огромный! Я тамъ родилась и жила до восьми лѣтъ. Потомъ, тамъ есть садъ съ яблонями, густой, тѣнистый... Тамъ старая мебель, какой ты здѣсь ни у кого не увидишь. Тамъ есть портреты и клавикорды, изъ оконъ гостиной виденъ соборъ и утромъ слышно, какъ звонятъ къ ранней обѣднѣ. Да и вообще, весь городъ — очень милъ, какъ игрушка. Находись онъ заграницей, въ Италіи, всѣ бы двадцать разъ ѣздили бы его осматривать, а у насъ ничего своего не цѣнятъ, всегда нужно, чтобы иностранцы насъ носомъ ткнули...
— Что же ты сердишься. Я ничего противъ Данилова не говорю. Можетъбыть, это рай земной; я не знаю. Если тамъ такъ хорошо, какъ ты говоришь и, дѣйствительно, ты думаешь, что тебѣ будетъ полезно прожить тамъ дней пятнадцать, я, конечно, могу взять отпускъ...
— Правда? правда? Милый Вадя, какъ я тебѣ благодарна. Прости меня, я была къ тебѣ несправедлива! но, право, я устала, проведя все лѣто въ городѣ, да и ты самъ утомился. Теперь осень, конечно, но это ничего не значитъ. Теперь лѣса цвѣтные: желтые, розовые, лиловые, пойдемъ
за послѣдними грибами. Еслибъ ты зналъ, какъ я была въ нашемъ большомъ и старомъ домѣ!
— Ты тогда была ребенкомъ, тебѣ было всего восемь лѣтъ, ты, я думаю, все позабыла...
— Все помню, до послѣдней мелочи! Въ дѣтской стѣны были выкрашены въ синюю краску, висѣли часы съ кукушкой. Вотъ такъ стояла моя кровать, такъ нянинъ сундукъ, на которомъ она спала, тутъ мой столикъ, въ углу образникъ, изъ окна былъ виденъ дворъ лѣтомъ онъ былъ покрытъ травою, зимой устраивали на немъ катокъ. Я люблю катаніе на конькахъ. И теперь еще люблю. Позабыла, вѣроятно, но вспомнить недолго.
— Едва ли мы тамъ пробудемъ до зимы! — рѣшился наконецъ прервать Машины мечтанья Вадимъ Алексѣевичъ. Та посмотрѣла на него съ удивленіемъ, потомъ спокойно замѣтила:
— Я буду кататься здѣсь, въ Петроградѣ!
Было замѣтно, что даже планы поѣздки успокаиваютъ Марью Петровну, такъ что съ одной стороны можно было считать счастливою мысль о посѣщеніи Данилова.
Но съ другой стороны осенью ѣхать въ уѣздный, захолустный городъ на двѣ недѣли! Вадиму Алексѣевичу почему-то даже вспомнилась картина Сурикова «Меньшиковъ въ ссылкѣ». А можетъ-быть, все это, и не такъ ужасно? Правда, они оба устали и воздухъ сдѣлался какой-то истерическій. А тамъ розовый, осенній лѣсъ, колокола, катокъ, яблоки. У Вадима Алексѣевича всѣ сельскія развлеченія, относящіяся къ совершенно различнымъ временамъ года начинали сливаться въ одну не особенно ясную, но не лишенную пріятности картину.
II.
Марья Петровна готовилась къ дорогѣ совершенно особеннымъ манеромъ. Казалось, она собиралась дѣлать путешествіе по своимъ воспоминаніямъ. Она вытаскивала изъ альбомовъ старыя пожелтѣвшія фотографіи и укладывала имъ вмѣстѣ со старыми же письмами. Изъ сундука, гдѣ у нея хранилась неизвѣстно для чего, всякая дрянь, она выбирала какія-то ленточки, чуть ли не пустые флаконы изъ подъ духовъ. Иногда отрывъ
Усадьба Медвѣдевыхъ, Курской губ.
Рис. И. Томковича.