ГОС. ЕВРЕЙСКАЯ СТУДИЯ БЕЛОРУССИИ.
Молодой коллектив еще не имеет своей линии ни в выборе пьес, ни в их трактовке и оформлении. Педантизму легко было бы, пуская в ход все орудия пытки солидной критикиˮ, дать об отчетном спектакле (ˮМентшнˮ и „Хейдер“) отрицательный отзыв. Не всегда налицо творческая самостоятельность, не мало заимствований, подчас довольно аляповатых и примитивных. Но если педантизм отбросить, если учесть, что перед нами молодое начинание, то все эти неровности первых шагов так же понятны и закономерны, как „болезни ростаˮ.
В инсценировке „Ментшнˮ многое заслуживает положительной оценки. Уместна эта гротескная острота, таящая в себе, как всегда бывает с подлинным гротеском, углубленный до символа драматизм. Чувствуется продуманное режиссерское руководство (режиссеры — Рафальский и Тарханов).
Совершенно не связан с ходом действия, проще говоря, притянут за волосы финальный момент, когда низы оказываются наверху, а верхи — внизу. Такая передвижка классов свидетельствует, конечно, о похвальной революционности режиссуры, но в искусстве „начала и концыˮ убедительна только тогда, когда одно другим обусловлено, одно из другого вытекает. Сказанное применимо и к инсценировке „Хейдерˮ: „Пионерская революцияˮ в финальной сцене не мотивирована и здесь. В актерском составе имеются заслуживающие внимания силы. Альтман, Нельсон, Элищева, Церфас, Норд и др. они должны еще работать и работать, но право на сцену они имеют — это люди одаренные.
Итог: отчетная постановка свидетельствует о наличии способной режиссуры и актеров. Студию ждут удачи, если она будет работать со всем упорством, со всей напряженностью творческой самостоятельности и творческих исканий.
С. ГР—ЕВ.
О ЦИРКЕ
Один из спорных вопросов: нужен ли в советском строительстве цирк? Действительно ли это — здоровое, разумное, полезное развлечение, организующее массы? Или что-нибудь другое.
И нет к этому вопросу спокойного, беспристрастно взятого отношения. Для одних — это грубый, пошлый отголосок старого балагана. Для других — общественное явление громадной важности. И гдето между двумя этими крайностями лежит решение вопроса.
Цирк — даже хороший, настоящий, „первоклассный“ цирк, — конечно, прежде всего зрелище. Но зрелище не грубое, не пошлое, не балаганное, — это его можно сделать таким, — а чисто массовое. Понятное, доступное, занимательное, близкое массам.
Цирк — искусство, показывающее достижения человеческого тела, как театр показывает достижения человеческой мысли и чувства.
Цирк показывает физическую силу, ловкость, смелость, находчивость, настойчивость, самообладание человека, его правильные, здоровые, красивые, пропорциональные формы, его уменье владеть и управлять своим телом. Цирк дает свое искусство так, как оно есть, — без всяких обманов,
хитростей и скрытых замыслов. И с внешней стороны он похож на живую пластику, на движущуюся скульптуру. Цирк показывает и физическую красоту, ловкость, понятливость животного. И масса всегда любила, любит и будет любить цирк. Его свет, оживление, ловких акробатов, жонглеров, веселых клоунов.
И нельзя же закрывать глаза на то, что подавляющее большинство зрителей в цирках — от массы, от пролетариата. Сюда приходит человек развлечься, отдохнуть. Здесь не над чем задумываться, но за то есть на что посмотреть, тем более что цирковое искусство международно. Оно требует не слов, а действий, движений, — всем и во всех странах всегда одинаково понятных. Можно ли говорить, при таких условиях, о вреде цирка?
Конечно, нет.
Цирк — хорошее, здоровое и занимательное развлечение для масс. Но он был, действительно, всегда засорен и грубостью, и пошлостью, и балаганом, и шарлатанством.
И это все нужно из него сейчас вытравить. А если это так, то мысль сделать все советские цирки государственными (сейчас из двадцати трех
Режиссер „Ментшнˮ — М. Ф. Рафальский.
Молодой коллектив еще не имеет своей линии ни в выборе пьес, ни в их трактовке и оформлении. Педантизму легко было бы, пуская в ход все орудия пытки солидной критикиˮ, дать об отчетном спектакле (ˮМентшнˮ и „Хейдер“) отрицательный отзыв. Не всегда налицо творческая самостоятельность, не мало заимствований, подчас довольно аляповатых и примитивных. Но если педантизм отбросить, если учесть, что перед нами молодое начинание, то все эти неровности первых шагов так же понятны и закономерны, как „болезни ростаˮ.
В инсценировке „Ментшнˮ многое заслуживает положительной оценки. Уместна эта гротескная острота, таящая в себе, как всегда бывает с подлинным гротеском, углубленный до символа драматизм. Чувствуется продуманное режиссерское руководство (режиссеры — Рафальский и Тарханов).
Совершенно не связан с ходом действия, проще говоря, притянут за волосы финальный момент, когда низы оказываются наверху, а верхи — внизу. Такая передвижка классов свидетельствует, конечно, о похвальной революционности режиссуры, но в искусстве „начала и концыˮ убедительна только тогда, когда одно другим обусловлено, одно из другого вытекает. Сказанное применимо и к инсценировке „Хейдерˮ: „Пионерская революцияˮ в финальной сцене не мотивирована и здесь. В актерском составе имеются заслуживающие внимания силы. Альтман, Нельсон, Элищева, Церфас, Норд и др. они должны еще работать и работать, но право на сцену они имеют — это люди одаренные.
Итог: отчетная постановка свидетельствует о наличии способной режиссуры и актеров. Студию ждут удачи, если она будет работать со всем упорством, со всей напряженностью творческой самостоятельности и творческих исканий.
С. ГР—ЕВ.
О ЦИРКЕ
Один из спорных вопросов: нужен ли в советском строительстве цирк? Действительно ли это — здоровое, разумное, полезное развлечение, организующее массы? Или что-нибудь другое.
И нет к этому вопросу спокойного, беспристрастно взятого отношения. Для одних — это грубый, пошлый отголосок старого балагана. Для других — общественное явление громадной важности. И гдето между двумя этими крайностями лежит решение вопроса.
Цирк — даже хороший, настоящий, „первоклассный“ цирк, — конечно, прежде всего зрелище. Но зрелище не грубое, не пошлое, не балаганное, — это его можно сделать таким, — а чисто массовое. Понятное, доступное, занимательное, близкое массам.
Цирк — искусство, показывающее достижения человеческого тела, как театр показывает достижения человеческой мысли и чувства.
Цирк показывает физическую силу, ловкость, смелость, находчивость, настойчивость, самообладание человека, его правильные, здоровые, красивые, пропорциональные формы, его уменье владеть и управлять своим телом. Цирк дает свое искусство так, как оно есть, — без всяких обманов,
хитростей и скрытых замыслов. И с внешней стороны он похож на живую пластику, на движущуюся скульптуру. Цирк показывает и физическую красоту, ловкость, понятливость животного. И масса всегда любила, любит и будет любить цирк. Его свет, оживление, ловких акробатов, жонглеров, веселых клоунов.
И нельзя же закрывать глаза на то, что подавляющее большинство зрителей в цирках — от массы, от пролетариата. Сюда приходит человек развлечься, отдохнуть. Здесь не над чем задумываться, но за то есть на что посмотреть, тем более что цирковое искусство международно. Оно требует не слов, а действий, движений, — всем и во всех странах всегда одинаково понятных. Можно ли говорить, при таких условиях, о вреде цирка?
Конечно, нет.
Цирк — хорошее, здоровое и занимательное развлечение для масс. Но он был, действительно, всегда засорен и грубостью, и пошлостью, и балаганом, и шарлатанством.
И это все нужно из него сейчас вытравить. А если это так, то мысль сделать все советские цирки государственными (сейчас из двадцати трех
Режиссер „Ментшнˮ — М. Ф. Рафальский.