ЗА ДУШУ!
Не успѣло слово «сдаются» разнестись по рядамъ, какъ вся эта масса, словно одинъ человѣкъ, ринулась къ торжеству, къ кровавому, но захватывающему боевому счастью, къ дерзкому восторгу побѣды! Тутъ уже не было нужды понукать отсталыхъ: люди, точно у нихъ крылья выросли, неслись водопольемъ, прорвавшимъ жалкія плотины. Уже не «ура», вся земля каждою своей порой кричитъ что-то радостное, безумное, смѣлое до такой степени, что само небо не могло-бы теперь удержать этой мощи, направить ее въ спокойное русло. Какія не встань по пути твердыни — рухнутъ!
«Боже мой», — думаетъ Готовцевъ, — «что это за радостное чувство побѣды! Какимъ счастьемъ переполнены всѣ. Скачешь впередъ, дышишь полною грудью, а все тебѣ воздуху и простору мало. Обнялъ-бы и расцѣловалъ всѣхъ». Никогда онъ ни раньше, ни послѣ не испытывалъ ничего подобнаго. Вслѣдъ за Волошиновымъ онъ карьеромъ несся впередъ. Генералъ нетерпѣливо шпорилъ коня; вѣтви хлестали въ лицо, когда всадники не успѣвали нагнуться. Кони перескакивали черезъ ручьи и овраги, а въ догонку имъ гремѣло все то-же стихійное, торжествующее «ура»! Хотѣлось смѣяться, кричать. «Какъ хорошо, какъ хорошо!» — въ счастливомъ забытьѣ повторялъ Готовцевъ, исцарапанный вѣтвями, чуть не сваливаясь съ лошади, когда она скользила по льду или проваливалась въ снѣгъ. Миновали деревню — по пути трупы, всѣ почти лицомъ кверху — прямо въ небо смотрятъ ихъ незрячія очи. Изъ зіяющихъ ранъ еще сочится кровь. Встрѣчаются павшіе, схватившіеся одинъ съ другимъ; такъ и отошли въ порывѣ безумной ненависти въ немеркнующее царство иного міра. Еще не сознаешь, какое громадное дѣло выиграно, еще не понимаешь, что это самое крупное событіе настоящей войны, — радуешься просто тому, что наша взяла, что больше никто здѣсь, сегодня, де упадетъ съ разбитымъ черепомъ, съ продырявленною грудью.
Наконецъ все это ушло, отгорѣло, отзвучало... На другой день былъ смотръ. Скоро генералъ остался одинъ. Ночь была тиха.
РОМАНЪ.
Продолженіе.
VII.