздробили лицо.
Самый искусный хирург в мире не смог бы сшить ее обезображенное тело, самый лучший врач не мог бы вернуть ей зрение.
Все газеты всего мира обладают своими голосами. Но самым пронзительным, тонким голосом, самую звонкую на конкурсном концерте мировых газет ноту берет вечерняя газета обитателей западного Лондона. И эта газета требовала смертной казни для Брауна. Сумасшедшая газетная волна человеческой бури, несущейся с запада на восток Лондона, не долетала, однако, до Брауна, сидящего в тюрьме. Жена навещала его по средам, но говорить с ней ему не позволяли. А больше у него, если не считать судебных чиновников, никто не бывал. Никому не давали пропуска. Браун ждал суда.
В истории мирового суда такого случая еще не было. Убийца есть. И убитая определенно есть. Но хотя убийца
должен умереть,— убитая определенно жива и сама в сущности является убийцей.
Факт! Семь пуль Брауна не помешали жизни убитой. Она попрежнему улыбается, целуется, катается на автомобилях, аэропланах, пишет автографы, мемуары, вносит деньги в банк, повелевает королями и президентами, моет свою голубую кошку и она почти забыла об этом смешном, хотя и рекламном для нее случае.
А ведь до суда осталось лишь пять дней. Или один сплошной тягучий день для Брауна.
Семья Брауна была небольшая. Жена и сын, Джон.
Джон не был каким либо замечательным ребенком. Ребенок, как обычный ребенок лондонского рабочего. Бледный
от сырости доковых набережных, черный от копоти пароходных труб, худенький от плохого питания. Смелый и терпеливый, как и все дети английских рабочих, пытливый и задорный, как и все маленькие Джоны и Мэри восточного Лондона.
Отец был вечно занят. Мать стирала. Сын до возвращения домой родителей играл с такими же восьмилетними подростками на улице. Но уже были куплены ему башмаки и через месяц он должен был бы пойти в школу. Башмаки стоили три шиллинга, были на толстой резиновой подошве. С башмаками начиналась новая жизнь для сына Брауна.
Правда, на прошлой неделе, когда была доковая стачка, башмаки чуть было не продались. Но из троих в этой семье кто-то совсем не притрагивался к пище, и три шиллинга были спасены. Ведь Джон был единственным сыном Брауна, и Браун иногда думал, что, может быть,
именно его Джон сотрет границу между западным и восточным Лондоном.
Туманы на Лондон наползают с моря и раньше всего заволакивают своею желтою вуалью доковые набережные и казарменные рабочие корпуса. Дни там коротки, люди скупы на слова, ночи тихи.
Было утро, когда в главный лондонский док вошел океанский пароход „Итания“. Туман уже сворачивал свои сырые ткани, рабочие оставили свои дома для работы, - когда вдруг длинная автомобильная лента обвилась по уличкам восточного Лондона, развернулась по набережной и несметное число западных лондонцев устремилось к пароходу „Итания“. Толпа увеличивалась с каждой
секундой. Появились репортеры утренних и вечерних газет. Лондонки из Кенсинтона, Ричмонда, Хемстеда размахивали пестрыми шарфами, бросали цветы на палубу парохода, кричали. Блестящие лондонцы в матовых цилиндрах, не переставая, выкрикивали какое-то короткое женское имя. Появился мэр английской столицы. Высокие толстые полисмэны цепью окружили набережную, оттесняя подростков рабочих кварталов, пораженных столь неожиданными событиями. А с запада Лондона текли все новые и новые автомобильные реки, прибывали бесчисленные людские эталоны. И, наконец, приехал сам наследный принц.
Наследный принц прошествовал со своей свитой на пароход и преподнес букет снежных роз маленькой изящной женщине в дорожном пальто, стоящей на капитанском мостике.
Затем наследный принц произнес горячую приветственную речь. Оркестр королевской гвардии сыграл
В главный Лондонский док вошел па
роход „Итания .
Высокие, толстые полисмены, окружили набержную.
Наследный принц преподнес букет
снежных роз.
Люди пробежали по телу упавшего мальчика.
Он выстрелил в нее раньте, чем она
показала пьсьмо зрительному залу.
Высокий синий полисмен взял Брауна
за плечо