сгонять и истолковать то, что переживала, сама то-го не сознавая, тогдашняя демократия.
Чем больше мы прислушиваемся в музыке Бетховена, тем яснее становится для нас, нто коренным переворотом по отношению в музыке ХVIII столетия явилось именно то, что Бетховен, пожалуй, еще в большей мере п о э т, чем м у з ы к а н т.
Ему бросят в этом упрек некоторые современные эстеты; они скажут, что Бетховен слишком проповедник, слишком моралист, слишком содержателен, что он недостаточно музыкант. Сюарес, один из тончайших эстетов Франции, говорит: чем более утончена, изношена, сладострастна данная эпоха, тем менее она. понимает Бетховена. А я думаю, что не только изношенные, сладострастные эпохи не понимали Бетховена, но положение Сюарес вполне можно отнести и к современному буржуазному миру. Сюарес с замечательной тонкостью, проницательностью и большой красотой характеризует Бетховена, как пророка победы, но вместе с тем, этот представитель буржуазного отчаяния, этот публицист и поэт, выражающий собою настроение той лучшей части старого общества, которое говорит, что в героическом отчаянии и в политической ресиньяции только и может найти достойное себе оправдание существование современного мыслящего человека, оценив Бетховена и его титаническую силу, вместе с тем отвертывается от него, потому что он ничего не говорит их душе, потому что он моралист, проповедник, призывающий к победе; эти же люди в победу нe верят и в ней не нуждаются, у; них для борьбы нет больше сил! Как же они могут понимать могущество Бетховена иначе, как нечто им чужое? Но мы, продолжатели Великой Революции, именно в Бетховене можем найти вождя и руководителя в царстве искусства.
Бетховену присуща гигантская жажда равенства. Всякий, кто читал его письма хорошо знает его музыку, признает, что внутри Бетховена жил своеобразный народный юмор, попытка облечь свое веселое в какой-то неуклюжий, но ликующий танец; эта
стихия, в конце-концов, и увенчала: творчество Бетховена великим хором 9-й симфонии. Сюарес даже обвиняет Бетховена и том, что он только оптимист, однако, нужно сказать, что Бетховен не оптимист, который носит розовые очки и через них смотрит на мир. Бетховен слишком провидец, слишком чуткий человек, его сердца не могло не содрогаться от ужасов жизни, он ощущал их в себе, и судьба не давала ему забываться.
Этот человек, так могуче мечтающий о радости, не получил от судьбы ни одной капли этой радости. Отрицательная действительность клещами охватила его сердце, сжав его среди целого ряда унизительных несчастий; но, будучи провидцем и отражая с поражающей многогранностью все нюансы печали, вплоть до бурных приступов временного отчаяния,- Бетховен никогда не склонял головы перед судьбою. И когда первый приступ глухоты потряс его, он сказал. «я схвачу за горло судьбу, но не уступлю».
Эта схватка с судьбою постоянно кончается победой у Бетховена. Песня скорби дает место радости, из этой схватки с судьбою, которая составляет внутреннюю душу Бетховена, его динамику, он всегда выводит нас победителями, Сюарес говорит, что только в песне абсолютного отчаянии есть истинная правда и истинная музыка. Бетховен, по его словам, слишком счастлив своей твердой уверенностью в победе. Но для вас не ускользнет бесконечная важность этой черты для человечества; он знает все препятствия, стоящие на пути, и в то же время не упускает случая призвать к борьбе и обещает мощным словом пророка конечную победу, Я думаю, что только псевдодемократия может привести людей к недостаточной оценке своих героев и вождей. В 3-й симфонии, вы слышите о герое. Он не приходит к нам, как рисует финал 3-й симфонии, откуда то с небес, чтобы принести чуждый новый, необходимый нам огонь. Не герой выростает среди нас, мы питаем его нашими страданиями, нашими надеждами, он выростает, становится необходимым элементом дальней