736 

1915 

............ 

Князь Олегъ Константиновичъ. 

............ 

НИВА 

Глядя съ высоты знаменитой бесѣдки на бирюзовое, до боли глазъ искрящееся, море, нельзя не думать о дорогихъ отошедшихъ, нельзя не думать о судьбахъ родины, которая еще необъ

1915 

No 40. 

ятнѣе, чѣмъ зеленоватое море, и въ своихъ настроеніяхъ мѣняется такъ же, какъ и море... 

Думали здѣсь августѣйшіе и дѣдъ, и сынъ, и внукъ, каждый по-своему... 

Часть зимы 1914 года Олегъ Константиновичъ провелъ, разбирая дневники и рукописи великаго князя Константина Николаевича. Матеріалъ былъ богатѣйшій, и будущій авторъ горѣлъ желаніемъ приступить къ работѣ. 

Но это былъ уже 1914 годъ. 

Личная жизнь свѣтлаго князя и жизнь такъ любимой имъ Россіи понеслись быстрѣе, чѣмъ тотъ поѣздъ  Nord-Express , въ которомъ онъ когда-то возвращался изъ-за границы, и понеслись по невѣдомой еще дорогѣ. 

Цѣлый рядъ неожиданныхъ событій вдругъ опрокинулъ намѣренія тѣхъ, кто былъ рожденъ 

Для звуковъ сладкихъ И молитвъ... 

И обратились эти люди въ борцовъ. 

Загудѣлъ необъятный стихійный смерчъ и зажетъ еще сильнѣе и безъ того пылавшаго князя Олега. 

Затѣмъ 29-е сентября 1914 года. 

Ясный образъ князя сталъ еще свѣтлѣе. Пророческія, фатальныя слова Некрасова о томъ, что въ жизни каждаго писателя 

Что-то есть роковое, 

исполнились и здѣсь и надъ нимъ, какъ и надъ Пушкинымъ, какъ и надъ Лермонтовымъ и надъ многими и многими... 

И нѣтъ, и не можетъ быть утѣшенія... 

Посмертный разсказъ князя Олега Константиновича. 

А. С. Пушкинъ. 

Вчера былъ замѣчательный день... Я поѣхалъ на охоту въ дальніе лѣса. Утро выдалось чудное, ясное, морозное. Люблю я такія путешествія по незнакомымъ мѣстамъ. Сидишь, закутавшись, въ саняхъ, смотришь съ любопытствомъ на открывающіеся направо и налѣво виды-блаженствуешь. Пріѣхали мы по зимней дорогѣ въ казенное болото, вылѣзли изъ саней и пошли цѣпью къ озеру  Скитъ , которое меня давно манило къ себѣ. Направо и налѣво невообразимое пространство заросло корявымъ низенькимъ соснякомъ. Старожилы говорятъ, что онъ всегда былъ такимъ: каждое лѣто здѣсь стоитъ вода, мѣшающая здоровому росту деревьевъ. Только у берега въ видѣ исключенія тянется узенькая полоска высокаго лѣса. 

Развѣ одно, какъ лучъ солнца, черезъ крохотную щелочку проходящее, что такому человѣку, какимъ родился князь Олегъ Константиновичъ, во всякомъ случаѣ нелегко жилось бы на землѣ. 

Слишкомъ темно кругомъ, а онъ былъ свѣтлый. 

Ковылинъ. 

Деревня, гдѣ скучалъ Евгеній, Была прелестный уголокъ, Тамъ другъ невинныхъ наслажденій Благословить бы небо могъ. 

Чу! Далеко впереди, съ легкимъ шумомъ протянули бѣлыя куропатки... Я прибавилъ шагу и, взойдя на пригорокъ, увидѣлъ озеро. Все покрытое снѣгомъ, оно производитъ таинственное впечатлѣніе своимъ безлюдьемъ... Такъ и кажется, что тутъ бывали богатыри, что здѣсь и теперь царятъ духи, какъ въ сказкахъ... Пропутались мы вокругъ озера довольно долго, но стрѣлять не пришлось: куропатки и глухари снимались слишкомъ далеко. 

Когда мы вернулись обратно къ санямъ, поднялась погода. Было видно, что изъ охоты ничего не выйдетъ. Тогда мнѣ пришла мысль поѣхать къ сосѣднему помѣщику Ковылину. О немъ я и раньше много слышалъ. Дома у насъ говорили, что это замѣчательный человѣкъ: раньше былъ помѣщикомъ, а потомъ вдругъ сдѣлался священникомъ. Многіе называли Ковылина чудакомъ. Припоминали случай, какъ однажды, заставъ крестьянскихъ ребятишекъ въ своемъ огородѣ, онъ только покачалъ головою и грустно замѣтилъ:  Къ чему красть? Коли хочется огурцовъ придите и попросите: я вѣдь и такъ дамъ . Крестьяне иногда подсмѣивались надъ Ковылинымъ, но всѣ любили его за разговорчивость и простоту. 

- Куда поѣдемъ?- спросилъ меня Арсеній, когда мы тронулись. 

- Къ Алексѣю Павловичу. 

Возница мой ничего не сказалъ и улыбнулся такъ, какъ будто вполнѣ сочувствовалъ моему рѣшенію. 

- Это чей лѣсъ?-спросилъ я, замѣтивъ рѣзкую разницу въ ростѣ деревьевъ. 

А это уже будетъ лѣсъ Ковылина, отвѣтилъ Арсеній, обернувшись ко мнѣ.—Они вотъ осушили болото, и лѣсъ пошелъ. Онъ помолчалъ немного. 

Они такой простой баринъ. Вотъ соберутъ ребятишекъ и заставятъ на канавѣ цвѣты сажать, а потомъ дадутъ кажному по тридцать копеекъ. Мой отецъ покойный, царство ему небесное, какъ-то и говоритъ имъ:  Вы бы ихъ, баринъ, не заставляли работать, а просто бы денегъ дали .- Зачѣмъ? -говоритъ Алексѣй Павлычъ. — Такъ кажный будетъ думать, что деньги заработалъ...  Они и по крестьянству много помогаютъ... Своего лѣса для мужика не жалѣютъ... Ну! Чего стала? Иди, дьяволъ!—крикнулъ Арсеній на лошадь и послѣ короткаго молчанія добавилъ, улыбнувшись:-Они теперь священникомъ стали. Слыхали? 

Желаніе увидѣть Ковылина росло во мнѣ съ каждой минутой.  Какой онъ?-думалъ я.-Грознаго ли я встрѣчу аскета, внушающаго суевѣрный страхъ, простоватаго ли старца, или священника новой формаціи?  Не скрою того, что я волновался. 

- А вотъ налѣво ихъ церковь!-сказалъ Арсеній. 

Вдали, на пригоркѣ, показалась большая церковь съ высокой колокольней и пятью главами. Купола, покрашенные въ синій цвѣтъ, выдѣлялись на бѣломъ фонѣ неба. Я съ любопытствомъ смотрѣлъ на этотъ храмъ и выдѣлявшіяся около него строенія. Въ деревнѣ Савкинѣ сразу бросилось въ глаза много крестьянскихъ дворовъ, заново поставленныхъ Ковылинымъ. Около церкви мы завернули влѣво и поѣхали вдоль елочной изгороди. По тропинкѣ впереди насъ подвигалась какая-то крупная черная фигура. 

- Это, навѣрно, самъ Ковылинъ?-спросилъ я. 

- Нѣтъ, это такъ... баба,-отвѣтилъ Арсеній. 

Фигура въ черномъ между тѣмъ остановилась. Я былъ правъ. Это оказался Ковылинъ. Онъ стоялъ на дорогѣ и въ полномъ недоумѣніи смотрѣлъ на насъ. 

- Здравствуйте, батюшка,-сказалъ я.-Простите, что такъ безцеремонно пріѣхалъ къ вамъ, но мнѣ бы очень хотѣлось посмотрѣть на вашу церковь.