Пролетарии всеx стран, соединяйтесь!
НОВЫЙ ЗРИТЕЛЬ
театральный
ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК МОНО РЕДАКЦИЯ
РЕДКОЛЛЕГИЯ МОСК. ТЕАТР. ИЗД.
№ 45 (96)
Москва, Кузнецкий Мост, 1/9. Телефон 5-78-84№ 45 (96)
10 ноября2-й год издания1925 Г.
ТЕАТР И ЖИЗНЬ
Восемь лет тому назад, ко мне в Смольный явился некий актер Малого (! ) театра с предложеньем выдать ему мандат, дающий право, в случае забастовки или каких либо других эксцессов со стороны актеров, принять соответствующие административные меры. Конечно, наивно было предполагать, что актер этот искренно принял Революцию и искренно предлагал помощь. Просто это был карьерист, собиравшийся спекульнуть на театральном безвременьи. Но так как в те дни союзников было мало и помощь была важна, откуда-бы она не исходила, то я выдала ему просимый мандат. Несмотря на то, что документ этот не был использован, он не был мной отобран: время было такое, что не до того было. По всей вероятности, г-н X. сам уничтожил его при приближении Юденича к Петрограду.
На ряду с этим, припоминаю вторую фазу взаимоотношений между театром и правительством, фазу, когда это последнее настолько окрепло, что могло диктовать свои условия. Я подразумеваю приезд в тогдашний центр к т. Луначарскому Е. К. Малиновской, комиссара Московских театров. Она, в свою очередь, приехала за мандатом, позволяющим ей усмирить строптивые театры Москвы.
Хотя театры открыто не выступали против Октябрьской Революции, но для всякого стороннего наблюдателя было ясно, что они молчаливо протестовали против всевозможных „насилийˮ (хотя материально были обставлены лучше, чем кто бы то ни было), и находились в контакте с саботирующей власть интеллигенцией. Саботаж этот выражался в вялости постановок, в общей хал
турности спектаклей и в пренебрежении к пролетарскому зрителю, которому новая власть широко раскрыла двери театров.
Примерно в тот-же период мной было дано В. Э. Мейерхольду задание организовать зрелища в казармах для того, чтобы хотя временно отвлечь демобилизованные массы от разгрома винных складов.
Всеволод Эмильевич, со свойственной ему энергией и настойчивостью, создал ударные группы семерок и, хотя работу этих семерок, по признанию самого В. Э., нельзя было назвать удачной и она не внесла новых лавров в его венок, но была необычайно симптоматична. Даже умышленно нельзя было придумать более яркой демонстрации двух самых враждебных друг другу миров: с одной стороны были задерганные, замызганные, измученные войной солдаты, с другой — вылощенные актеры с чуждой слушателю психологией и несоответственным репертуаром, в виде арий из Онегина и Тоски и строк Бальмонта и Ахматовой.
Перед такой неразрешимой, казалось-бы, дилеммой стояли в то время организаторы Театрального Отдела, которому молодое рабочее правительство поручило созданье нового, близкого пролетариату, театра. Но горнило Революции стало постепенно выковывать как новые театральные формы и содержанье, так и новых драматурга, режиссера и актера, соответствующих переживаемой эпохе.
Трудно рождалось и сейчас еще не произошло окончательное оформление современного театра. Революция началась в нем с ломки старых форм. Причем, в первое время не прочь были провозглашать подлинно-революционным театр с новыми
НОВЫЙ ЗРИТЕЛЬ
театральный
ЕЖЕНЕДЕЛЬНИК МОНО РЕДАКЦИЯ
РЕДКОЛЛЕГИЯ МОСК. ТЕАТР. ИЗД.
№ 45 (96)
Москва, Кузнецкий Мост, 1/9. Телефон 5-78-84№ 45 (96)
10 ноября2-й год издания1925 Г.
ТЕАТР И ЖИЗНЬ
Восемь лет тому назад, ко мне в Смольный явился некий актер Малого (! ) театра с предложеньем выдать ему мандат, дающий право, в случае забастовки или каких либо других эксцессов со стороны актеров, принять соответствующие административные меры. Конечно, наивно было предполагать, что актер этот искренно принял Революцию и искренно предлагал помощь. Просто это был карьерист, собиравшийся спекульнуть на театральном безвременьи. Но так как в те дни союзников было мало и помощь была важна, откуда-бы она не исходила, то я выдала ему просимый мандат. Несмотря на то, что документ этот не был использован, он не был мной отобран: время было такое, что не до того было. По всей вероятности, г-н X. сам уничтожил его при приближении Юденича к Петрограду.
На ряду с этим, припоминаю вторую фазу взаимоотношений между театром и правительством, фазу, когда это последнее настолько окрепло, что могло диктовать свои условия. Я подразумеваю приезд в тогдашний центр к т. Луначарскому Е. К. Малиновской, комиссара Московских театров. Она, в свою очередь, приехала за мандатом, позволяющим ей усмирить строптивые театры Москвы.
Хотя театры открыто не выступали против Октябрьской Революции, но для всякого стороннего наблюдателя было ясно, что они молчаливо протестовали против всевозможных „насилийˮ (хотя материально были обставлены лучше, чем кто бы то ни было), и находились в контакте с саботирующей власть интеллигенцией. Саботаж этот выражался в вялости постановок, в общей хал
турности спектаклей и в пренебрежении к пролетарскому зрителю, которому новая власть широко раскрыла двери театров.
Примерно в тот-же период мной было дано В. Э. Мейерхольду задание организовать зрелища в казармах для того, чтобы хотя временно отвлечь демобилизованные массы от разгрома винных складов.
Всеволод Эмильевич, со свойственной ему энергией и настойчивостью, создал ударные группы семерок и, хотя работу этих семерок, по признанию самого В. Э., нельзя было назвать удачной и она не внесла новых лавров в его венок, но была необычайно симптоматична. Даже умышленно нельзя было придумать более яркой демонстрации двух самых враждебных друг другу миров: с одной стороны были задерганные, замызганные, измученные войной солдаты, с другой — вылощенные актеры с чуждой слушателю психологией и несоответственным репертуаром, в виде арий из Онегина и Тоски и строк Бальмонта и Ахматовой.
Перед такой неразрешимой, казалось-бы, дилеммой стояли в то время организаторы Театрального Отдела, которому молодое рабочее правительство поручило созданье нового, близкого пролетариату, театра. Но горнило Революции стало постепенно выковывать как новые театральные формы и содержанье, так и новых драматурга, режиссера и актера, соответствующих переживаемой эпохе.
Трудно рождалось и сейчас еще не произошло окончательное оформление современного театра. Революция началась в нем с ломки старых форм. Причем, в первое время не прочь были провозглашать подлинно-революционным театр с новыми