958
1915
I.
НИВА
Разсказъ А. А. Дунина.
Съ рисунками Сергѣя Лодыгина.
1568 годъ, считавшійся високоснымъ, тяжелымъ, подходилъ къ концу, и москвичи, не зная, какъ изжить его, съ тревогой заглядывали въ будущее, по примѣтамъ не обѣщавшее ничего хорошаго. Въ столицѣ по первой порошѣ появились волки,чего прежде не было, и дерзость хищниковъ дошла до того, что среди бѣла дня они начали забѣгать на центральныя улицы, даже въ Китай-городъ, гдѣ на виду у всѣхъ загрызли звонаря; повсемѣстно выпавшій на сухую землю снѣгъ едва покрылъ слабые всходы озимей, и поля чернѣли гангренозными пятнами: изъ очей иконы Божіей Матери Печерской въ церкви Ризъ Положенія струились слезы; царь завелъ опричниковъ, и они, грызя и выметая его мнимыхъ враговъ, разъѣзжали по Москвѣ съ метлами, въ песьихъ мордахъ; наконецъ небо вторую недѣло бороздила, загораясь пожаромъ, хвостатая комета, предвѣстница народныхъ бѣдствій.
Творилось что-то неладное.
Было морозное ноябрьское утро или то, что въ Москвѣ считалось утромъ-время около трехъ часовъ ночи. Въ церквахъ звонили къ заутренѣ. Хоръ мѣдныхъ голосовъ, мелодически сливаясь съ октавой Благовѣщенскаго собора, стройно гудѣлъ надъ столицей, важно поднимаясь въ темно-синюю высь, къ небесамъ, усѣяннымъ мерцающими звѣздами. Изъ-за темныхъ зубцовъ частокола, изъ-за деревьевъ, опушенныхъ снѣгомъ, въ теремахъ и палатахъ мелькали огни; въ узкихъ кривыхъ уличкахъ, неправильными радіусами бѣжавшихъ къ Красной площади, въ бѣлесоватой зимней мглѣ, какъ фантастическіе призраки, плыли люди въ тяжелыхъ мѣховыхъ одеждахъ и горлатныхъ шапкахъ, скользили полозья чудовищныхъ возковъ и колымагъ, запряженныхъ цугомъ, храпѣли и ржали горячіе кони, хлопали бичи, слышался говоръ, звенѣлъ затаенный дѣвическій смѣхъ.
Москвичи спѣшили въ церкви.
На паперти Покровскаго собора сидѣли и стояли, держа въ рукахъ свѣчи съ желтыми, мигающими язычками, нищіе, убогіе, калѣки и юродивые, одѣтые, несмотря на жестокій холодъ, въ жалкія рубища или въ однѣ длинныя холщевыя рубахи. На юродивыхъ звенѣли врѣзавшіяся въ тѣло тяжелыя вериги, крестообразно препоясанныя на груди въ видѣ дьяконскаго ораря и запертыя замкомъ; ихъ головы съ колтуномъ, съ нечесаными волосами, спускавшимися до плечъ, не были прикрыты, а ноги были босы. Это была цѣлая корпорація божьихъ людей , составлявшая такую же принадлежность Москвы, какъ и ея святыни, храмы, кремлевскія стѣны. Изъ нихъ юродивые пользовались наибольшей популярностью. Они были не сребролюбивы, святы и въ своей святости-наивно-смѣлы. Они въ глаза говорили царю то, что думали, и чего никогда не рѣшился бы сказать Грозному ни одинъ изъ его приближенныхъ бояръ или опричниковъ; они обличали царя и его фаворитовъ въ несправедливости, въ утѣсненіяхъ и обидахъ, чинимыхъ народу, и царь, и бояре, и народъ-всѣ одинаково смотрѣли на нихъ, какъ на божьихъ людей, которымъ все открыто-настоящее, прошедшее и будущее ихъ современниковъ.
Богомольцы, всходя на паперть, одѣляли подаяніемъ нищенствующую и юродствующую братію и прислушивались къ рѣчамъ юродивыхъ, говорившихъ, какъ древнія Сивиллы, не прямо. а туманными афоризмами и аллегоріями
И все камешки, все камешки. И ни одного зернышка! Ая-яй!-жаловался старецъ Николушка. божій человѣкъ, всю жизнь изжившій у кремлевскихъ стѣнъ, подъ открытымъ небомъ, на голой землѣ или на снѣгу.-Ужо прибѣгутъ племяннички... шушу! Назовутся братьями и откроютъ другъ другу вся внутренняя своя. Ха-ха!-неожиданно разразился онъ громкимъ смѣхомъ.Вотъ гдѣ черно-то... какъ у протопопа въ трубѣ! Ничего, дядя вычиститъ...
О чемъ это Миколушка-то?-спросилъ посадскій, обращаясь къ толстому, красному, какъ тульскій самоваръ, купцу.-Никакъ орду предвѣщаетъ?
- Кака орда!- огрызнулся купецъ.- Не орду, а гладъ.-понять?
1915
No 52.
Тэ-экъ-съ,-протянулъ посадскій, конфузливо ретируясь въ толшу, окружившую юродивыхъ.
Кровушки, кровушки! предлагалъ юродивый Варсонофьюшка, по-дѣтски улыбаясь и переливая изъ фляги въ чашку и обратно подкрашенную фуксиномъ воду. Не хотите ли кровушки, люди добрые? Те-четъ, те-четъ кровушка хресьянская, струйками алыми. А то-читъ, то-читъ кровушку царь Иванъ Васильевичъ всея Руси православной. Такъ-то!
По ступенямъ медленно поднимался на паперть приставъ разбойнаго приказа Иванъ Репьевъ или, въ просторѣчіи, Ванька Репей, выкрестъ изъ татаръ, человѣкъ грузной комплекціи, словно цѣликомъ высѣченный изъ гранитной глыбы, богатырски-высокаго роста и непомѣрной силы, о которой, какъ и о его жестокости, по Москвѣ ходили легенды. Изъ-подъ густыхъ, сѣдымъ мхомъ нависшихъ бровей пристава зорко высматривали и сверлили толпу рысьи глазки, а приплюснутый носъ съ раздутыми ноздрями какъ бы нюхалъ воздухъ; легкая судорога подергивала широкія скулы и жидкую клиновидную бороденку.
За Репьемъ шло трое стрѣльцовъ.
Замѣтивъ пристава, толпа испуганно шарахнулась въ сторону: многіе поспѣшили скрыться въ дверяхъ церковнаго притвора.
Лишь одинъ человѣкъ, стоявшій у рѣзной колонны, не сдвинулся съ мѣста и только прикрылся воротникомъ охабня, скрывшимъ лицо.
- Такъ, такъ, Варсонофьюшка!-иронически разсмѣялся приставъ, останавливаясь передъ юродивымъ, сидѣвшимъ на корточкахъ.-Такъ точитъ, говоришь?
- То-о-читъ, милла-ай!-жалобно затянулъ юродивый.-Во-отъ какъ то-о-читъ, песъ окаянной...
Да какъ ты смѣешь поносить государя? рявкнулъ приставъ, замахнувшись кулакомъ.-Да я тебя, бездѣльникъ, живого въ землю зарою!
Незнакомецъ, быстро отдѣлившись отъ колонны, рѣшительно шагнулъ къ приставу.
Стой!-остановилъ онъ пристава, схвативъ его за воротъ.Стой, катъ!
Оторопѣвшій отъ неожиданности приставъ засопѣлъ, какъ кузнечный мѣхъ, втягивая всей грудью струю воздуха, и, круто повернувъ плечами, наотмашь ударилъ незнакомца въ ухо.
Послѣдній отъ удара отлетѣлъ въ сторону, охабень распахнулся. и на пристава глянуло молодое лицо съ сѣрыми лучистыми глазами, съ прямымъ и сухимъ носомъ, обрамленное русой бородкой.
- Васька Кремневъ?!-изумился приставъ.
Когда-то былъ онъ,-хмуро подтвердилъ незнакомецъ.
- Вяжи его, ребята!-приказалъ приставъ стрѣльцамъ.
- Что жъ, вяжи, твой день,-спокойно произнесъ Кремневъ.Кабы не храмъ Божій, показалъ бы я тебѣ, какъ взять Ваську Кремнева.
На паперти, пока стрѣльцы вязали арестованнаго, собралась толпа любопытныхъ.
- Сказываютъ, разбойника пымали?-спрашивала какая-то старушка, напоминавшая старый, пересидѣвшій на корнѣ грибъ. Сто душъ, говорятъ, загубилъ?
Атамана, баушка, пояснилъ дюжій охотнорядецъ.Караванъ разбилъ, казну пощипалъ...
Чего зря-то мелешь, дура стоеросовая! обругалъ его конюхъ съ патріаршаго двора. Не разбойника, а царскаго ключника пымали, родная... Ваську Кремнева.
- Охъ, Репей, Репей!-причиталъ Варсонофьюшка, въ тактъ раскачиваясь всѣмъ тѣломъ.-Не сносить тебѣ, Репью, своей головушки. А стоять тебѣ, Репеюшка, во чистомъ полѣ, да при дороженькѣ...
- Цыцъ!- рявкнулъ на него приставъ.- Ребята,- обратился онъ къ стрѣльцамъ:- возьмите-ка заодно и этого лохматаго.
Но красавцы-бородачи, испуганно косясь на юродиваго, попятились назадъ.
- Проваливай! Не замай святого человѣка!- кричали въ солнѣ.-Куда лѣзешь съ поганымъ рыломъ!