Двери, окна всѣ порастворены, Холодокъ идетъ по всѣмъ комнатамъ И заходить къ намъ въ помѣщенія. Мы не можемъ спать ночи цѣлыя,
Мы привыкли жить по кротиному. Поступать во всемъ по звѣриному... Укроти ты ихъ, дѣтей крамольныхъ,
Вновь вели закрыть ставни крѣпкія, Закрѣпить опять ихъ замочками,
А смутьяновъ тѣхъ въ погреба сажать, И чтобъ балочекъ тѣхъ не тронули — Мы надѣнемъ имъ цѣпи крѣпкія».
Тутъ ужъ «братецъ» самъ устоять не могъ, И махнулъ рукой, далъ имъ волюшку...
И опятъ стоить домъ тотъ камерный... Окна наглухо заколочены,
И замки на нихъ понавѣшаны, У воротъ опять караулъ стоитъ, А вокругъ его понаставлены Все игрушечки пулеметныя...
А «смутьяны» тѣ въ погребахъ сидятъ По рукамъ, ногамъ въ цѣпь закованы... Но остались имъ зубы крѣпкіе. Зубы острые и голодные...
И грызутъ они гнилы балочки,
На чемъ держится домъ готъ каменный... Забіяка.
Мѣра за мѣру.
За рядъ статей, за дерзостныя рѣчи Наказана зловредная печать: Редакторы разсажены далече,
Журналамъ всѣмъ приходится молчать. Рядъ грозныхъ мѣръ... Но этихъ мѣръ все мало. Чтобъ въ корнѣ зло пресѣчь, искоренить ― Какъ видимъ мы, необходимо стало Всѣ разомъ типографіи закрыть.
Я внѣ, себя отъ этихъ мѣръ идейныхъ И потому рѣшился-бъ предложить:
Весь длинный рядъ заводовъ оружейныхъ, Не лучше-ль было-бъ — первыми закрыть.
Радикалъ.
― Кто меньше всего думаетъ? — Графъ Витте? ―?!
— Очень просто, потому что всѣ за него думаютъ, что онъ думаетъ, а онъ ровно ничего не думаетъ...
— У васъ есть вѣсы? — спросили современную русскую Ѳемиду.
— Да, они у меня были. — А теперь?
— У меня — только висѣлица...
Кони стойки. Не такъ-то скоро ихъ въ обрывъ свалишь.